— Остановитесь-ка, Таня Косова!

Таня притормозила машину, по всем правилам прижалась к краю дороги, переключила свет на подфарники. И только тогда испуганно повернулась к Позднякову.

— Вам плохо?

— Это у вас плохо получается. Мы ведь так за сутки не доберемся. Замуж вам надо, девушка, поживей стали бы, — грубовато пошутил он.

— У меня мужа на фронте убили, — тихо сказала Таня, уступая ему свое место.

Поздняков виновато посмотрел на совсем еще молоденькую вдову, сел за руль. Машина тронулась.

— Алексей Иванович, а ничего?..

— Что?

— Что я руль вам дала?.. Мы ведь не имеем права, Алексей Иванович…

— Есть у меня «корочки», Таня.

— Нет, правда?

— Вот, пожалуйста. — Поздняков, ведя машину, порылся рукой в карманах, показал водительское удостоверение.

— Первого класса? — удивилась девушка. — Значит, правду говорят, что вы шофер?

Поздняков смолчал.

— Простите, Алексей Иванович. Я ведь не хотела…

— Обидеть? Но и я тоже не хотел обидеть вас, Таня, а вырвалось. Больно, когда другие в твоих ранах копаются. Правда?

— Правда, Алексей Иванович, — охотно отозвалась та.

ЗИС-101, словно почуяв опытную твердую руку, бешено мчался трактом. То и дело, ослепив, с воем проносились мимо него встречные грузовики и полуприцепы, шарахались в сторону красные огоньки стоп-сигналов. Холодный, пронизывающий ветерок заходил под ногами, забираясь под полы тулупов. И однозвучно, натруженно пел мотор. Слипаются, тяжелеют веки.

— Что, Таня, клонит ко сну?

— Ой, клонит.

— А петь можете?

— Плохо, — улыбнулась неожиданному вопросу девушка.

— Запевайте! Песня, она сон прогоняет. Ну, что же вы?

— «Катюшу»?

— Давайте «Катюшу».

Таня, глядя на Позднякова, несмело завела:

Поздняков вздохнул, подхватил басом:

В Баяндае Поздняков послал разбудить Сидорова.

В жарко натопленной гостинице ни души. Ни одного водителя и в диспетчерской. Не спят, не используют законного отдыха шоферы, бегут по тракту машины.

Поздняков почувствовал, как снова навалился сон.

Вышел во двор, нахватался морозного воздуха, до боли натер лицо сухим снегом.

— Как идут дела, товарищ Сидоров? — бросил он появившемуся начальнику ДОКа.

— Хорошо, Алексей Иванович. Может, на продукцию полюбуетесь? Доска к доске — высшего сорта. Вот завтра березу досушим, начнем брусья делать.

— Это хорошо, что березу. Завтра и начинайте чурки для газогенераторных машин пилить. Березовые чурки!

Щеточка усов Сидорова прыгнула вверх.

— Так ведь береза-то…

— Что береза?

— Отменная, деловая. Доска из нее — первый сорт!

— Пустяки. Вот завтра и ставьте пилораму на чурки. Всю березу на чурки, товарищ Сидоров!

— Понимаю, Алексей Иванович: всю березу… А брусья как?

— Подождут брусья. Тут, товарищ Сидоров, не березу, а дом на чурки пустить не жалко… Пилите и немедленно отправляйте в Качуг. Нам ведь сорок газогенераторных машин отправлять надо.

В Качуг приехали незадолго до утренней пересменки. В широченном, едва не до полу собачьем тулупе Поздняков ввалился в диспетчерскую, заняв собой добрую ее половину. Диспетчер, увидав его, подскочил с места.

— Товарищ Поздняков? Что ж это будет-то? Как же это в Якутск?.. Без дороги?

Поздняков удивился: неужели до Качуга уже дошли вести?

— О чем вы спрашиваете, товарищ?

— Так ведь машины, говорят, прямо по снегу посылать будут. По Лене. До самого Якутска, сказывали, муку вывозить…

— Вы-то откуда знаете, что будут?

— Так как же, Алексей Иванович, ночью еще из Иркутска звонили, шофера вот приехали, рассказывают. Не звонили бы, так другое подумал…

— Что?

— Разыгрывают меня, старика. Ледянка-то, она ведь до Жигалово только, а дальше как? Целиной? Или брехня это?

Поздняков сбросил тулуп на пол, стянул надавившую плечи шубу, сложил комком, положил на тулуп, к печке.

— Нет, не брехня. Закройте-ка свое окошечко и ни одной машины на тракт. И сменному передайте: утром собрание проведем.

— Хорошо, Алексей Иванович.

— И всех, кто с тракта вернется, тоже на прикол.

— Ясно.

— И скажите начальнику автопункта, чтобы к девяти приготовил клуб и собрал всех водителей и ремонтеров. А меня… в восемь разбудите.

— Понял, Алексей Иванович. — Диспетчер захлопнул окошко в водительскую, прибрал на столе, напялил на себя полушубок. — Ну дела! Сроду еще такого не было, сколь работаю тут, чтобы на такое дело идти… Может, чайку выпьете с дороги, Алексей Иванович?

Ответа не последовало. Поздняков, подложив под ухо руку, спал. Старичок поправил под головой Позднякова свернутую подушкой шубу и, осторожно ступая поскрипывающими половицами, нырнул в хлынувшее в дверь морозное облако.

Утром Позднякова разбудил вновь заступивший на дежурство диспетчер.

Весь автопунктовский двор забит машинами. Водители целыми толпами бродят по автопункту, стоят у диспетчерской, теснятся в конторе, обсуждают, судачат, спорят, ждут обещанного собрания: что за поход готовится по занесенной снегом Лене? Увидали появившегося из диспетчерской Позднякова, ринулись к нему, обступили.

— За чем остановка, Алексей Иваныч?

— Куда ехать велят?

— Кто ж по снегу проедет? Расчищать будут или как?..

Рублев пробился в круг, потеснил водителей.

— Тихо, товарищи! Сейчас все в клуб, там все скажут!.. — И Позднякову — Я думаю, открытое партийное проведем, Алексей Иванович, так верней будет.

Поздняков подумал. Задача трудная, коммунисты должны помочь.

— Собирайте партийное, товарищ Рублев.

Большой зал клуба забит до отказа людьми. Пришли не только водители, пришли ремонтники, механики — все, кто был свободен от смены. Рублев открыл собрание, сам же и предоставил слово Позднякову. Зал притих.

— Товарищи! — сказал Поздняков с трибуны. — В позапрошлом году вы отлично справились с такой трудной задачей, как строительство обходного пути. В прошлую зиму…

— Дело говори, Алексей Иваныч! Чего старое ворошить! — выкрикнули с мест.

— Куда ехать должны?

— Условия!..

Весь пафос, с каким Поздняков начал было свою речь, выстрелил вхолостую. Рублев, видя заминку начальника управления, подсказал ему:

— Говорите, что от нас требуется, Алексей Иванович!

Поздняков, уловив в тоне Рублева уверенность и поддержку, облегченно вздохнул.

— Так вот о самом деле…

И он объяснил, что требуется от водителей. В заключение сказал:

— Трудно будет пройти первый рейс до Якутска. А там, уже по проторенной дороге, возить будет легче. Прошу добровольцев записаться.

— Дозвольте слово? — встал с первых рядов молодой водитель.

— Говори, — разрешил Рублев.

Парень вышел к трибуне, оперся о нее рукой, обвел веселым взглядом присутствующих.

— Я так понимаю: дорогу нам колхозники проведут, резиной и запчастями снабдить обещают — чего ж не ехать? Я, как комсорг автопункта, заверяю: мы, комсомольцы, не подведем! Мы и раньше не подводили… верно, товарищи!

— Верно! Записывай! Не подведем! — загудел зал.

— Все? — спросил Рублев комсорга.

— Все. Пиши всех нас, Николай Степанович, едем!

— Ну а все, так садись, — неожиданно строго приказал Рублев. И, подождав, когда успокоятся в зале, добавил, обращаясь к севшему на свое место комсоргу: — Нам не заверять, а хлеб спасать надо. Больно у тебя все это легко получается: дорога, резина будет — поехали! Не будет вам хорошей дороги, товарищи! И легкого рейса тоже не будет!

Зал замолчал, замер. Удивленно посмотрел на Рублева и Поздняков: что он их запугивает?

— Ледянку от Качуга до Жигалово мы две недели вели. Это сто семьдесят шесть километров. А сколько надо ее от Жигалово до Якутска вести? Два месяца? И то мало? Так вот проковыряют вам дорожку пехлом колхозники, как сумеют, и двигай, торопись проскочить, пока метель не замела или опять снегом не завалило. Да и проехать по такой не каждый сумеет. Ты, например, герой, — он опять повернулся к комсоргу, — на первом километре машину в сугроб зароешь. Это я тебя заверяю.