Он намеренно подчеркнул это слово. Эмили разозлилась.

— Это твои фантазии, не мои. Ты хотел, чтобы я была у твоих ног, ожидала свободной от парламента минутки, чтобы быстро потрахаться и снова ждать твоего возвращения.

Малкольма шокировала ее вульгарность, но мрачное выражение его лица сменилось чем-то похожим на боль.

— Господи, Эмили, — вздохнул он. — Когда же мы оступились?

Она внезапно ощутила усталость — жуткую усталость, от которой хотелось забиться в его объятиях и позволить ему держать ее, пока она плачет.

— Я не знаю, Малкольм. Но я хотела бы все вернуть.

Она помолчала. В мерцающем свете свечей она видела на его лице то же отчаяние, которое овладело ее душой.

— Но я не могу все вернуть, — прошептала она. — Возможно, нам стоит признаться, что счастье нам просто не суждено.

— Я в это не верю.

Его голос был твердым. Что бы он о ней ни думал, как бы ни злился, он не мог допустить поражения.

— Почему ты так уверен? — спросила она.

— Назови это интуицией.

Та же интуиция много месяцев назад сломала в библиотеке ее жизнь — и ту же судьбу, похоже, он жаждал увидеть в их будущем.

Но она не видела нужного пути. Возможно, счастье, как блуждающий огонек, всегда ускользает у самых пальцев, ведя к разрушению.

— Нет такой вещи, как интуиция.

— Я читал твои книги, Эмили. Ты веришь в судьбу. Ты веришь в предназначение. И твоя судьба здесь, со мной.

Он шагнул вперед, привлекая ее в объятия.

— Скажи мне, чего ты хочешь. Скажи, что мне сделать, чтобы быть с тобой.

Его голос гремел в груди, к которой Эмили прижималась щекой. Его губы касались ее волос. Вернулась та самая нежность, от которой она теряла контроль.

«Никаких интриг», — напомнила она себе.

Но хотя она собиралась сказать ему правду, слишком сложно было смотреть ему прямо в глаза. Она спрятала лицо у него на груди.

— Я хочу верить, что ты видишь меня, истинную меня. Ты видишь меня, не свою графиню, не хозяйку дома и не племенную кобылу. Что ты будешь любить меня, даже если я подведу тебя.

Она хотела остановиться. Но должна была признаться ему до конца, хотя голос упал до шепота.

— Я хочу верить, что однажды ты полюбишь меня так же сильно, как я тебя.

Малкольм напряг руки. Обнимать Эмили было так приятно. Даже если она врала. Даже если хотела сделать его посмешищем.

Даже если он ее не заслуживал.

Он не знал, как признаться в своих чувствах, но он знал, как ее соблазнить. Одна его рука скользнула по ее спине, прелюдией к сладкой битве, в которой он победит. Он мог показать ей свои чувства, но не мог найти слов, чтобы высказать их вслух.

Она отстранилась. И в ее глазах он увидел, как ее сердце из кровавой жертвы превращается в неприступную стену.

— Ты не зацелуешь меня до покорности, Малкольм.

— Я не собирался, — возразил он.

Ложь была слишком очевидна. Она отступила еще на шаг.

Либо скажи мне, что ты чувствуешь — что действительно чувствуешь, а не то, что, как ты думаешь, я хочу услышать. Либо отпусти меня.

Он запаниковал. Он никогда не испытывал паники. Но сейчас его жизнь висела на волоске. И Эмили сжимала ножницы, безжалостная и решительная, как судьба, которая привела его к ней. Он не мог все испортить. И не мог потерять ее ради верно звучащей фразы.

— Ты принадлежишь мне, Эмили. Навсегда. Я не врал, когда произносил свои клятвы. Позволь мне отвести тебя домой и доказать это.

Он знал, что это не те слова, но она должна была почувствовать скрытое за ними чувство. Ее глаза заблестели. Он подумал, что еще миг, и он сможет ее убедить…

Но кто-то постучал в дверь.

— Эмили, ты жива? — позвал Алекс.

— Мне жаль, — прошептала она.

Он потянулся к ней, но Эмили ускользнула.

— Когда ты искал себе жену, ты требовал чего-то бескровного. Ты хотел нечто, что позволит тебе спасти клан, ты не искал счастья для себя. Я бы вышла за тебя, несмотря ни на что, но слишком поздно для всего остального.

Она смерила его убийственным взглядом.

— Но ты должен решить, чего хочешь, Малкольм. Я могу быть холодной женой ради высшего общества. Или твоей любимой. Но не требуй от меня менять эти роли — ни один из нас не выдержит такой жизни.

Она подошла к двери и открыла ее. Алекс ждал, сверля его взглядом, и подал руку Эмили.

Ее слова были воинственными, но глаза говорили, что она все еще хочет его.

Что было хорошо, поскольку в своем желании Малкольм был более чем уверен.

Когда Эмили распахнула дверь, Алекс подал ей руку.

— Мне проводить тебя на обед?

Другие гости сгрудились как можно ближе к двери гостиной и откровенно глазели на их появление. Эмили высоко несла голову, словно привыкла на каждом приеме запираться в отдельной комнате и обсуждать свой брак со своим глупым мужем.

— Как мило с твоей стороны, — сказала она.

И ощутила присутствие Малкольма за спиной раньше, чем заметила враждебный блеск в глазах брата. Она не станет оборачиваться. И не позволит ему повлиять на нее так сильно, что она забудет о том, что хотела от него услышать.

Да, было трусостью с ее стороны уйти, не закончив с ним разговора, но ее радовало, что Алекс постучал в дверь. Не будь его стука, она могла бы принять извинения Малкольма — и лишь позже понять, что его слова вовсе не были извинением.

Однако Малкольм не позволил ей так просто уйти. Его руки опустились на ее плечи.

— Еще три минуты, Эмили, — потребовал он, понизив голос до тихого рычания ей в ухо.

Она начала качать головой.

Он наклонился к ней.

— Пожалуйста.

Забавно, но одно слово лишило ее всех сил.

Она уронила руку с локтя Алекса.

— Отправляйся на обед без меня, — сказала она.

Брат скрестил руки на груди. За ним Себастьян подошел ближе, предлагая свою поддержку.

— Хочешь, чтобы я показал этому деревенщине выход?

Себастьяну хватило бы дикости для такого поступка. Эмили нахмурилась, советуя ему отступить.

И повернулась к Малкольму. Он снова повел ее в салон и захлопнул дверь перед носом аудитории, а затем повернул ключ в замке.

— Итак? — спросила она, скрещивая руки.

Он смотрел на нее так, словно хотел соблазнить. И она могла бы ему это позволить, но знала, что это не поможет. Пока они верили, будто любовная игра заменяет разговоры, все вышло так, что их ссоры вообще не нашли разрешения.

Возможно, он наконец признал этот факт. И отошел от нее, медленно, намеренно, ровно настолько, чтобы их разделило расстояние протянутых друг к другу рук.

Эмили боролась с искушением, не разжимая скрещенных рук. Он провел ладонью по волосам и снова сцепил пальцы за головой. Эмили чувствовала, как волнами расходится от него напряжение.

— Послушай меня, Эмили. Ты хочешь верить, что я вижу тебя такой, как ты есть. И я хочу сказать, что это действительно так. Я вижу чудесную женщину в расцвете ее красоты, которая может заполучить любого мужчину Британии одним лишь движением руки. Я вижу упрямую и строптивую интриганку, которая сделает что угодно ради желанной цели. Я вижу ту, чей интеллект и чувство юмора заставляют ее скучать в обществе — здесь нет для тебя достойного вызова.

Его слова были странной смесью комплиментов и почти оскорблений. Она открыла рот, не зная, принять ли его восхищение или начать возражать.

Но он поднял руку.

— Я вижу женщину, которая всегда помогает своим друзьям, пусть даже ее планы не всегда удаются полностью. Я вижу женщину, чьи страсти так велики, что она выпускает их на бумагу, чтобы сдержать себя. Я вижу автора, чей талант растет с каждой книгой, чье искусство завоевало ей место в одних кругах, закрыв дверь других, и которую любят за этот талант.

Она прислонилась спиной к стене, чтобы удержать равновесие. Но ее муж все еще не закончил.

— Я вижу единственную женщину, которую мог бы взять в жены, единственную, кого я смог полюбить. Ту женщину, ради которой я буду счастлив потерять все. Ту женщину, что способна уничтожить меня, если решит от меня уйти.