Оправдало бы оно те одинокие часы, которые она занималась сочинительством в своей комнате?

Кто-то постучал по одной из французских дверей, напугав ее. Свеча скрывала того, кто привлек ее внимание. Эмили шагнула ближе, неосознанно перехватывая книгу для удара, и увидела, что сквозь стекло за ней наблюдает лорд Карнэч.

Горло сжалось. Эмили поставила свечу на столик, и рука ее не дрожала, когда она открывала дверь.

— Какой приятный сюрприз, милорд, — сказала она.

Банальное замечание. И последовал вежливый ответ:

— Надеюсь, моя библиотека пришлась вам по вкусу, миледи.

— О, вполне. Однако не нужно, чтобы нас видели наедине…

Она замолчала, ожидая, что он уйдет. И когда он этого не сделал, вздернула носик ровно под тем углом, который пугал неудачливых кандидатов в женихи.

Он некоторое время рассматривал ее своими странно острыми серыми глазами, затем закрыл за собой французскую дверь.

— Мы не настолько формальны в своих горах. Если вы удержитесь от поцелуев, ваша репутация вне опасности.

Эмили уставилась на него.

— Я и не думала вас целовать.

Он улыбнулся.

— Лишь потому, что мы еще плохо знакомы.

Возвращение книги на полку она превратила в показательное выступление. Но когда обернулась, он все еще наблюдал за ней, причем так, словно она самое интересное зрелище за всю его жизнь.

— Если вы не хотите уйти, лорд Карнэч, позвольте мне.

— Доброго вечера, милорд, — она присела в намеке на реверанс.

Карнэч поймал ее за руку.

— Останьтесь, — мягко скомандовал он.

Эмили сбросила его руку.

— Я не та женщина, которую вы заманили сюда ради брака. Это ее вы должны искать, не меня.

— Я должен. — Он помотал головой, словно пытаясь прочистить мысли. — Должен. А вы уже сказали мне больше слов, чем мисс Этчингем за обедом.

— Возможно, ей не по вкусу была компания.

— А есть ли компания ей по вкусу?

Эмили не знала, что ответить. И не знала, почему она все еще в библиотеке, обменивается шутками с лордом Карнэчем, тогда как столько лет провела, избегая любого намека на нарушение приличий.

Возможно, ответ был в атмосфере приказа, которую он излучал — что-то в его впечатляющем росте, в твердой линии подбородка, в том, как небрежно отброшены с лица его темные волосы, словно он только что вошел после долгой скачки на коне. Или в том, как внимательно он на нее смотрел, и его серые глаза в лунном свете казались почти серебряными — словно он намеревался произнести заклятие, чтобы удержать ее. Она привыкла, что мужчины восхищаются ею, несмотря на дискомфорт от их настойчивости.

Но сегодня впервые подумала, что сама готова восхищаться мужчиной.

Трепет в животе усилился. И она знала, что это из-за него — не от болезни, как бы ей этого ни хотелось.

Он смотрел на нее несколько долгих секунд, и в тишине библиотеки ее дыхание звучало быстро и поверхностно, как у любой из ее героинь, столкнувшихся с будущим любовником.

Да она с ума сошла, если думает о таком! Но телу было безразлично, в порядке ли ее разум?

— Желаете бокал вина? — спросил он.

Так буднично, словно каждый день приглашал незамужних девушек выпить, а по вторникам даже дважды. Но его глаза остались внимательными, настойчивыми, он не отводил от Эмили взгляда.

Желание, которое она ощущала, все еще можно было победить силой разума. Эмили закрыла глаза, подумала о Пруденс и попыталась убить в себе соблазн.

— Я действительно не должна.

— Я тоже не должен. И все же…

Она открыла глаза. Карнэч отошел и остановился у древней картины, с которой горец в полном клановом облачении, наверное дальний предок, глядел на череду графинов на полке под рамой. Рука Карнэча парила над бутылками, а взгляд не отрывался от нее. И что-то в его лице подсказывало, что он размышляет над какой-то возможностью, принятием какого-то решения, которого она не понимала.

— И все же, — мягко повторил он, — я нахожу, что стоит. Один бокал, леди Эмили. Вы останетесь?

В полуосвещенной библиотеке, где лунный свет сплетался со светом свечи, Эмили ощутила, как оживают ее дремлющие желания. Она переключила все свое бунтарство на написание романов и вела себя идеально, чтобы никто не заподозрил о ее тайной карьере.

Но ей хотелось не только писать. Она мечтала о приключениях, которые прописывала своим героиням, — опасности, возбуждении, тайных сговорах, головокружительной страсти.

— Я не должна, — повторила она вновь.

Он налил в один бокал шерри, в другой виски.

— Останьтесь, — сказал он. — Лучшей компании вам не найти.

— Не слишком ли вы самоуверенны?

Карнэч рассмеялся.

— Я лишь о том, что в данный момент я лучший ваш собеседник, если только вы не предпочитаете общество наших матерей и братьев. Я знаю, что в свете вы могли бы найти куда лучшего компаньона.

Она приняла бокал из его протянутой руки. И когда их пальцы встретились, пожалела, что не носит перчаток.

Эмили попыталась сосредоточиться на разговоре, а не на ленивой улыбке, с которой он потягивал виски.

— Не уверена, милорд. Ведь граф едва ли похож на конюха.

— Но даже у графа нет надежды заполучить вашу руку, так ведь?

Эмили отступила на шаг.

— Вы же не делаете мне предложения?

— Ваш ужас ранит меня.

— Вы не кажетесь раненым, — Эмили не смогла скрыть улыбку.

— Глубоко и тяжело ранен, — сказал он, постучав кулаком по груди над сердцем.

Ее улыбка переросла в смех.

— Только не говорите мне, что у вас способности к драме.

— У всех свои секреты, леди Эмили.

Она попробовала шерри.

— Не у меня, милорд. Я как открытая книга.

Карнэч рассмеялся.

— Я уверен, что это лишь фальшивая обложка. Я не знаю ваших секретов, но Фергюсон говорил, что вы совершенная загадка.

Когда это муж кузины успел обсудить ее с Карнэчем?

— Фергюсону не стоит вмешиваться в чужие дела.

— Вы плохо его знаете, Фергюсон — прирожденный интриган, ответил Карнэч. — Но в этот раз я не могу понять его планов. К чему он предложил мне тихоню мисс Этчингем, зная, что вы способны затмить любую из женщин?

Эмили не ответила на комплимент.

— Мисс Этчингем действительно милая девушка.

— Мне сложно судить. Она и двух слов не сказала за обедом. Вы же… Пока она молчала, я слышал лишь ваш смех.

А я видела только твои глаза. Она не ответила. Эмили знала эти игры. И какими бы ни были намерения Карнэча, она не хотела в них участвовать, не признавалась, что часть ее души мечтает о традиционной страсти и о нем.

— Благодарю за компанию, милорд, но сейчас мне действительно пора спать.

Он отставил почти нетронутый бокал.

— Но я не дождался ответа, — сказал он, словно она намекнула, что хочет остаться, а не уйти. — Почему мисс Этчингем? Почему не вы?

— Я не стану вам достойной компаньонкой, — со всей возможной холодностью ответила Эмили.

— Вот и показала себя Непокоренная, — мягко сказал он.

Это была ее несчастливая кличка, к которой она привыкла в Лондоне и которую использовала в названии бичующей сатиры, недавно возвращенной ею на полку. Главную героиню Эмили писала с себя и надеялась, что благодаря названию никто не догадается о ее авторстве.

— Фергюсон был добросовестным информатором, не так ли?

— Он ошибся?

Нет, не ошибся. Эмили действительно заслужила репутацию неприступной на ярмарке невест. Но она и без того недолюбливала мужчину, который соблазнил ее кузину Мадлен.

— Фергюсон не знает меня. Не знает по-настоящему.

— Любопытно, — сказал он, прислоняясь к полкам, — каково это, знать вас?

— Зачем вам? — спросила Эмили. — Зачем вы хотите меня узнать?

Он пожал плечами.

— Зовите это безумием. Или интуицией. Но если бы я был первым графом, — Карнэч указал на портрет на стене, я наверняка бы уже нес вас на руках к себе в постель.