Дыхание Эмили сбилось. Внезапно ей стало все равно — почему, она хотела лишь знать, станет ли он касаться ее снова, сможет ли в этот раз она ответить на его ласки.

Стук бокала о столешницу вернул ее к реальности.

— Я не закончил этого ровно по той же причине, что и ты, — ответил он.

Эмили вскинула голову и посмотрела на него свысока.

— Никто из нас не хочет рисковать и разрывать эту помолвку, но, будь вы джентльменом, вы приняли бы удар на себя.

Малкольм рассмеялся.

— Аргументы о «джентльменах» не сработают, дорогая. К тому же, мы все еще здесь не поэтому.

— Тогда почему же мы здесь?

Ее голос упал до шепота, почти неслышного за треском камина. Эмили совсем забыла о сильных и требовательных нотках, которые помогали ей избежать других ухажеров.

А в голосе Малкольма была уверенность, которой ей так не хватало.

— Мы хотим друг друга. На определенном уровне мы даже нужны друг другу. И ни один из нас не может попрощаться, пока эта нужда нас не отпустит.

Она покачала головой. Будь она ребенком, она бы закрыла уши руками. Она даже бессознательно попыталась сделать это сейчас, но он шагнул вперед и взял ее ладони в свои.

— Не борись с этим, Эмили. Ты знаешь, что это правда.

Тепло его рук ощущалось даже сквозь перчатки. И жесткость тоже, но это была жесткость надежных перил, а не тюремных стен.

— Так что же нам делать? — спросила она.

Он поднес ее руки к губам и запечатлел на них поцелуй.

— У меня есть один вариант, но тебе он может не понравиться.

— Если вы скажете, что это вариант женитьбы, я сама отравлю ваш чай.

— Кровожадная девица — ты могла бы быть Борджией, а я Цезарем, и вместе мы бы правили миром, — сказал он улыбаясь, и Эмили не смогла не рассмеяться его странному предложению.

— Я предпочла бы быть Шахерезадой.

— Силой, стоящей за троном? Или ты собираешься рассказывать мне истории, пока я тебя не освобожу?

— И то, и другое, — ответила она, переплетая свои пальцы с его.

— Тысяча и одна ночь, — мечтательно проговорил Малкольм. — А я-то думал, что могу просить лишь об одной.

— Одной ночи для чего?

Он вновь поцеловал ее пальцы.

— Одной ночи для того, чтобы изгнать страсть между нами. Если к утру ты все еще будешь хотеть уйти, я разорву нашу помолвку. Но сомневаюсь, что одной ночи для этого хватит.

Она отстранилась.

— Ты безумец.

— Не безумец. Гений.

— Безумец, — повторила она. — Потому что хочешь меня, потому что предлагаешь вот это. Ты уже видел мою страстность. И сам говорил, что тебе нужна пристойная жена.

— Пристойность может идти к черту. И ты куда более пристойна, чем заявляешь.

Его прикосновения к ее испачканным чернилами пальцам жгли, словно свежее клеймо. Если бы он знал о ее писательстве, он никогда не назвал бы ее пристойной.

— Я не из пристойных девушек, Малкольм. Действительно не из них.

— Это имеет какое-то отношение к «Непокоренной наследнице»? — спросил он.

И пол ушел у нее из-под ног. В его вопросе звучало любопытство, не ярость, но как он мог не злиться, если знал, что она натворила? Это Фергюсон выдал ее секрет?

— Тебе об этом рассказал Фергюсон? — спросила она.

— Он лишь сказал, что мне стоит спросить тебя о книге. Героиня действительно напоминает тебя.

Она попыталась совладать с голосом.

— Это только сатира для общества. И я не знаю, почему кто-то выбрал меня в качестве героини.

Его лицо все еще было открытым, верящим.

— Я знаю почему. Ты — личность куда более сильная, чем все знакомые мне женщины. И на страницах этой книги ты как живая.

Эта похвала отозвалась волной удовольствия, но Эмили не собиралась в этом признаваться.

— Ты читал книгу?

— А разве не все ее читали? — спросил он. — Так что, если ты не хочешь выходить за меня по причине чего-то, что произошло между тобой и лордом Кэсселем, знай, что мне все равно.

В книге лорд Грандисон, персонаж, которого она создала после Кэсселя, убил свою первую жену, а затем похитил героиню и попытался силой принудить ее к свадьбе. Это была более темная версия реальной истории — жена Кэсселя умерла при родах, но в своих попытках добиться руки Эмили Кэссель не стеснялся в средствах. «Ухаживание» прекратилось лишь после того, как Алекс не позволил Кэсселю затащить Эмили на балкон во время одного из приемов.

— С лордом Кэсселем не произошло ничего. Он хотел жениться на мне. Я отказалась. А Алекс не пытался заставить меня, не проявил того энтузиазма и настойчивости, с которой решил отшвырнуть меня при первом намеке на проблемы с тобой.

Малкольм сузил глаза.

— И как далеко зашел Кэссель в преследовании своей цели?

— Не так далеко, чтобы тебе стоило волноваться, — ответила она. — Я не люблю его, если именно это тебя беспокоит.

Он фыркнул.

— Я догадался, что ты его не любишь, автор не настолько переврал твой персонаж.

— В этой части он написал правду. И все же, Малкольм, весь высший свет об этом знает. И знает также, что я строптивая, импульсивная, упрямая и скрытная вдобавок ко всевозможным иным особенностям плохого характера. Не стоит жениться на мне, если не хочешь столкнуться с последствиями.

Во время разговора они стояли лицом к лицу, как противники, оценивающие друг друга, прежде чем сделать первый шаг, — и Эмили видела, как отразился на лице Малкольма миг, когда он решил открыться для удара.

— Ты спала с мужчиной на протяжении последних трех месяцев? — спросил он.

У нее буквально отвисла челюсть.

— Конечно же, нет!

— Хорошо, значит, кукушат в моем гнезде не будет. Тайные дети? Двоебрачие? Радикальные политические взгляды?

— Нет.

— Огромные долги? Алкоголизм?

— Я не беру в долг, а ты сам пьешь куда больше меня.

Он улыбнулся, поднял свой бокал и отсалютовал ей.

— Тогда для меня ты вполне пристойна. Итак, ты подаришь мне эту ночь?

Это был вызов, поданный в виде просьбы. Если она откажется, ситуация так и останется тупиковой. До назначенной свадьбы оставалось всего четыре дня. И он, похоже, искренне желал этой свадьбы дождаться — что оставляло ей лишь два варианта: самой разорвать договор или использовать эту ночь для того, чтобы доказать их полную несовместимость друг с другом.

— И что мы будем делать в эту одну ночь? — спросила она.

— Тебе нужно переодеться. И довериться мне.

Эмили попалась на приманку. Он знал, что так и выйдет. Ее жажда свободы была еще сильнее страсти к нему — и стоило дать ей шанс использовать второе, чтобы выиграть первое, как она оказалась перед выбором, от которого просто не могла отказаться.

В то время как Эмили ушла наверх переодеваться, Малкольм остался ждать ее в главном зале. Он устроился на одном из стульев у длинного, на века установленного стола, уже много столетий стоявшего там на возвышении. Главный зал был пуст, но через несколько дней именно здесь будет проведена его свадьба.

Он откинулся на спинку стула и стал разглядывать доспехи и оружие, висящие на стене над ним. Свадебный пир будет следующим шагом по пути, который прошли все его предки. С женщиной вроде Пруденс пришлось бы разыгрывать цивилизованного хлыща. Но с Эмили…

С Эмили все будет совершенно иначе. С ней он не сможет хранить спокойную маску. Каждый раз, когда она смеялась, в нем просыпался тот, кем Малкольм был раньше, до того, как ярмо графского долга опустилось ему на плечи.

Малкольм забросил ноги на стол. Нужно сосредоточиться. Она предназначена ему в жены самой судьбой. И останется его женой, даже когда страсть неминуемо утихнет и на смену ей придет долг.

И пусть даже просить о любви слишком опрометчиво, но неплохо было бы ощутить счастье в день своей свадьбы. Глубокая, всепоглощающая любовь, о которой писали поэты, — этого он не мог ей дать. Ему нужно было спасать свои земли и помнить, что в его жизни самое главное.