— Ты считаешь Малкольма обузой?

Эмили не знала и не позволяла себе думать о нем, чтобы не сбежать по пути к алтарю.

— Что будет, то будет, Мадлен. Моя судьба связана с ним, нравится мне это или нет.

Мадлен не ответила. Эмили уставилась за окно. Горы казались сказкой — холмы и утесы были покрыты влажной от тумана растительностью. В день ее свадьбы шел дождь. Она пыталась не думать об этом, как о знамении.

— Ты его любишь? — спросила Мадлен, сжимая ее ладонь.

Эмили резко втянула воздух.

— Я едва его знаю.

— Я тоже не знала Фергюсона до того, как он сделал мне предложение, но я уже тогда знала, что полюблю его.

Эмили отняла руку.

— Не всем так везет, Мадди.

Она кривила душой. Да, она действительно едва знала Малкольма. Все мелочи вроде того, какой пудинг ему нравится, любит ли он охоту, где покупает себе сапоги, были для нее полнейшей загадкой.

Но она знала, что он хороший человек. И знала, что он может завоевать ее сердце хитрой улыбкой и приключениями в лунном свете. Она никогда не думала, что кто-то с такой легкостью может преодолеть все ее баррикады. И мысль о том, что она может его полюбить, что потеряет свое сердце и отдаст ему всю себя, пугала Эмили больше всего остального.

Она не стремилась скорее попасть в церковь, но с их приездом Мадлен пришлось прекратить вопросы. Церковь оказалась древней и очень красивой. Гирлянды цветов обрамляли дверь и спускались на каменные ступени. Алекс ждал ее возле арки, уже готовый вести к алтарю.

Эмили заставила себя улыбнуться. Она нервничала почти до обморока, но никто в этой церкви, особенно Малкольм, не должен был увидеть ее страха.

Малкольм стоял у алтаря, надежно расставив ноги и сцепив руки за спиной. Шумный смех братьев и разговоры, ведущиеся на церковных скамьях за его спиной, заполняли уши, и он жалел, что уж эти-то точно не сбегут.

Удрать от них было бы легко. Любой другой приход в этой области согласился бы их обвенчать. Шотландские браки заключались проще английских, без чепухи вроде оглашения имен собирающихся стать супругами и без всяческих там удостоверений.

И ему не нравилось стоять перед всем кланом, слышать их пьяные веселые голоса и знать, что он не сделал всего возможного, чтобы выполнить свой долг перед ними. Эмили должна была стать его графиней — сейчас она была единственной женщиной, которую он мог представить в этой роли, но она не была холодной невестой, выбранной из политических соображений на благо его клана.

Он лишь надеялся, что они оба не пожалеют о том безрассудном поцелуе, который сковал их вместе.

Малкольм покосился на Дугласа и Дункана, прислонившихся к стене справа от алтаря. Близнецы обменивались своими потайными сигналами. По хитрым улыбкам и направлению их взглядов Малкольм понял, что братья строят совершенно скандальные предположения о доступности сестер-близняшек Фергюсона.

Он вздохнул. Его братья могли жениться на ком пожелают. Он же должен был следовать требованиям долга, а не того, что у него в штанах.

— Сомневаешься? — тихо спросил стоящий рядом с ним Фергюсон.

— Это так заметно?

Аластер, стоящий перед ними, поднял взгляд от проповеди, которую читал про себя.

— Ты выглядишь так, словно готовишься к казни, а не женитьбе.

Малкольм дернул головой, указывая на собравшуюся толпу.

— Наши отношения сами на пороге казни. Ты мог бы сделать состояние на этой церемонии, если бы принес пирожки с мясом и продавал их, пока меня обезглавливают.

— Что вполне компенсировало бы ту отару овец, которой я недосчитался, — пробормотал Фергюсон.

Малкольм рассмеялся.

— Нужно лучше следить за своими отарами. Герцогиня тебе в этом поможет.

— Да, овцы заботят меня куда меньше, чем тебя, это правда, — согласился Фергюсон.

Аластер фыркнул от смеха, но тут же попытался принять благочестивый вид.

— Если не хочешь заботиться о владениях, приглядывай хотя бы за сестрами, — Малкольм указал подбородком на Дункана и Дугласа.

Фергюсон проследил за ними взглядом, и его усмешка сменилась гримасой. Малкольм снова рассмеялся. Если с Эмили он сохранит те же отношения — разговоры, комфорт и юмор, — он будет счастлив. И если вспомнить о ее чудесном теле, он может и умереть от наслаждения задолго до того, как его клан заметит, что он не слишком рьяно исполняет свой долг.

И если свадьба с ней была ошибкой…

Она не могла быть ошибкой.

Но если все же была… он будет наслаждаться ею, пока сможет. Зная Эмили, он понимал, что, если брак окажется негодным, она найдет способ сбежать до того, как он вынужден будет отослать ее прочь.

Малкольм услышал, как стукнула по стене открытая кем-то дверь церкви. Обернувшись, он увидел молодого Ангуса МакКейба, сына одного из четырех своих кузенов. Ангус почти вбежал в открытую дверь.

— Леди прибыли! — крикнул он.

Аластер вцепился в молитвенник, пытаясь взять себя в руки.

Дункан что-то показал Дугласу, и оба расхохотались, а затем резко стихли под яростным взглядом Фергюсона.

И Малкольм почувствовал, как кровь заледенела в жилах. Еще несколько минут, и Эмили станет его женой. И принесет с собой море возможностей.

Он молча помолился о том, чтобы она оказалась способна эти возможности распознать.

Эмили ждала в карете, пока брат помогал Мадлен выйти и провожал ее к церкви. Мадлен рассмеялась над чем-то, что он сказал, открывая дверь, и ответная улыбка Алекса оказалась первым проявлением счастья, которое Эмили увидела на его лице с тех пор, как он застал их с Малкольмом в библиотеке.

Алекс вернулся из Эдинбурга вчера и ничего не сказал о Пруденс, кроме того, что нашел ей почтовую карету, безопасно доставившую ее в Лондон. Эмили знала, что не заслуживает записки, но отсутствие даже слов лишь распалило ее вину.

Она глубоко вздохнула и вытерла ладони о юбки. Неуместность жеста слегка спасало то, что руки ее были в перчатках. Взяла букет, пышную связку белейших гортензий, которые подчеркивали льдисто-голубой шелк ее нового платья. Покупая это платье в Лондоне перед самой поездкой, она и не думала, что оно станет ее свадебным нарядом, но цвет оказался вежливым поклоном в сторону родовых цветов МакКейбов.

Алекс вышел из церкви и вновь распахнул дверь кареты.

— Готова, Эмили?

Он подхватил ее и помог выбраться, осторожно поставил на землю, избегая собравшихся луж, которые могли бы испортить ей туфельки. Эмили мельком порадовалась, что дождь превратился в морось — когда она сняла мантилью и отдала стоящей у двери служанке, платье выглядело сухим.

Она подала Алексу руку, но вместо того чтобы взять ее под локоть, Алекс порывисто обнял ее.

— Я искренне желаю тебе счастья, Эмили. Надеюсь, ты это знаешь.

Все утро ее глаза оставались сухими, но от охрипшего голоса Алекса Эмили чуть не расплакалась.

— Я знаю, Алекс. И очень надеюсь, что ты тоже найдешь свое счастье.

Он пожал плечами, обнял ее снова и отступил.

— Возможно, найду, ведь ты и Мадлен теперь хорошо устроены.

— Как будто бы мы тебя сдерживали. Своей холостяцкой жизнью ты больше обязан книгам, а не Мадлен и мне.

Алекс попытался погладить ее по голове, Эмили ойкнула, и он припомнил, что не стоит портить прическу невесты.

— У всех свои пристрастия, не так ли? — сказал он.

Алекс не знал о ее книгах. И она впервые пожалела, что так и не сказала ему. Долг сделал ее брата строгим, но он никогда не подрезал ей крылья. И пока не появился Малкольм, брат был самым лучшим защитником, которого она знала.

Эмили вновь задумалась, почему Алекс так быстро решил выдать ее за Малкольма, ведь он отлично знал, что Пруденс эта партия куда нужнее. Но спорить и требовать от него признаний на пути к собственному венчанию было совсем не ко времени.

Она попыталась улучшить его настроение.

— Возможно, нам с Мадлен стоит заставить тебя жениться, раз уж ты так хорошо позаботился о нас.