Как объяснить, что Летум и сам был против повального пьянства? Как объяснить, что он и сам не знал, удастся ли получить сегодня обещанное вознаграждение? Летум действительно ни черта не понимал в здешней системе расчетов. Будет ли зарплата выплачена по мере реализации грузов, или же им заплатят из корабельной кассы? Требовалась информация, и Летум знал, у кого ее можно получить.

— Первая и третьи группы, рота капрала Летума, — просим в столовую, — приятным женским голосом сообщил динамик.

Летум взглянул на часы: 20:00. Голова немного кружилась, когда он поднялся на ноги. Пираты, не дожидаясь команды, спешили к выходу. Летум плелся в самом конце. «Им-то, поди, не приходилось прыгать по крышам, убивать лейтенантов и штурмовать ацтекский зиккурат…»

Рядом пристроился Бран. Летум ожидал, что великан скажет нечто вроде: «Отличная речь, сэр». Или: «Сэр, вы проделали все просто идеально!» Если бы Бран хотя бы заикнулся об этом, Летум знал бы о нем абсолютно все. Других подтверждений не требовалось: если кто-то начинает лизать тебе задницу, ему это наверняка не по вкусу. Значит, он готовится спихнуть тебя куда-то на обочину.

Однако здоровяк молчал. Летум почувствовал недоумение. Слишком уж долгое время все и каждый стремились стать блюдолизом наследника. Включая Маркиза, конечно.

В столовую они опоздали, хоть и спускались по лестнице: в широкие двери вползал толстый хвост разноцветной змеи. Судя по желтым нашивкам — рота Смайлсона. Вот к кому Летум собирался обратиться за информацией.

Столовая была огромна, поэтому вопрос об опоздавших ребром не встал (рота была готова растерзать любого, кто преградил бы пусть к вожделенной еде). В ней могли свободно разместиться все те, кто получил приглашение с камбуза — свыше двух сотен.

Большое помещение, с переборками, закрытыми белым пластиком. В центре размещались длинные столы, — для рядовых, ближе к стенам — одиночные, для командного состава. В противоположных концах столовой находились раздаточные стойки, на которых громоздились громадные чаны с дымящейся едой, подносы и пустая посуда. Повара в белых передниках накладывали еду в пластиковые тарелки, которые рядовые-дежурные (из роты узкоглазого Хиросимы) подхватывали с металлической стойки и тащили голодным пиратам.

Два стола, расположенных примерно в центре столовой, успели закрепиться за ротой. Тарелки, наполненные разноцветными кучками какой-то массы, дымились четырьмя аккуратными рядами. Пираты бросились к еде.

Летум, поглядев на тарелки, сразу же потерял аппетит. Пищу из пошлого синтезатора глава преступного синдиката вкушал всего пару раз в жизни. Летум уже бывал в столовой, однако именно сейчас синтезированная пища показалась ему особенно отвратительной. Но выбирать было не из чего. Деньги еще оставались, и все же мысль отправиться в кают-компанию была явно не самой удачной. После всего, что он наговорил к казарме… Хотя жаль, конечно. Тамошние синтезаторы имели с кулинарией более чем шапочное знакомство.

Пообещав, что завтра уж до отвала наестся на Роджере нормальной пищи, Летум взял курс на свой столик. Одиночных было десятка два, гораздо больше, чем насчитывалось на корабле командного состава. Капралы ели вместе с рядовыми, но Летум решил, что его статус приравняли к лейтенанту.

Никто не посмел посягнуть на столик Человека Без Лица. Оставалось сделать лишь несколько последних шагов, но тут что-то привлекло внимание Летума. Большой кусок желтого пластика, приклеенный к переборке. Он находился прямо против дверей, и, наверное, именно поэтому Летум не обращал на него внимания прежде.

Он подошел ближе. Доска почета.

«Герои дня», — гласила красная надпись, сделанная фломастером и чьей-то корявой рукой. Под ней Летум увидел собственное лицо. Впрочем, осознание этого пробиралось к нему еще какое-то время. Лицо было гладким, лишенным привычных плоскостей и углов. Подбородок остался почти прежним, но… Лицо не имело возраста.

Рядом с его фотографией висел лейтенант Смайлсон — улыбающийся, с сияющими глазами. Кровавые полосы, которые он оставил на лбу своей же перчаткой, походили на боевую раскраску. Рядом — лейтенант Коллинз.

Чуть ниже висел улыбчивый Бран, рядом с какими-то незнакомыми Летуму пиратами. И еще три ряда, до самого края желтого пластика. Летум просмотрел их все, одну фотографию за другой, но Ганса Фрейзера так и не нашел. Мертвым нет места на доске почета. Рядом со своей фотографией Летум заметил оборванный кусок клейкой ленты, которой к пластику крепились фотографии.

Летум вернулся к своему столику, размышляя над превратностями судьбы. Все уже успели забыть покойного лейтенанта. А те, что не забыли, предвкушали возможность сплюнуть на труп. У них было неоспоримое преимущество: они были живы.

Летум уселся за свой стол, взял в руку пластиковую вилку, которой при большом везении можно было выколоть человеку глаз, и начал ковыряться в тарелке. Зеленая масса, судя по всему, пыталась выдать себя за зеленый горошек. Белая — за картофельное пюре. Ну а ростбиф и вовсе походил на протертую подметку, политую огненно-алым соусом.

Желудок булькнул, требуя жертв. «Не жалуйся, приятель, — подумал Летум, отправляя в рот первый кусок. — Я тебя предупреждал».

Но на поверку все оказалось не так уж плохо. Если не особенно разглядывать содержимое тарелки и жевать особенно тщательно, ему, возможно, удастся заморить червячка.

Смайлсон, появившийся как из-под земли, без приглашения уронил свой поднос на столик Летума. Пододвинул стул и, как ни в чем не бывало, уселся с противоположной стороны. Вдвоем за таким столом было тесновато, но лейтенант не желал замечать неудобств. Летум жевал подметку, лениво разглядывая Смайлсона. Лейтенант бесцеремонно подвинул его поднос своим, освобождая место для трапезы. Летум стерпел и это, не прекращая работать челюстями. Возможно, пирату удастся отвлечь его внимание от вкусовых качеств поглощаемой пищи.

Устроившись, Джек ковырнул пластиковой вилкой зеленый горошек, и, поморщившись, отделил его от картофельного пюре. Летум следил за этими манипуляциями. Челюсти начали уставать, но синтезированная подметка не собиралась сдаваться.

Отправив в рот немного белой массы — на самых кончиках пластиковых зубцов, — Смайлсон дружелюбно улыбнулся:

— Ну, и как ты себя чувствуешь, отправив на тот свет столько народу?

Летум пожал плечами. Такой ответ лейтенанта не удовлетворил, поэтому ему пришлось выплюнуть кусок подметки обратно в тарелку.

— Нормально. Во всяком случае, не хуже, чем обычно.

— И даже совесть не мучит? — с сарказмом в голосе поинтересовался лейтенант. — Никто не нашептывает?..

— В моем организме такой орган отсутствует, — нахмурился Летум. — Самаритрофия. Крайне редко встречается.

— Слыхал, — кивнул Смайлсон. — Хроническая атрофия совести. В нашем черном деле это только плюс, причем невероятных размеров.

— Это я уже понял. Как насчет тебя? Ты и сам прикончил немало.

— Пустяки, — Смайлсон усмехнулся. — Мне с органами не так повезло, и все же переживать насчет того черного скота — ниже моего достоинства. Если бы мог, перебил бы их всех, до единого. — Джек вонзил пластиковые зубцы в подобие ростбифа. — Они ведь хуже Иных! Они… как этот ростбиф. Пытаются выдать себя за людей, хотя даже мыслят иначе. — Оглядевшись, Смайлсон понизил голос. — Хотя и лучше узкоглазых, которые все никак не угомонятся. Желтые твари.

Смайлсон отрезал пластиковым ножом крохотный кусок подметки и, положив его в рот, начал тщательно разжевывать.

Летум запоздало кивнул, восхищенный яростным монологом. Он и прежде знал, что они похожи.

Если только… Но нет. Смайлсон говорил о том, что знал и чувствовал. Летум легко распознал бы плохого актера.

— Мне нужно поговорить с капитаном, — сказал он. — Как думаешь, когда это лучше сделать?

Смайлсон замедлил движение челюстей и бросил над столом подозрительный взгляд: