— Да, — усмехнулся Хоукинс, — таким он и был — порядочной задницей. Никогда не умел работать с людьми. Но его боялись, что само по себе неплохо. Ганс умел и любил убивать. — Капитан помолчал, словно стоял у гроба покойного. — Я страшно расстроен. Место вакантно, а достойных претендентов нет.

Хиросима выразительно перевел взгляд на Летума.

Капитан покачал головой.

— Ни за что. Мистер Безликий гораздо больше нравится мне в качестве капрала. Люди его не знают, да и расследование отнюдь не завершено.

Летум молчал. Он знал, какова цена этим словам. Расследование завершено, а папки дела подшиты в архив. Пустое сотрясение воздуха. Популярность же его будет расти с каждой минутой, по мере того, как слухи о сегодняшних подвигах обходят корабль.

Летум не рассчитывал на лейтенантские полоски. Не мог рассчитывать, да и не считал их большим достижением. Придет время, и он возьмет все сам, минуя громоздкие уступы, залитые кровью, заваленные трупами. Один против всех, все крайне просто. Черный флаг взовьется над шпилем.

Что-то изменилось в лице Летума, потому как Хиросима все же позволил себе слабую улыбку. «Скользкий червяк. Он убьет меня не задумываясь, при первой же оказии». Все сказанное наверняка было известно японцу. Хоукинс пытался продолжать свои старые игры, упрямо не желая замечать, что тонкий механизм уже начал расползаться под неуклюжими пальцами. Летум был уверен, что шкипер успел сотню раз пожалеть о желании завести цепную собаку. Но одних сожалений было явно недостаточно. Просто взять и убрать фигуру Летума с игральной доски уже не представлялось возможным. Темный силуэт, лишенный лица, отбрасывал черную тень на бездарно проигранную партию. Для Летума же пиратский дредноут был не более чем легкой разминкой. Долгие годы, посвященные разглядыванию хитроумной вязи узора, паутиной оплетающего Зевс, служили уникальным опытом. Капитан же строил из песка высокие замки, не замечая прилива.

Требовалась помощь, и шкипер инстинктивно обращался к любому, кто мог ее предоставить. Но Хиросима был себе на уме — Летум знал, что обида и злость у всех узкоглазых в крови, — а потому играл по собственным правилам. Чью сторону узкоглазый предпочтет занять в разыгрываемой партии? Останется ли в стороне? Ни Летум, ни Хоукинс не могли предложить ему больше, чем он имеет сейчас — даже при смене режима он так и останется лейтенантом. Коцуро Хиросима не мог не видеть, что Летум воплощал в себе рост и прогресс, в то время как толстяк-капитан — регресс и упадок. Но само по себе это мало что значило. На поверку японец мог оказаться сухим консерватором, страшащимся любых перемен.

Летум дал себе зарок приглядывать за самураем. Оставался Коллинз и тот, кого поставят на место покойного. Проблема Смайлсона также не исчезала. Возможно, это было очередным симптомом надвигающейся паранойи, но Летум не исключал возможности того, что Джек ни на секунду не прекращал своей пляски под капитанскую дудку. Убийство Фрейзера могло быть санкционировано самим Хоукинсом, о чем свидетельствовал странный факт уничтожения записей.

Небольшая, возможность все-таки оставалась. Однако почему-то Летум знал, что опасаться следовало именно Хиросиму. Желудком чувствовал. Озверевшим от голода.

Улыбка медленно сползла с желтого лица Хиросимы. Лейтенант повернулся к капитану и вытянулся по струнке. Очевидно, собирался соблюсти формальности и доложить о том, за чем явился. Но тут створки дверей с шипением разошлись в стороны, и внутрь болидом влетел Смайлсон. Не рассчитав траектории, лейтенант пролетел мимо терминала Доббера, сопроводившего это событие градом ругательств, и грохнулся об стену, чтобы отлететь к противоположной переборке. Лилит пригнулась, когда скафандр пронесся над ее головой, а Летум резко выбросил вперед правую руку, схватив запястье лейтенанта. Инерция оторвала его от потолка, но высокий полет Джека Смайлсона был безвременно прерван. Лейтенант поднял визор, совершив тем самым разгерметизацию летательного аппарата. Наружу вырвались странные звуки — блондин давился от хохота.

Летум тут же заподозрил неладное. Блондинчик вполне мог приложиться в трюме в запретному плоду, мозгов бы хватило. Вернее, напротив.

Хиросима вежливо улыбнулся, почему-то забыв поклониться коллеге. Лилит покрутила пальцем возле правого виска. Хоукинс выглядел непривычно серьезным, разглядывая фигуру лейтенанта, словно примеряясь, на какую часть игральной доски водрузить этого шута.

Смайлсон утер слезы, небрежно отдал честь.

— Тип-топ, сэр. Груз под нами, абордажные группы стягиваются на борт.

— Что это за шоу, черт побери? — спросил Хоукинс.

— Виноват. — Смайлсон пожал плечами. Скромный, ни к чему не обязывающий жест.

Капитан открыл было рот, но за спиной раздался писклявый зуммер терминала. Этот звук сразу же не понравился Летуму.

Хоукинс развернулся и включил тактический процессор. Один из красных огоньков, представляющих явную опасность для «Утренней звезды», начал целеустремленное движение. Голопроектор дал схематичное увеличение. Летум увидел тяжелый крейсер, ощетинившийся орудиями по всем бортам. Зеленые светлячки патрульных лихорадочно кружили вокруг, но замедлить продвижение гиганта были не в состоянии.

Капитан схватил микрофон, защелкал тумблерами:

— Коллинз, Джонсон, отзовитесь!

Никто не ответил. Летум подозревал, что впопыхах Хоукинс просто ошибся парочкой тумблеров.

— Проклятие!.. — Капитан что-то переключил. — Скорее, сукины дети! Скорее!.. — На сей раз сработало: за дверными створками прокатилось металлическое эхо.

Сидя на потолке, Летум отвернулся от голопроектора и стал приглядывался к окружающим. Хоукинс покраснел и выглядел явно взволнованным, однако не терял сосредоточенности. Чтобы заставить толстяка паниковать, явно требовался аргумент повесомей. Смайлсон сжал кулаки, и, нахмурившись, разглядывал голограмму. Хиросима выглядел безмятежно-спокойным, даже сунул большие пальцы за пояс. Операторы суетились за своими пультами.

Без предупреждения включились динамики:

— Приказываю остановиться, «Конан»!

— Пошел к черту, мне это надоело!

— Мы будем вынуждены открыть огонь!

— Только попробуйте, и от вас останется космический мусор!

— "Конан", ситуация находится под нашим контролем!

— Заткнитесь, вы, циркачи…

Десяток патрульных вопил одновременно, но капитан «Конана», — обладатель хриплого баса, — отвечал только избранным.

Хоукинс выругался. Руки легли на ремни, удерживающие в кресле грузное тело.

— Доббер! — крикнул он. — К черту, летим! Задраивай шлюзы!

— Но сэр, — попытался протестовать пилот, — там…

— Летим, я сказал! — рявкнул шкипер на выдохе. — Успеют!

Доббер исполнил соло на клавиатуре.

Летум заинтересованно следил за событиями. Он не чувствовал страха, хотя и понимал, что отнюдь не бессмертен. Когда-нибудь смерть придет и за ним, но это случится еще не сегодня. Летум знал, что не может умереть так пошло и глупо, не мог поверить в иное. Не сейчас, не сегодня.

Створки разъехались в стороны, и на мостик влетела парочка закованных в скафандры тел — Джонсон и Коллинз. Оба лейтенанта торопились так, что едва не застряли в проеме. Ругаясь, Коллинз отцепился от Джонсона и первым преодолел финишную черту, оторвавшись на целый корпус.

— Готово, — задыхаясь, выговорил лейтенант. — Можем лететь.

Доббер издал облегченный вздох, принявшись клацать клавиатурой с удвоенной скоростью. Капитан кивнул, не поворачиваясь, будто только этого и ждал. На самом же деле Хоукинс впился взглядом в голограмму, завороженный гипнотическим приближением огромного крейсера. Летум читал в вытаращенных глазах ужас. Капитан вполне верил в то, что может умереть сегодня, прямо сейчас. Паника приближалась подобно цунами.

Корабль тряхнуло. Летум проехался задницей по потолку. Доббер спешил, не заботясь о помятом корпусе. Тряхнуло вторично, Летум улегся на потолке. Лейтенанты плавали в воздухе, сталкиваясь друг с другом, громыхали броней и проклятиями.