Держа ружья наготове, восемь человек осторожно поползли вперед. Мегис сердито тряхнул пса, который ощетинивался и все порывался залаять. Даже Пострел, видимо, сознавая всю серьезность положения, с соской во рту таращился на няньку, а у нее от усталости и волнения даже пот по щекам катился. Потом все разом припали к земле и взяли мушкеты на изготовку. Вот кусты поредели, видно всё впереди, как сквозь сито. В каких-нибудь тридцати шагах чашеобразная котловина полным-полна калмыков; иные из них спешились, но большинство верхом. Они что-то лопотали, быстро-быстро, но тихо; морды у коней обмотаны тряпками и кожаными лоскутами, чтобы не фыркали. Все это буро-серое месиво бурлило и крутилось, и не сосчитать, сколько их, но полсотни верно. Все — спиной к ратникам, глядят на двоих, очевидно, только что прискакавших и что-то лопочущих, разводя руками и указывая на дорогу. Вожак шепнул Кришу справа и Марчу слева свой приказ, велев передать его остальным.
— Они ждут нас со стороны дороги. Подождем, пока Клав со своими подойдет с того края, а тогда и ударим. Целить только в косоглазых, кони нам ни к чему.
Но ждать не пришлось. Мегис все держал своего пса, даже морду ему зажал. Пес прильнул к земле и, дрожа, повизгивал, очевидно, что-то разглядев горящими глазами в этой буро-серой каше. И вдруг оттуда выскочили два огромных зверя с такими же черными космами, как волосы в калмыцких бороденках; разинув красные пасти, псы с ревом кинулись по краю котловины вверх к кустам. Медведь не выдержал, вырвался из рук ошеломленного хозяина и стрелой полетел по косогору навстречу им. Мгновенно сюда обратились косоглазые лица, даже кони круто повернулись. Ждать было нельзя, и мушкеты грохнули сами собой. На тихой опушке выстрелы прогремели ужасающе, всю котловину затянуло серым вонючим дымом. В еле просматриваемых клубах раздался одновременный леденящий душу вой множества глоток, от которого сжались сердца стрелявших. В безумной спешке они перезаряжали мушкеты, еле расслышав, как сквозь пелену что-то просвистело над ними, срезая верхушки кустов. Мгновение спустя пронеслась новая стая невидимых летящих птиц. Котловина бурлила, напоминая кипящий горшок, клокочущий и подпрыгивающий на сильном огне. Теперь уже там можно было кое-что различить. Черные лохматые шапки вынырнули из крутого водоворота, и лавина конников повалила вверх по откосу. Грохнул второй залп, опять все заволокло дымом, но перезаряжать мушкеты уже было поздно. У самых кустов над лежащими ратниками вынырнули страшные конские морды с ощеренными зубами и закатившимися глазами. Люди Мартыня схватили мечи и вскочили на ноги. Отточенные клинки вонзались в мягкие тела, конское ржание слилось с воплями всадников, кривые сабли скрестились с мечами, но прямые клинки латышских мужиков были длиннее, они с лязгом отбивали оружие противника, попадали в коней, задевали и всадников. Клубящаяся мешанина людей, дым и суматоха не давали возможности разглядеть что-нибудь. Топор Мегиса, лихо просвистев, угодил куда-то выше оскаленной морды; конь, застонав, вздыбился и тотчас же повалился, колотя передними ногами, как бельевыми вальками, и сбив шапку с головы эстонца. Тычком скатился с коня калмык и в следующее мгновение, точно кошка, уже был на ногах, но напрасно — тот же самый топор уложил его навсегда. Мартынь заметил чью-то руку с занесенным над ним кривым клинком; не оставалось времени ни подумать, ни выбрать — меч сам рванулся навстречу; рука с оружием исчезла; кто-то дико взвыл; конь, обогнув кусты, унесся через котловину на ту сторону взгорья: Сила этого нерассчитанного удара увлекла вожака, бросив его на колени, и тут он заметил второго недруга, несущегося прямо на него. Он откинулся в сторону; кривая сабля, как крыло хищной птицы, устремилась прямо к припавшему к земле Мартыню. С непостижимой быстротой что-то промелькнуло у него в сознании; рука сама собой выхватила пистолет Холодкевича; на минуту дым скрыл нападавшего. Но вожак был уже на ногах — конь калмыка бился на земле, а всадник убегал. Вот он на бегу, словно белка, прыгнул на скачущего мимо коня, обеими руками обхватил сзади всадника, нагнувшись, прижался к нему, и оба по дальнему косогору исчезли в кустах.
Но вот в стороне, где-то за кустами, снова загремели мушкеты. Не успели латышские ратники перевести дух, как дно котловины опустело. Вожак что-то кричал; хотя никто и не понимал его команды, но сознание необходимости заставило всех делать одно и то же. Все кинулись назад, схватили брошенные мушкеты и побежали через котловину в гору. Из укрытия вышла Инта с Пострелом. Бледная, сверкая глазами, она дышала так, будто находилась со своим маленьким воином в самой гуще свалки и сражалась вместе с остальными. Перескакивая через павших коней, скользя в лужах липкой крови, люди Мартыня увидели удивительное зрелище. Последний калмык скакал из котловины, волоча за собой Эку, которому он вцепился в волосы правой рукой. Бежавшие на миг остолбенели и застыли — чем же они могли помочь товарищу?
Нет, ничем они не могли ему помочь, расстояние слишком велико, конного калмыка не догонишь, мушкеты не заряжены, да если бы и заряжены были, выстрелить все равно не рискнешь. Эка сам не заметил, как его угораздило. Теперь, стреляя, он уже не зажмуривался, в этом он мог поклясться. Колол и рубил бог его ведает кого и как, покуда в руке вдруг ничего не оказалось. Услышав выстрелы в той стороне, он первым, обезумев от радости, кинулся туда, следом за бегущим врагом. А тут этот дьявол ухитрился схватить его за волосы и потащил бы волоком, ну точь-в-точь будто ржаной сноп, но левой рукой Эка успел ухватиться за хвост коня. Боль и гнев не притупили сознания, голова работала ясно и отчетливо. Как только понеслись по крутому косогору и лошадь сбавила ход, правая рука Эки живо скользнула за кафтан и выхватила небольшой, остро наточенный самодельный нож, которым он пользовался для точки косы; клинок проткнул запястье косоглазого да так засел в нем, что рукоять выскользнула из ладони Эки, а сам он грохнулся навзничь. Калмык взвизгнул, точно кошка, которой наступили на хвост, скорчился, чтобы зубами выдернуть гигантскую занозу, и исчез в кустах. Эка от гнева распалился еще больше; поднявшись на ноги, он потряс вслед кулаком и хрипло завопил:
— Ножик!.. Сатана, отдай мой ножик!
Калмыцкая орда исчезла в кустах, и когда выстрелы уже стихли, оттуда доносился только удалявшийся звериный вой. И снова, уже где-то дальше, загремели разрозненные выстрелы, по одному, по два разом, но от этого они казались еще оглушительнее. Видимо, и те две дружины находились именно там, где им было положено.
Клав со своими людьми заметил, что дружина Мартыня как будто заворачивает в гору. Он приказал Букису и Симанису зайти с севера и затем укрыться в логу на самом краю дороги. Клав решил, что Мартынь заметил калмыков, скачущих навстречу, и хочет их подстеречь в зарослях на холме. Оставив дружину за чащей можжевельника и прихватив с собой Бертулиса-Пороха, он спустился в неглубокий овражек, чтобы добраться к вожаку и спросить у него, как теперь действовать. Но покамест он, остановившись, удивленно разглядывал свежие конские следы у подножия, вверху за кустами внезапно зарычали собаки, загрохотали выстрелы, послышался дикий вой и визг. Вскрикнув и махнув рукой оставшимся за дорогой, старшой кинулся к кустам на холме, Бертулис-Порох, задыхаясь, трусил следом. Но когда они добрались до густых можжевеловых кустов в десятке шагов от зарослей на косогоре, заколыхались не только кусты, но и рослые березки и стволы рябин, а вой все нарастал, снова приближался ураган. Только успели они броситься на землю и укрыть головы за кустами можжевельника, как на гребень вылетели двое косоглазых и следом еще двое. Грохнули два мушкета, передние всадники скатились с лошадей, но задние, подлетев, в мгновение ока на скаку подхватили их и, как мешки, перекинули поперек лошадиных загривков. Перезарядить мушкеты стрелки не успели, из кустов вывалила свора калмыков, с добрый десяток. Сквозь рассеивающийся дым калмыки увидели Клава, который вскочил на ноги и уже заносил меч, норовя ударить покрепче, ощерились, точно хищные звери, прильнули к конским гривам и вскинули кривые клинки. Клав был не из робких, но и у него в глазах зарябило при виде этих вынырнувших из пекла дьяволов. Но те вдруг ни с того ни с сего дико взвизгнули, разом рванули в сторону коней, шарахнулись обратно в кусты и ринулись вниз по обочине дороги, — хруст кустов и нарастающие вопли давали знать, что следом за ними катится еще большая орда. Клав изумленно оглянулся: судорожно хватая меч, над кустом возвышался Бертулис-Порох, иссиня-черный, с огромными белками глаз, с перекошенным от страха ртом, с торчащими над головой ушами лисьей шапки. Д-да, выглядел он так, что даже на этих псоглавцев мог нагнать страху. Остальные ратники только тут и подоспели. Клав крикнул, они кинулись в кусты, стреляя наугад в самую гущу всадников. Когда здесь отгремели мушкеты, загрохотало где-то пониже — там люди Букиса и Симаниса в свой черед обстреливали уносящегося мимо них противника.
