Я знал, Фаиме ждала меня...
Дверь открылась. Я быстро спрятался за шкафом.
- Ух, ух! – делаю я.
- Этого разбойника я мигом поймаю! Я слышу, как девочка смеется, и она уже заглядывает за шкаф.
- Я пришел забрать тебя!
- Да?!... Правда, Петруша?!
Уже я держу ее на руках. Хватаем приготовленные вещи, часть которых падает на пол, но мы этим совершенно не огорчаемся. Я открываю дверь и иду из солнечной комнаты. Али встречает меня. Он подходит ко мне, но я только могу улыбаться ему озорно.
- Вы похищаете, все же, нашу Фаиме? Тогда это нужно делать как раз так…
Внезапно брат схватил двумя руками правую руку Фаиме и поцеловал ее. На его лице снова играет чудесная улыбка, но на этот раз вместе с печалью.
- Ты уходишь от нас, Фаиме... мы остаемся...
Люди встречают нас на улице. Они улыбаются нам, мы улыбаемся в ответ. На моем столовом столе я опускаю Фаиме, рядом с ней лежит ее одежда.
- Я так счастлива, так счастлива!... Ты нес меня... я остаюсь у тебя, навсегда, навсегда...
Хорошо приготовленный ужин, красиво накрытый стол, искрящееся вино в узких бокалах и душистая сигарета.
Верная Наташа, занимавшаяся всем домашним хозяйством, ушла спать. Я один с Фаиме.
В жилой комнате я удобно усаживаюсь на диван, Фаиме в кресло. На маленьком столе стоят бокалы, бутылка вина, лакомства и коробочка из розового дерева с сигаретами.
- Я сыграю для тебя что-то на лютне, если ты хочешь?
- Да, с удовольствием, Фаиме.
Я несу ее лютню. Девочка садится на пол, на многочисленные подушки. Мелодичный, несколько глубокий голос звучит. Она подходит к старинному татарскому инструменту. У них обоих, кажется, есть что-то общее. Маленькие руки быстро скользят над струнами, голова склоняется чуть-чуть к плечу, и Фаиме вполголоса поет:
«Было двенадцать разбойников,
Был Кудеяр – атаман».
Потом татарка поет другую песню.
Образ героя русского сказания возникает передо мной. Это неукротимый степной казак Стенька Разин, сильный и белокурый. Он бродит по Сибири со своими шайками разбойников и захватывает большие богатства. Но все же, самая прекрасная его добыча – это татарская княжна. Дикий, необузданный парень, который не боится ни смерти, ни черта, любит княжну со всей страстью. Он больше не хочет совершать убийств, не хочет грабить и жечь, он хочет теперь жить только для своей любимой. Но его дикие дружки замечают его изменения и грозят колеблющемуся. Чтобы не увидеть свою самую большую драгоценность в руках бандитов, он собственными руками закалывает княжну в ночи любви и бросает ее матушке Волге, как свой самый ценный подарок.
Песня закончена...
Я высоко поднимаю Фаиме с подушек. Лютня падает небрежно на землю.
Я несу бутылку шампанского; я истосковался по нему.
- Дай мне тоже маленький глоток, Петя, я хотела бы знать, какой у него вкус.
Маленький глоток, еще – и узкий бокал уже пуст.
- Ах, пожалуйста, еще чуть-чуть, у него такой сладкий, такой веселый вкус.
Также и второй бокал быстро опустошен, и скоро и вся бутылка уже выпита. Теперь Фаиме очень много говорит и смеется тоже часто; она хочет пить еще больше шампанского. Пробка выскакивает вверх, озорная пена льется в руки девушки, мы оба пьем шампанское из чаши ее ладоней. Со стола Фаиме хочет взять сладости, но всегда хватает не ту, которую, собственно, хотела, и при этом смеется. На ее обычно таких проворных ножках она тоже уже не может стоять, она смеется над самой собой, но, ее глаза стали озорными и лукавыми.
- Теперь я остаюсь у тебя, Петр, Петя, Петруша, и потому я так счастлива, – шепчет девушка.
Она обнимает меня, она откидывает назад свою голову, она предлагает мне свои губы. Платье с глубоким вырезом соскальзывает с ее плеча, и моя нетерпеливая рука хватает ее.
Ее губы наполовину открыты. Они горячи и прекрасны.
Фаиме и я, мы выпили шампанское полными глотками... Ночь становится светлее, розовеет утро, первые солнечные лучи проскальзывают сквозь плотные занавески.
Рядом со мной лежит девушка. В ее глазах сверхъестественное сияние. Я надеваю на ее палец кольцо с бриллиантом.
- Теперь ты моя жена...
- Да, Петр... навсегда твоя жена...
Затем мы засыпаем.
Судебный процесс в Омске
Поступил приказ из Омска – начинался суд над Игнатьевым, и мне нужно было лично свидетельствовать перед судом.
- Завтра, Фаиме, мы с самого утра поедем в Омск.
- Но, Петр, нам же сначала нужно подготовиться, взять с собой еду и питье, так быстро это не делается.
- Ну, хорошо, возьми немного, мы наверняка не умрем по дороге с голоду.
- Но, а что же мне брать? Я совсем не знаю, что делать во время путешествия? Все же, это такая дальняя поездка!
- Не бери с собой ничего, дитя моя, только ту одежду, которая как раз на тебе, некоторые из моих вещей и наши предметы туалета.
На следующее утро, в шесть часов, тройка стояла перед домом. Маленькие косматые сибирские лошадки были запряжены в тарантас. Для нас, европейцев, эта повозка показалась бы странной. 4 совершенно одинаковых колеса высотой примерно один метр, соединены осями. От передней к задней оси протянуты шесты длиной примерно три метра. На этих продольных балках укреплена в середине большая, продолговатая корзина, которая наполняется сеном. Там садятся пассажиры. За корзиной, на балках, крепится багаж. Подвеска, если у такой повозки вообще можно говорить о подвеске, представлена лишь в виде этих длинных шестов, которые ведут от одной оси к другой. После нескольких часов поездки по повсюду одинаково плохим дорогам чувствуешь себя как после колесования. На очень примитивных козлах сидит ямщик [кучер]. Ему почти не нужно управлять маленькими лошадками, так как они бегут рысью сами по себе, неутомимо, всегда в том же самом темпе вдоль бесконечной дороги.
Проводить нас собрались братья Исламкуловы, повариха Наташа, горничная Ольга, мой хозяин, его жена и еще несколько любопытных соседей.
- Ээээй...! – зазвучал ободряющий призыв ямщика, лошади тронулись, рукопожатия и кивки, и проворной рысью мы двинулись к городку. За тройкой верхом ехали два вооруженных солдата, мое сопровождение. Унтер-офицер Лопатин и его двоюродный брат Кузьмичев.
Через несколько часов неутомимой езды мы сделали первый привал. На перекрестке стояла маленькая часовня, в ней были иконы. Мужчины крестились.
- Там, где дороги пересекаются, они образуют крест, – объяснил нам ямщик, – и в этих местах отдыхали путники и паломники, которые идут в Святую землю. Для нас, всех остальных, этот крест – это бессмертный символ вечной милости Божьей.
Мужчины сняли свои толстые шапки, которые они носили и летом, низко кланялись и крестились, касаясь лба, груди, правого и левого плеча тремя первыми пальцами, широкими, спокойными движениями.
- Боже Всемогущий Бог, спаси и сохрани нас.
Пока как лошадки улеглись на опушке леса, жевали траву и мох, мы все немного перекусили.
Вокруг нас стояла молчаливая тайга.
К вечеру мы прибыли в деревню Закоулок, там нам предстояло заночевать. На краю деревушки, бодро и весело журча, бежала маленькая река; вода в ней была прозрачна как кристалл.
Немногие жители выбежали к нам навстречу и глазели на нас с открытыми ртами. В их глазах отчетливо стоял страх, когда они видели вооруженных солдат.
Фаиме и я размяли затекшие члены и пошли в гостиницу.
Крохотная комнатка с обязательным «красным углом», примитивные деревянные скамьи и столы; где-то жужжал вечный самовар.
- Барин может спать со своей женой в моей двуспальной кровати, – заметил маленький, бородатый хозяин.
- Нет, мой дорогой, этого я не хочу. Я лучше буду спать с женой у тебя на сеновале. Там лучше всего спится.
Мужчина растерянно стоял, удивившись, что я отклонил его предложение, означавшее самую большую честь, которую хозяин только может оказать своему гостю. Я мог только улыбнуться, я точно знал, с каким небесным наслаждением Фаиме и меня атаковали бы мои любимые клопы.
