Уже около вагона Фролу повстречался вооруженный казак. Не доходя до Фрола четыре шага, казак встал во фронт и, приложив правую руку к фуражке, доложил, что он прислан начальником караула, охраняющего арестованных. И тут Фрол вспомнил, что еще вчера сюда пригнали арестованных анархистов вместе с Главарем их Пережогиным.

— Так что Пережогин поговорить с вами желает, — докладывал казак, — и вагон, значит, для себя особый требует.

— Каков подлец, сукин сын! — вскипел Фрол, обозленный наглостью старого анархиста. — Скажи этому мерзавцу, что я и видеть его не желаю. Отдельный вагон захотел, грабитель. Кабы моя на то воля, так я бы ему оказал преимущество перед другими: его бандитов расстрелял бы, а его повесил. Так и передай этому прохвосту. Можешь идти.

Множество всяких, больших и малых, дел обрушилось на широкие плечи Фрола в первый же день его командования фронтом. Надодетально ознакомиться с положением на фронте, просмотреть последние сводки, наметки полевого штаба, внести кое-какие дополнения в план, который предстояло обсудить сегодня на заседании военного совета. Какие бы там беды ни угрожали области с запада, здесь задача оставалась прежняя: разгромить Семенова во что бы то ни стало. А тут сегодня же шифрованной телеграммой вызывают в Читу, — как видно, там назревает что-то серьезное, потому что просят прислать туда хорошо вооруженный и наиболее надежный отряд красногвардейцев. Фрол решил вызвать с фронта отряд горняков-красногвардейцев Николая Зыкова и Бориса Кларка с его седьмой сотней.

До заседания военного совета оставалось еще часа два, когда в дверь заглянул вестовой Фрола, круглолицый, темно-русый, густо обросший курчавой бородой Тихон Бугаев. Девятьсот шестого года присяги, Тихон до мобилизации в армию жил в городе Нерчинске и работал там в ресторане поваром, казак из него получился никудышный, но денщик преотличный. Находился Тихон при Фроле с момента появления его в Аргунском полку, вот уже четвертый год, и теперь исполнял при нем обязанности ординарца, коновода и денщика. Работящий, добродушный Тихон привык к Фролу, заботился о нем, как о родном сыне, и даже нередко ворчал на него из-за какого-нибудь пустяка, на что тот не обращал внимания.

— Ты где пропадал-то? — напустился Тихон на Фрола, ввалившись к нему в вагон. — Ушел ни свет ни заря и глаз не кажешь, даже и без завтрака! Али деньгами хочешь получить за недоед-то?

— Не мешай! — отмахнулся Фрол, продолжая просматривать бумаги. — Некогда мне.

— Што опять за дела такие, обедать-то придешь?

— Приду.

— Скоро?

— Ты отстанешь или нет?! — Рассердившись, Фрол оторвался от бумаг, выпрямился в кресле, уже хотел ругнуть Тихона, но передумал, почувствовав, что сильно проголодался, заговорил миролюбиво: — Что у тебя за обед сегодня, хватит человека на три?

— Можно сделать и на три.

— И выпить найдется?

— Все выпивал бы! — Сердито насупившись, Тихон отвернулся, что-то соображая, потеребил бороду и лишь после этого ответил: — Есть ишо бутылка коньяку, последняя, больше, проси не проси, нету.

— Чудесно, молодец, Тихон Михеич, — обрадовался Фрол, — тогда вот что, позови к обеду Киргизова и Богомягкова разыщи, а когда придут, скажи мне, я пока еще поработаю. Да вот еще что, после обеда харчишек приготовь мне в дорогу, в Читу поеду сегодня.

— Опять в Читу, что за дело у тебя там?

— Ну, это уж не твоего ума дело, ступай.

В тот же день, к вечеру, Фрол выехал в Читу, вместе с ним отправились отряд красногвардейцев, человек триста, Николая Зыкова и Борис Кларк во главе седьмой сотни аргунцев.

Поезд, в котором ехал Фрол с красногвардейцами, прибыл в Читу ранним утром. Вместе с Фролом в одном купе ехали еще двое — Борис Кларк и командир отряда горняков Николай Зыков. Все трое спали, подложив под бока шинели. Раньше всех проснулся Кларк. Спрыгнув со средней полки, он потянулся, похрустел суставами, и первой мыслью его было: «Пойти бы сейчас в вагон к своим хлопцам, взять коня и съездить к себе домой. Уж очень что-то хочется повидать ребятишек, жену», но, вспомнив строгий приказ Балябина, он только вздохнул и принялся будить спутников.

— Э-эх, сон какой видел сегодня, — громко зевнув, заговорил Зыков, — будто рыбу ловили мы с отцом в Кеноне. Отец стоит на берегу, а я надел на ноги что-то похожее на лапти и пошел по воде сеть заносить. Иду по озеру, как посуху, под ногами вода плещется, окуней вижу, плавают, а сам думаю: «Почему же я раньше так не делал?» Приснится же какая-то чертовщина!

— А я, брат, никаких снов не видел, — отозвался на это Кларк, — всю ночь на одном боку проспал, как хороший пожарник, и только сейчас вот проснулся.

Фрол еще лежал на своей койке, потягиваясь, растирал ладонями грудь, когда в купе к нему зашел железнодорожник с фонарем в руках. Он поздоровался и, предъявив Фролу свой партийный билет, сообщил, что ему поручено встретить прибывших товарищей и проводить их на заседание штаба обороны города.

— A-а, ну вот и хорошо! Собирайся, Борис Павлович, а ты, товарищ Зыков, оставайся здесь, присматривай тут за всем. Людей из вагона никуда не отпускать. Ожидай распоряжения.

Было еще очень рано, притихший город спал. На востоке чуть брезжил рассвет, фонари тускло освещали обезлюдевший перрон, мокрые от росы деревянные тротуары. Железнодорожник повел Фрола и Кларка через плохо освещенный зал ожидания, где сидели и лежали пассажиры с чемоданами, мешками и узлами в руках. Затем по узенькой деревянной лестнице поднялись на второй этаж и очутились в большой, также тускло освещенной комнате. Сквозь густую пелену табачного дыма Фрол увидел здесь множество рабочих, вооруженных винтовками и в самых разнообразных позах: одни сидели, тихонько переговариваясь, курили, другие спали, кому где пришлось, на полу, на скамьях, на столах и на широких подоконниках. В дальнем углу кучкой стояло человек пять совсем еще молодых парней, тоже с винтовками и опоясанные патронташами. Из этой комнаты прошли в другую, чуть поменьше, но лучше освещенную, где также сидели и толпились около большого письменного стола человек двадцать. Среди них Фрол узнал Дмитрия Шилова, Ивана Бутина, Николая Матвеева, Якова Жигалина, Бориса Жданова, Захара Хоменко и еще нескольких человек из военных.

Фрол за руку поздоровался со всеми, около кареглазого бородача остановился.

— Лицо знакомое, — Фрол задержал руку бородача, посмотрел на него пристально, — а фамилии… вот чертова память!

— Чугуевский, — оскалился в улыбке бородач, — военный комиссар ревкома.

— Вспомнил! Чугуевский Андрей… Андрей…

— Ефимович.

— Точно, Андрей Ефимович. Ведь раза три встречались в Совете. Да-а, а тут у вас новые люди появились. Вот паренек стоит, кто это такой?

— Это Широких-Полянский, Сергеем его звать, вожак молодых большевиков.

— Что еще за молодые большевики?

— Это он тут организацию создал молодежную. После совещания, если будет время, поговорите с ним, интересное затеял он дело.

В это время Шилов, призывая к порядку, постучал карандашом по столу, попросил всех сесть и объявил экстренное совещание штаба обороны открытым.

— Слово для сообщения имеет председатель ЧК товарищ Перевощиков.

Перевощиков подошел к столу, повернувшись лицом к собранию, разгладил левой рукой густые вислые усы.

— Товарищи, — начал он глуховатым баском, — нам предстоит жаркое дело. Мы обнаружили крупный заговор офицеров и остатков бывшей жандармерии, во главе которого стоит войсковой старшина Вихров. Сегодня они намерены поднять восстание и выступить в десять часов утра под видом крестного хода из всех церквей города.

Он на минуту замолк, обводя взглядом присутствующих, по рядам которых пополз изумленный шепоток.

— И много их, заговорщиков-то? — спросил Жигалин.

— Порядочно, — ответил Перевощиков. — Они надеются, что к ним пристанут многие жители города и, кроме того, две сотни казаков бывшего Читинского полка должны напасть на город с юга, со стороны Каштака, а с ними еще «вольная дружина» из старых казаков Сухомлиновской и Кияшкинской станиц.