— Поможем!

— И о бабе твоей с ребятишками позаботимся, решайся, Антип.

— Вместе громить красюков будем, — басил Томилин, — записывайся смелее.

«Черт меня дернул затесаться в эту компанию, — клял себя в душе Антип. — Нам-то чего большевиков бояться. Вот Костю-то зря отправил в эту гвардию ихнюю, свалял дурака».

Но сказать об этом, отказаться от записи не хватило у Антипа смелости.

— Пиши, — уныло сказал он Семену, подумав при этом: «Запишусь, чтобы отвязались, анафемы, а там видно будет».

После Антипа запись пошла быстрее. Когда все записались, Савва Саввич отправился на кухню, распорядиться насчет угощения, а его соратники-дружинники занялись подсчетом, кому чего не хватает, какое у кого имеется оружие и что надо приобретать в первую очередь. Тут же избрали себе и командира — басовитого Христофора Томилина.

На совместное заседание Забайкальского Совета народных комиссаров и облисполкома Жданов пришел одним из первых.

Заседание собралось в том же доме, где помещался низвергнутый «Народный совет».

Неприятное впечатление произвел на Жданова этот дом сегодня. Множество комнат в нем, где совсем еще недавно взад и вперед сновали чиновники, пулеметными очередями трещали пишущие машинки, а за многочисленными столами сидело не менее сотни всякого рода служащих. Теперь же лишь в двух комнатах работали штабные казачьи писаря, все остальные пустовали; в раскрытые двери видно на столах, на полу разбросанные листы бумаги, обрывки газет, битое стекло, абажуры без лампы, сломанные стулья. Ветер врывался в разбитые окна, шелестел бумагами.

В одной из комнат Жданов увидел пегобородого старика, как видно дворника, в заплатанном полушубке. Дед метлой подметал пол и ею же смахивал со столов бумаги. Жданов к нему:

— Дед, почему это люди-то не работают сегодня?

Старик остановился, опираясь на метлу, покосился на незнакомца, ответил;

— Не хотят, стало быть, вот и не работают. Им што, денежки получили и поплевывают в потолок. Дураков-то, таких, как я, задаром чертомелить мало осталось.

— Плетешь чего-то, дед! — Жданов нахмурился, посуровел глазами. — Что же, по-твоему, при советской власти только дураки работают? Власть-то это ваша же, народная!

— Да уж хороша власть, лучше некуда. При плохой-то власти я, как подойдет, бывало, двадцатое число, что заработано, мне вынь да положь чистоганом. А теперь вот робить заставляют, а за жалованьем приди — и хозяина не найдешь. Вот завтра двадцатое, а кто мне заплатит? Ванька Ветров?

Дед с ожесточением плюнул на пол, принялся за метлу.

Жданов посторонился, чтобы не мешать старику, подумал про себя: «Вот тебе раз, тут что-то такое вроде забастовки». Зал заседаний представлял собой обширную светлую комнату на втором этаже. Посредине ее, почти во всю длину, ряд столов в форме буквы Т, под зеленой скатертью и с венскими стульями по бокам.

За передним столом сидели: Бутин, бритоголовый человек в больших очках с роговой оправой, справа от него худощавый, пожилой брюнет в гимнастерке военного покроя, председатель Совнаркома Николай Матвеев. Слева комиссар финансов Леднев и еще трое военных, из которых обращал на себя внимание Янков в генеральской, с красными отворотами, бекеше.

Расторопным боевым вахмистром был Янков в своем полку, но когда, после переворота в Гомеле, его избрали помощником командира дивизии, он начал зазнаваться, задирать нос. А тут, как назло, командиру дивизии Балябину пришлось поехать в Киев, добиваться там пропуска казачьих эшелонов, Богомягков отправился в Могилев, в ставку главковерха, и в дивизии за хозяина остался Янков. Чувство такой большой власти, почет и лесть подхалимов-собутыльников вскружили голову Янкову, сказалась себялюбивая натура малограмотного вахмистра, возомнившего себя генералом. В Чите, окружив себя адъютантами и ординарцами, он занял в гостинице «Даурия» самый лучший номер, щеголяя по городу в генеральской бекеше и везде рекомендовал себя командиром дивизии.

— Здравствуй, товарищ комиссар юстиции, — приветствовал Жданова Матвеев, — как дела у тебя?

— Дела, Николай Михайлович, хуже некуда. Одно звание, что комиссар, а на деле-то — командующий без армии. Ни людей, ни помещения, ни денег, не знаю, за что и браться. Главная беда — кадров нет. Прежние судьи и прочие чиновники, юристы не хотят работать, саботируют. Из всех местных судейских чиновников пришел ко мне и согласился работать один-единственный человек, бывший мировой судья Бахирев. Я его готов был расцеловать за это дело и теперь не знаю, куда его лучше приспособить: или прокурором назначить, или следователем, или судьей народным, такого человека хоть на части разрывай. Да и у вас тут, как я посмотрел, дела-то не лучше…

И тут Жданов рассказал о своем разговоре с дворником.

— Мы только что говорили об этом, — вступил в разговор Бутин, — организованный саботаж. Ты знаешь, какую свинью подложили нам нарсоветчики? Сейчас вот товарищ Леднев докладывал нам: они почти всем служащим выдали жалованье за полгода вперед.

— Да что вы говорите! — ахнул изумленный Жданов. — Неужели такое могло случиться?

— Случилось, — грустно улыбаясь, подтвердил Леднев, — выплатили, мерзавцы, за полгода вперед, да еще и наградных за месяц, и все золотом. Одним выстрелом двух зайцев убили сволочуги: и саботажников поощрили — обеспечили материально, и казну опустошили, теперь у нас в банке, как в барабане, пусто.

— Вот негодяи, вот подлецы! — возмущался Жданов, переводя взгляд с Леднева на Бутина и на Матвеева. — Да их судить надо за такое дело, к стенке поставить!

— Действуй! — кивнул головой Матвеев. — Ты комиссар юстиции, тебе и карты в руки. А с финансами… мы думаем буржуев местных контрибуцией обложить миллиона на три. А насчет золота, которое роздали саботажникам, товарищ Янков интересную мысль высказал. — Матвеев, улыбаясь, провел рукой по усам. — Дело это, правда, необычное, но, по-моему, стоящее. Он предлагает создать комиссию человек из трех, которая обойдет всех чиновников города, отберет у них незаконно полученные деньги — и в банк их.

Тут уж и Жданов не утерпел, засмеялся:

— Вот это здорово!

— А что, — подхватил Бутин, — предложение дельное. Мы это обсудим сегодня, вынесем решение и поручим Янкову ж выполнить, посмотрим, как он справится с этим на практике.

— Ну что ж, попытка не пытка; как Янков-то, согласен?

Янков утвердительно кивнул головой:

— Если поручите, не возражаю, дня два на это дело могу уделить.

Тем временем народ в зале все прибывал: члены областного исполкома, комиссары усаживались вокруг столов, многие вынимали блокноты, что-то записывали. Подошло несколько военных, среди которых были и командир 2-го Читинского казачьего полка Жигалин, и Киргизов, и назначенный военным комиссаром высокого роста, кудрявый, красивый казачина Дмитрий Шилов.

Заседание затянулось до глубокой ночи. Было принято много важных решений: о наведении в городе и области порядка и революционной законности, о борьбе с разрухой, о мобилизации рабочих, крестьян и казаков в ряды Красной Армии.

Было много разговоров и по вопросу о финансах, но в конце концов постановили обложить крупных купцов и промышленников области контрибуцией в сумме трех миллионов рублей. Для взыскания контрибуции создали тройку во главе с Янковым, им же поручили отобрать у чиновников незаконно полученное ими жалованье и внести его в банк.

Было раннее февральское утро. Солнце еще не взошло. Над мохнатыми, лесистыми сопками на востоке пламенела заря, багрянцем отражаясь в окнах губернаторского дома, к которому в это время подходил спешенный, вооруженный винтовками взвод казаков 2-го Читинского полка.

Под сапогами казаков похрустывал затвердевший от холода песок, легкий бодрящий морозец румянил им лица. Снегу в эту зиму, как всегда в Чите и ее окрестностях, выпало мало, и он давно уже стаял. Крыши домов, деревянные тротуары и тополя на площади запорошило пушистым инеем, отчетливо видны далекие и близкие, с трех сторон обступившие Читу сопки, густо покрытые вечнозеленым сосновым бором. Город пробуждается, над домами в безветренном воздухе встают волнистые столбы дыма, улицы постепенно наполняются шумом: на тротуарах появляются ранние прохожие, рысят, шурша резиновыми шинами, извозчики, по булыжной мостовой Николаевской улицы тяжело громыхают ломовики.