Капитан остановился, по-военному стремительно повернулся к Алкснису и долго пристально смотрел на него, не произноси ни слова. Покачав головой, он с уничтожающим видом выхватил из кармана запечатанное письмо.

— Читайте адрес, — крикнул он.

Алкснис склонился и прищурил глаза.

— Покажите ближе, я не могу разглядеть, — сказал он.

— Не удивительно, что вы не можете разглядеть. Вы многого не видите, даже своего позора! Так слушайте, что здесь написано: «Рига. Главное управление почты и телеграфа». Понятно? Здесь сообщено о вас все. Вы больше не будете радистом, я об этом позабочусь. Как приедете в Ригу — расчет.

— Собственно говоря, именно этого я и ожидал от вас, — спокойно ответил Алкснис.

Его хладнокровие окончательно привело в ярость капитана.

— Вы неисправимый… субъект! — буркнул он сквозь зубы и опять зашагал по мостику.

— Можно идти? — спросил Алкснис, помолчав немного.

Капитан повернулся к нему спиной. Алкснис зажег потухшую сигарету и спустился по трапу вниз.

Пароход вышел в море. Погода была тихая. Внизу, сбросив рубашки, позвякивали лопатами кочегары. Они опять превратились из веселых забулдыг в серьезных рабочих — пристально следили за красноватым огнем, выламывали шлак, и у них даже не было времени утереть пот.

Первые, кто встречает моряков в любом порту, это торговцы: мясники, булочники, бакалейщики, продавцы различных корабельных товаров, прачки, сапожники, портные. В порту Бордо «Эрику» ожидала толпа оборотистых людей. Все они стремились попасть на борт первыми и вручить поскорее карточки своих торговых фирм. Наряду с бесчисленными карточками шипшандлеров многие моряки получили пригласительные билеты небольшого формата, на которых была оттиснута эмблема — красная мельница, адрес заведения и фамилия владелицы.

Но первый день прибытия в порт Бордо ознаменовался не только пригласительными билетами красной мельницы: вспыхнул очередной, уже давно назревавший продовольственный бунт. По пути из Ла-Паллиса в Бордо пароход один день простоял на якоре в Жиронде, напротив городка Пойак в ожидании разрешения на вход в Бордо. Было достаточно времени на то, чтобы по заслугам оценить питание, и все согласились, что дальше так не может продолжаться.

Артельщиком по-прежнему был судовой плотник. Он дважды в день кормил команду рыбой, благо она была здесь дешевая. Зван не раз ворчал на плотника:

— Ты что, думаешь превратить нас в рыб? Или во Франции больше ничего нельзя достать?

Плотник не обращал внимания на надвигавшуюся бурю и продолжал подавать на обед и ужин жареную и вареную рыбу.

Начальство питалось отдельно, артельщиком у них был второй штурман. Они тоже не видели ничего, кроме рыбы, но зато в конце каждого месяца им выплачивали денежную экономию. Зван нечаянно подслушал разговор штурманов и узнал, что у начальства за последний месяц денежная экономия на питании составила около двадцати латов на человека.

— Так дело не пойдет, — заговорил он во время обеда, давясь осточертевшей рыбой. — У офицеров восемь человек, и получается экономия, а у нас шестнадцать — и ничего не остается. Да хоть бы уж кормил прилично. Селедка, треска, кашица, маргарин — разве это еда?

— Топор нас обкрадывает! — крикнул Андерсон.

— Пусть он подавится своей треской! — взорвался вдруг Зоммер, выходя из-за стола. — Я хочу жрать!

— Кто пойдет со мной? — спросил Зван. — Пойдем к плотнику. Пусть покажет счета и выплатит экономию.

Все вскочили из-за стола и во главе со Званом направились к каюте плотника. Тот вышел на палубу с лоснящимися от жира губами.

— А верно, хорошая погода? — спросил благодушно он.

— Какая есть, такая и есть, — прервал его Зван. — Ты лучше скажи, какой у нас остаток продовольственных денег за этот месяц?

— Что? Остаток? — расхохотался плотник, — Ты бредишь, что ли? Остаток! Какой у тебя здесь получится остаток? Того и гляди недостача будет. Все дорого, как в аптеке! Знаете вы, почем здесь мясо? А хлеб? Даже последняя мелочь? — Он стал серьезным, почти сердитым. — Тут голова идет кругом, когда начинаешь соображать, что можно купить и чего нельзя.

— Ничего, Топорик! — усмехнулся Зван. — Мы тебя вылечим от головной боли. Ты тут нас не дурачь. Мы все умеем считать. Это и брюхом сообразишь, что за девять франков в день можно иначе питаться.

— Ну, может быть, вы умные… — плотник обидчиво пожал плечами. — А я для этого слишком глуп.

— Посмотрим, Топорик! — воскликнул Андерсон. — Пусть попробует кто-нибудь другой.

— Пусть, пусть! Мне уж надоело слушать эти проповеди. Вам и сам дьявол не угодит.

После этого в кубрике кочегаров состоялось совещание, на которое явились и матросы.

— Кого выберем артельщиком? — спросил Андерсон. — Я, со своей стороны, предлагаю Звана.

— Я плохо знаю языки… — пробовал тог отговориться.

— А что тебе нужно знать? Покажи пальцем, если не знаешь, как называется. Писать-считать умеешь. Попробуй.

Немного поломавшись для приличия, Зван согласился взять на себя обязанности артельщика. Объединенная делегация матросов и кочегаров проводила его к капитану и представила как нового артельщика.

Капитан вначале и слышать не хотел о смене, так как плотник был его земляком.

— Чего вы глупите? — он взволнованно стал расхаживать по салону. — Чем вам нехорош эконом? Кто сумеет лучше его хозяйничать? Он уже привык, знает все порядки, владеет языками.

— Мы ему больше не доверяем! — заявил Андерсон. — Он кладет себе в карман третью часть.

— Ну, а если бы я ведал продовольствием и поручал бы все покупать стюарду? Вы бы и тогда не доверяли?

Угрозы капитана никто не принял всерьез. Если бы он действительно хотел сам заняться питанием экипажа, он бы давно это сделал.

В конце концов Звана узаконили в новой должности.

— Подходящего человека подыскали, нечего сказать, — заметил под конец капитан. — Козла в огород пустили. Смотрите, как бы не пришлось идти ко мне с жалобами…

Но капитан оказался плохим пророком. Скоро появились доказательства этому.

На «Эрике» наступил праздник. Ни в одном календаре он не значился, но иначе нельзя было назвать роскошную, расточительную жизнь, начавшуюся после избрания Звана артельщиком.

Каждое утро Зван получал от капитана продовольственные деньги — примерно полтораста франков. Он ехал в город, закупал и заказывал необходимое. Его всегда сопровождали в качестве помощников два кочегара. Они отсутствовали довольно долго и всегда возвращались навеселе. На следующий день помощники менялись. Все с готовностью сопутствовали Звану, когда он ходил по магазинам, базарам, и пивным. У капитана больше никто не просил денег, — на выпивку хватало, потому что Зван был человек щедрый.

Питание? Так могли жить только господа. Утром каждый получал коробочку сардин или еще какие-нибудь дорогие консервы, сыр, колбасу и другие деликатесы. Обед состоял из трех блюд: великолепный суп, большая порция хорошего жаркого, компот или горячее красное вино. На ужин блинчики с начинкой, дичь или холодные закуски.

Кок, на которого теперь навалилась уйма работы, чертыхался, как только умел. Чтобы примирить его с горькой судьбой, Зван ежедневно дарил ему бутылку вина.

Люди ели и удивлялись:

— Что это такое? Где это видано, чтобы на судне так кормили?

Начальники провожали завистливыми взглядами блюда, проносимые из камбуза в кубрик кочегаров. Механики стали перешептываться со штурманами, недоверчиво и холодно поглядывая в сторону своего артельщика — второго штурмана: «Не ворует ли он? Почему команда так хорошо питается?»

Эта перемена тяжелее всего отразилась на плотнике. Он ходил как побитый пес, никто с ним не хотел разговаривать.

— Вор этакий! — говорили у него за спиной. — Почему теперь так здорово с едой получается?

В один прекрасный день радист заявил второму штурману, что переходит на довольствие в команду.