— Находимся в районе Берлина, — услышал, наконец, Крауфорд в телефон голос штурмана и посмотрел вниз, выжидая, когда молния осветит землю.

Но сверкнула молния, а пилот не увидел ничего, кроме туч.

Впервые за время их совместных полётов лейтенант не поверил штурману. Штурман мог ошибиться. Как мог он с уверенностью определить точное положение самолёта в такую грозу?

В это мгновение из туч, ярко освещённая молнией, вынеслась маленькая тёмная тень. Крауфорд узнал в ней немецкий ночной истребитель. Нужно было решать: либо немедленно сбросить бомбы и вернуться, либо нырнуть в тучи и на рассвете ударить по запасным объектам.

Крауфорд боялся, что сейчас бомбы могут упасть на чистое поле, и резким разворотом направил свой корабль в тучи. Напрасно штурман уверял, что они летят как раз над Берлином. Лейтенант не хотел встречаться с ночными истребителями. Он сможет сбросить бомбы на рассвете. Пусть только радист свяжется с командованием. Но радио всё ещё не работало, и самолёт почти наощупь шёл обратным курсом.

Уже небо стало чистым и начало светлеть далеко на востоке. Радист попытался связаться с командиром эскадрильи. Напрасно! Никто не отвечал. Вскоре штурман мог вполне точно определить местонахождение самолёта. Они летели над Руром, над частью Германии, которая так густо заселена, что кажется одним сплошным городом.

Восток всё более светлел. Дождь перестал. В лёгком тумане плыл к Англии «либерейтор». Рандольф Крауфорд смотрел вниз, на серую, неприветливую землю Германии. Надо найти запасные объекты и разбомбить их, — не везти же обратно весь запас бомб.

И вдруг лейтенант увидел, как с полевого аэродрома, расположенного у небольшого городка, поднимаются истребители. Почему здесь аэродром?

Крауфорд видел, как шесть истребителей, «фокке-вульфов», резкими вертикалями пошли вверх, стремясь набрать высоту для атаки. Одинокий «либерейтор», будет для них не очень трудной добычей. Крауфорд это прекрасно понимал. Сердце пилота сжалось, неприятный холодок пополз по спине.

И вдруг «фокке-вульфы», успевшие уже набрать достаточную высоту, засуетились и как будто перестали интересоваться «либерейтором». Крауфорд внимательно оглядел горизонт, но не увидел ничего особенного. Первые лучи солнца уже разгоняли туман, и он таял, опускался к земле, уступая место ясному летнему дню. В солнечных лучах, высоко над «либерейтором», метались немецкие истребители. Поведение их было непонятным. Почему они не бросаются на бомбардировщик?

Крауфорд не успел найти ответа. В наушниках послышался незнакомый голос:

— Иду в атаку. Карпенко, прикрой мне хвост!

Рандольф Крауфорд понял только слово «атака». Остальное осталось для него загадкой, но он уже знал теперь, что его корабль не одинок в небе. Где прячется этот неожиданный друг, разговаривающий на волне станции «либерейтора»? Не его ли появление вынудило «фокке-вульфов» заметаться?

Крауфорд присмотрелся внимательней и высоко над немцами увидел два самолёта. Они были несколько необычной формы, но разобрать зкаки на крыльях было невозможно. Первый самолёт шёл в атаку на немцев; второй прикрывал его.

Экипаж «либерейтора» не успел опомниться, как один немец уже загорелся, а два неизвестных самолёта очутились в зоне огня пулемётов его бомбардировщика. Крауфорд ахнул. Он ожидал увидеть кого угодно — французов, англичан, американцев, даже норвежцев, но никак не самолёты с красными звёздами на крыльях.

Воздушный бой над немецкой землёй прошёл молниеносно. Немцы пошли в атаку на «либерейтор». Советские истребители круто взмыли вверх, и опять Крауфорд услышал хриплый уверенный голос:

— А ну прикрой мне хвост, Карпенко!

Снова самолёт пошёл в атаку — и загорелся второй немец, падая на землю. Но третий немецкий пилот успел зажечь машину, прикрывавшую хвост незнакомого истребителя. Даже горя, волоча за собой густой хвост чёрного дыма, Карпенко прикрывал своего товарища. Один из немцев неосторожно приблизился к тяжёлому бомбардировщику, и сердце Крауфорда забилось от радости, когда огонь трёх левых пулемётов «либерейтора» пронизал вертлявое тело «фокке-вульфа». Теперь в воздухе остались три немецкие машины против одного советского истребителя и тяжёлого бомбардировщика Крауфорда.

— Держитесь ближе к моим пулемётам, — кричал по радио Крауфорд, но советский лётчик вёл бой так, словно, защищая тяжёлый «либерейтор», защищал собственную жизнь. Теперь в небе из всей шестёрки остался только один «фокке-вульф». Ни разу не видел Крауфорд такого воздушного боя. Вот идут навстречу друг другу два истребителя. Неистово бьют их пулемёты. Немец стреляет даже из пушки. Машины мчатся на бешеной скорости, и вдруг страшный удар — и сверкающие обломки обоих самолётов летят на землю.

«Либерейтор» медленно плыл на северо-запад. Не верилось, что минуту назад прогремел бой, в котором два советских пилота дрались против шести немецких и победили.

— Лейтенант, — прозвучал голос штурмана, — почему около этого города оказался полевой аэродром? Здесь что-то не так.

Крауфорд сразу понял мысль штурмана. Он резко положил самолёт на крыло и повернул обратно. Перед его глазами всё ещё стояла картина воздушного боя. В ушах ещё звучал голос: «Карпенко, прикрой мне хвост!» Лейтенант не колебался. Он снизился и пошёл к городу, стараясь тщательно рассмотреть всё, что творится на земле.

Маленький город наплывал на него серым пятном на фоне зелёных полей. Крауфорд промчался над ним, увидел заводы, расположенные на окраине, и не поверил своим глазам: все заводы, улицы, даже дворы были забиты танками, автомашинами, пушками. Очевидно, здесь сконцентрировалось большое воинское соединение. Теперь было понятно, почему около этого городка оказался охранный аэродром. Сердце лейтенанта наполнилось гордостью. Сейчас он отомстит за советских лётчиков, спасших его, английского лейтенанта Крауфорда.

Лейтенант поднялся выше, чтобы сбросить бомбы, но в этот момент в наушниках раздался голос штурмана:

— Лейтенант, этот город называется Риген, на карте он обозначен как объект, недостойный бомбардировки.

Крауфорд посмотрел на свою карту. Действительно, город Риген был обведён жирной синей чертой. Это обозначало, что город бомбить не стоит. Лейтенант задумался. Потом снова посмотрел вниз, увидел заводские дворы, забитые танками, и все его колебания исчезли.

— Не говори глупостей, — сказал он в микрофон. — Сейчас будем бомбить скопление войск и техники противника.

Крауфорд отдал команду так, как привык это делать в бою, — спокойно и уверенно. Он видел, как его бомбы упали на большой завод, видел взрывы и пламя пожаров.

Освободившись от бомб, «либерейтор» пошёл на свой аэродром. Километрах в пятидесяти от Ригена Крауфорд оглянулся. Тяжёлые столбы дыма поднимались высоко над городом.

В канцелярии концентрационного лагеря Дюбуа-Каре резко зазвонил телефон. Мари-Клэр поднесла трубку к уху.

— Повторите ещё раз, — сказала она.

Говорил начальник охраны лагеря. Выслушав его, Мари-Клэр бросила трубку и выбежала из канцелярии. Немец-писарь проводил её удивлённым взглядом.

Мари-Клэр прибежала на плац и приказала всем пленницам собраться. Видимо, случилось что-то очень важное, если Мари-Клэр собирает их второй раз на протяжении часа. Женщины выстраивались, опустив головы, время от времени осторожно поглядывая на надсмотрщицу.

А она стояла возле гимнастического снаряда и ждала. Женщины заметили торжество в глазах Мари-Клэр, но ещё не знали его причины. Сердца их сжались в тяжёлом предчувствии.

— Ну, мои красавицы, — начала Мари-Клэр, когда все выстроились и на большом плацу установилась тишина, — поймали их, поймали обеих. Кто из вас будет качаться на виселице?

Мари-Клэр вглядывалась в лица, и все они казались ей одинаково взволнованными. Каждая из этих женщин могла быть соучастницей беглянок, все они в глубине души сочувствовали им. Мари-Клэр это понимала. Её охватила злость. Она была близка к истерике.