Помню, эти вопросы постоянно задавались во время судебного разбирательства. Один памфлетист дал на них один из возможных ответов:
«Людей обычно очень легко убедить, что то, чего они желают, — правда… Это была ошибка, которую легко мог совершить мужчина с живым и легко возбудимым воображением, подобным воображению кардинала. Он испытывал удовольствие и даже восторг от этого договора, который давал пишу для новых чувств, для новых перспектив в бесконечном лабиринте его воображения».
Дело было сделано. Первого февраля Бёмер и Бассенж принесли ожерелье кардиналу. Он в тот же самый день отнес его на Рю-Нёв-Сен-Жиль, где его ждала мадам де ла Мотт, чтобы взять у него украшение. Его пригласили подождать в комнате со стеклянной дверью, через, которую ему было видно, кому передали ожерелье. Он увидел молодого человека, одетого в ливрею, подобную тем, что носили слуги королевы. Этот молодой человек представился графу и графине де ла Мотт со словами: «По приказу королевы!» Он взял шкатулку с ожерельем и исчез.
Кардинал попрощался. Как только он ушел, Рето де Виллетт, сыгравший роль посыльного королевы, вернулся обратно вместе со шкатулкой. Заговорщики сели за стол, чтобы насладиться видом самых прекрасных бриллиантов в Европе.
Но они задумали этот план вовсе не для того, чтобы просто полюбоваться камнями. Необходимо было вынуть бриллианты из ожерелья и продать их.
Они без задержки приступили к работе.
Вся эта история могла бы вскрыться гораздо раньше. Дело в том, что через несколько дней после того, как кардинал отдал ожерелье заговорщикам, один ювелир зашел в полицейское управление Парижа и сообщил, что какой-то человек принес ему необычайно красивые бриллианты. Было совершенно очевидно, что эти камни чьей-то неумелой рукой выломаны из своей оправы. В результате, когда Рето вернулся в ювелирный магазин, его арестовали.
Рето чрезвычайно правдоподобно объяснил, что бриллианты были отданы в его владение родственницей короля, графиней де ла Мотт-Валуа. Он заявил, что может доказать это. Услышав имя Валуа, полицейские отменили арест, и Рето был освобожден.
Все же это послужило для них предупреждением о том, что пытаться отделаться от этих великолепных бриллиантов в Париже было ошибкой. Тогда граф отправился в Лондон, чтобы продать камни там. Оттуда он вернулся богатым человеком, несмотря на то, что лондонские ювелиры извлекли большую выгоду из этой сделки с бриллиантами, так как, естественно, не заплатили графу их настоящую цену. Теперь мадам де ла Мотт была в своей стихии. Она относилась к числу тех женщин, которые живут настоящим, не слишком заботясь о будущем.
Она с королевской пышностью вместе со слугами, одетыми в роскошную униформу, выехала в Бар-сюр-Об. Ее карета была запряжена четверкой английских лошадей. Жанна везла с собой ковры, гобелены, мебель и наряды. Чтобы перевезти все имущество, которым она собиралась обставить свой особняк, ей потребовались двадцать четыре телеги. На ее дорожной карете утонченного жемчужно-серого цвета красовался герб династии Валуа с выгравированным девизом: «Rege ab avo sanguinem, nomen, et lilia», что означало: «От короля, моего предка, я унаследовала мою кровь, мое имя и цветы лилии».
Там она жила по-королевски, так, как она, должно быть, мечтала жить всегда, с тех пор как узнала, что в ее жилах течет кровь Валуа. Но она должна была знать, что это не могло продолжаться вечно. Неминуемо должен был наступить час расплаты.
Так же, как и мне, Жанне пришлось узнать, что за все свои деяния в жизни приходится расплачиваться. Кардинал был арестован и рассказал свою историю, в которой была замешана мадам де ла Мотт. Два дня спустя в Бар-сюр-Об прибыли гвардейцы. Жанна знала, что сопротивляться бесполезно. Ее арестовали и заключили в Бастилию.
Суд
Королева была невиновна, и, чтобы шире предать гласности свою невиновность, она пожелала, чтобы этот судебный процесс вел парламент. В результате королеву сочли виновной и королевский двор был дискредитирован.
Наполеон на острове Святой Елены
Я поняла, что он [кардинал Роган] никогда больше не сможет появиться при дворе. Но этот судебный процесс, который будет длиться несколько месяцев, возможно, будет иметь и другие последствия. Он начался с выдачи ордера на арест, который временно лишил Рогана всех прав, должностных обязанностей и права совершать какие-либо гражданские акты до того, как будет объявлено решение суда. Шарлатан Калиостро, а также де ла Мотт и его жена вместе с девицей по имени Олива, происходящей из отбросов общества, — все они находятся в одинаковом положении. Что за соучастники у Главного раздающего милостыню и кардинала, принца Рогана!
Мария Антуанетта — Иосифу II
Горе королевы беспредельно… «Придите, — сказала мне ее величество, — придите и поплачьте о своей королеве, оскорбленной и принесенной в жертву интригам и несправедливости…» Вошел король и сказал мне: «Вы нашли королеву сильно страдающей, и у нее есть для этого все основания».
Мемуары мадам Кампан
Все актеры, сыгравшие свои роли в деле с бриллиантовым ожерельем, были заключены в Бастилию, за исключением графа де ла Мотт, сбежавшего в Лондон и прихватившего с собой то, что осталось от ожерелья. Весь двор и вся страна находились в лихорадочном нетерпении и ожидании.
Каждый день улицы Парижа заполнялись возбужденными толпами. Никто не говорил ни о чем другом, кроме как об идущем судебном разбирательстве. Кардинал совершенно изменился. В Бастилии его поместили в изысканные апартаменты, весьма отличавшиеся от тех, которые использовались для обычных заключенных. Он взял туда с собой троих слуг, чтобы они обслуживали его. За свое жилище он платил сто двадцать ливров в день. Ему разрешалось принимать визиты членов своей семьи, своих секретарей и, разумеется, своего адвоката, вместе с которым он готовился к защите. Подъемный мост в Бастилии приходилось весь день держать опущенным, так много посетителей приезжало туда. Кардинал даже дал в своих комнатах банкет, на котором подавали шампанское. Он продолжал управлять делами, как того требовало его положение, словно Бастилия была еще одним из его дворцов, который он вынужден был временно занимать ради собственного удобства. Он ежедневно делал моцион в саду начальника тюрьмы или прохаживался по площадкам башен.
Пользуясь поддержкой своего влиятельного семейства, он становился все более самоуверенным. Когда он узнал, что Луи назначил Бретея в качестве одного из дознавателей по его делу, он немедленно заявил протест на том основании, что Бретей был его врагом. Луи в своем стремлении к справедливости тотчас же согласился сделать замену и назначил вместо Бретея Верженна, министра иностранных дел. Он также приказал, чтобы вместо помощника Бретея Верженну помогал маршал де Кастри, министр морского флота.
Мадам де ла Мотт также готовила свою защиту, правда, в менее комфортабельных помещениях Бастилии. Ее плодовитое воображение могло бы во время судебного разбирательства изобрести самую фантастическую историю. Но, когда были арестованы Рето и баронесса д’Олива, ей, должно быть, стало не по себе. Мадам де ла Мотт предупреждала баронессу д’Олива, что ту могут арестовать — Жанна была весьма заинтересована в том, чтобы девушка не смогла рассказать о сцене, происшедшей в роще Венеры. Олива пыталась бежать вместе со своим любовником, Туссеном де Боссиром, однако в Брюсселе они были арестованы. Рето де Виллетт был схвачен в Женеве, и эти двое вместе с графом и графиней Калиостро также находились в Бастилии. Дело считалось чрезвычайно важным, поэтому прилагались величайшие усилия, чтобы доставить графа де ла Мотт обратно во Францию. Англия не признавала требование выдачи преступников и ничего не делала, чтобы помочь, так что граф оказался умнее, чем его сообщники, бежав именно в эту страну. Было установлено, что его приблизительное местонахождение располагается в районе границы между Англией и Шотландией. В результате хитроумного плана в Ньюкастл-он-Тайн был послан корабль. Там хозяина и хозяйку, у которых жил граф де ла Мотт, попросили подмешать в его вино наркотики, чтобы того можно было связать, положить в мешок, отнести на борт корабля и доставить во Францию. Но граф оказался умнее, вовремя раскрыл готовящийся против него заговор и сбежал.
