— Мне всегда легче говорить с пятьюдесятью людьми, чем с одним человеком, — сказал он со своей застенчивой улыбкой.

Я воскликнула:

— Ты найдешь тех, кто организовал этот заговор, и тогда все будет хорошо. Думаю, французы будут счастливы, когда поймут, что у них сильный король, на которого они могут положиться.

Он был очень рад услышать это и пробормотал:

— Ты сразу переходишь к заключению. Но весь этот кошмар еще не кончился!

И действительно не кончился. Когда мы вышли из нашей комнаты, то увидели предупреждение, приколотое к двери. Я прочитала его, и у меня перехватило дыхание.

Оно гласило:

«Если цены на хлеб не снизятся и министерство не сменится, мы подожжем Версальский дворец со всех четырех сторон!»

Я в ужасе уставилась на записку. Потом посмотрела на мужа. Он побледнел.

— Луи, — прошептала я, — такое впечатление, что они нас ненавидят!

— Это не народ! — закричал он. — Я никогда не поверю, что это народ!

Он был потрясен, и я тоже. Словно холодный ветер пронесся по дворцу.

Альбер доложил о том, что произвел множество арестов. Мастера по изготовлению париков и мастера по изготовлению газа поймали на воровстве. Было решено примерно наказать их. Этих двоих повесили на виселицах высотой по восемнадцать футов каждая, что должно было послужить предостережением для бунтовщиков.

Луи был огорчен.

— Я хочу, чтобы они нашли зачинщиков! — снова и снова повторял он. — Я не хочу, чтобы наказывали людей, которых повели за собой эти негодяи!

Если бы он мог, то помиловал бы тех двоих, но Тюрго настоял на том, что виновные должны послужить примером для остальных. Несомненно, казнь этих двух человек отрезвила людей. Мятежи прекратились. Восстание, позднее получившее название La Guerre des Farines[66], закончилось.

Было ясно, что какая-то организация, какая-то тайная группа людей использовала нехватку зерна, чтобы начать революцию. К счастью, решительность короля и быстрые действия Тюрго, а также замена Ленуара Альбером и солидарность парламента позволили избежать самого страшного.

Все строили предположения относительно того, кто мог стоять за всем этим. Некоторые говорили, что им мог быть принц де Конти, которого так обидел Макс, когда навещал нас. Ходили слухи, что принц так ненавидит меня и мою семью, что даже готов пойти на свержение монархии.

Такое предположение казалось смешным. Но, с другой стороны, бунты и в самом деле начались в Понтуазе, где у принца был дом.

Слухи ходили самые разные. Какое-то время я прислушивалась к ним. Я даже слышала, что Конти был членом тайной организации, подозреваемой во всевозможной подрывной деятельности.

Нам следовало быть благодарными за это грозное предостережение и не останавливаться до тех пор, пока не будет установлена истина. Несомненно, если бы мы действительно постарались, не составило бы слишком большого труда найти настоящих виновников.

Но мы были чересчур обрадованы тем, что «мучная война» наконец закончилась, и у нас не было желания ворошить прошлое и доискиваться до истинных причин случившегося. Мы хотели забыть весь этот кошмар.

Со времени последних «хлебных бунтов» прошел месяц, и все вокруг заговорили о коронации. Подобного рода церемонии были редким событием при королях, столь долго стоявших у власти, как Людовик XIV и Людовик XV. Оба они правили страной в течение многих лет. Людовик XVI, конечно, страшился коронации и, будь на то его воля, предпочел бы ее избежать. Дело в том, что в самые ответственные моменты он становился крайне неловким и к тому же терпеть не мог изысканно одеваться. Кроме того, это была весьма архаическая церемония, сохранившаяся в таком же точно виде, в каком она выполнялась с самых первых дней существования французской монархии. Луи много бы отдал, чтобы избежать ее.

Мерси и моя матушка надеялись, что меня тоже будут короновать. По правде говоря, я не разделяла ужаса моего мужа перед этой церемонией, потому что чувствовала бы себя в своей стихии: блестящая королева, принимающая почести от своих подчиненных. Втайне я была разочарована, когда узнала, что для меня коронации не будет.

— Это повлекло бы за собой дополнительные расходы, — сказал Луи, — да еще в такое время, когда существует неотложная необходимость экономить во всем. Ведь предстоят к тому же свадьба Клотильды и роды жены Артуа…

Он выглядел смущенным. Снова была затронута эта деликатная тема. Я тоже чувствовала себя несчастной. Артуа первым из братьев станет отцом. Как я завидовала своей невестке! Я неистово взялась за переделки в Трианоне, надеясь, что это поможет мне забыть о зависти. Счастливая, счастливая женщина! Что из того, что она была маленькая, уродливая и косоглазая, с длинным тонким носом? Зато скоро она станет матерью!

— Вот поэтому, — сказал Луи, — тебя не будут короновать вместе со мной. Я знаю, что ты и сама не желаешь этого. А как бы мне хотелось избежать всей этой суеты!

Но все же было решено, что коронация должна состояться. Пятого июня я вместе с моими деверями и невестками выехала в Реймс. Была полночь, и мы увидели город при лунном свете. Люди высовывались из окон, остальные выстроились вдоль улиц. Они бурно приветствовали нас и были почти так же полны энтузиазма, как парижане во время моего первого официального приезда в их город.

Мы приехали на день раньше короля, и я с волнением ожидала прибытия Луи. Его экипаж был восемнадцати футов высотой. Мы видели, как он принимал ключи от города у герцога де Бурбона, губернатора Шампани.

Задолго до того, как король должен был прибыть в собор, где предполагалось провести церемонию коронации, я заняла там место на галерее, рядом с высоким алтарем, откуда мне было хорошо видно все происходящее. Еще никогда в жизни я не была так растрогана.

Я знала, что в семь часов началась оригинальная старинная церемония приведения короля и что епископ Бове из Лаона возглавил процессию, прибывшую в королевские апартаменты. Потом главный певчий постучал в дверь, а главный камергер спросил его:

— Что вам нужно?

— Нам нужен король!

— Король спит.

Этот короткий обмен репликами повторился дважды, после чего епископ сказал:

— Мы хотим видеть Людовика XVI, которого Господь дал нам, чтобы он был нашим королем!

После этого двери апартаментов открылись, и все увидели Луи, лежащего на королевском ложе в своем роскошном одеянии, предназначенном для коронации.

Затем, после благословения и окропления святой водой, все направились в собор.

Никогда не забуду той минуты, когда я увидела моего мужа, подходившего к высокому алтарю. Все его одеяние представляло собой сочетание золотого и малинового цветов. Мантия выткана из серебристой ткани, а бархатная шляпа украшена бриллиантами и перьями. В этот момент он, глубоко осознавая высоту своего положения, был настоящим королем, убежденным, благородным. Я видела его таким во время «мучной войны», когда Людовик XVI без страха стоял лицом к лицу с кровожадной толпой. Возможно, он был застенчив на больших собраниях, неловок в компании, смущен нашими отношениями в спальне, но он был храбрым человеком.