— Твой въезд в Париж должен быть официальным, — говорила мне мадам де Ноай.

— Когда же, когда? — требовала я ответа.

— Решить это может только Его Величество.

Мои надежды рухнули. Огромный город был так близко, а мне все еще не разрешали посетить его! В карете до него можно было доехать примерно за час. Как абсурдно, как смешно, думала я, что мне запрещают поехать туда!

Я рассказала о своем желании тетушкам. Они уже не так любили меня. Если Аделаида еще притворялась, что любит меня, то Виктория и Софи не могли скрыть, насколько изменились ко мне их чувства.

Раз я не повиновалась Аделаиде в случае с Дюбарри, значит, я глупая и непредсказуемая.

— Тебе нельзя ехать в Париж… просто так! — призналась Аделаида, — Это должно быть заранее организовано.

Мой муж сказал мне, что, видимо, я поеду в Париж, когда придет время. Был ли он в состоянии посодействовать тому, чтобы как-то ускорить решение этого вопроса? Он всегда стремился доставить мне удовольствие, когда мог, но этот вопрос оказался, к сожалению, не в его компетенции.

Даже Артуа отвечал достаточно уклончиво. Я пришла к выводу, что никто из них на самом деле не хотел, чтобы я поехала в Париж.

— По этикету тебе не полагается ехать туда сейчас, — объяснял мне Артуа. — Ты же знаешь, дедушка никогда не ездит в Париж. Он ненавидит этот город, потому что этот город больше не любит его. Если ты поедешь, они будут приветствовать тебя, потому что ты молодая и хорошенькая, а дедушку приветствовать не будут. Ты достаточно умна, чтобы понять: нельзя допустить, чтобы дофину приветствовали, а короля оскорбляли. Это не согласуется с этикетом.

Я решила, что сама попрошу короля об этом, и была уверена, что, если выберу подходящий момент, он не сможет отказать мне. Ведь с тех пор, как я поговорила с мадам Дюбарри и стала менее дружна с тетушками, он стал относиться ко мне с большей любовью. Король каждый раз нежно обнимал меня, когда я навещала его, и говорил комплименты по поводу моей внешности. По его словам, я взрослела и становилась очаровательной. Иногда он приходил позавтракать со мной. В таких случаях он любил сам готовить кофе. Это значило для него гораздо больше, чем просто приготовить чашку кофе. Согласно правилам этикета, это означало, что он от всего сердца принял меня в качестве члена своей семьи и относится ко мне в высшей степени благосклонно.

Иногда я выносила и показывала ему жилет, который выщипала для него.

— Да он же просто великолепен! — говорил король. — Я хочу знать, когда же, наконец, буду иметь удовольствие надеть его?

— Возможно, через пять лет, папа… или через десять.

Это была наша обычная шутка, которой мы с ним время от времени обменивались.

Итак, я выбрала момент и сказала ему:

— Папа, я — ваша дочь вот уже три года, но до сих пор еще не видела вашей столицы. Я страстно желаю поехать в Париж!

Он заколебался, а потом сказал:

— Конечно, ты поедешь туда… в свое время.

— Это будет скоро, папа? Скоро?

Я подошла к нему и засмеялась, обняв руками его шею.

— Тебе весело?

— Я думаю о том, какое счастье, что этой мадам Этикет нет здесь и она не видит, что я делаю.

Он тоже засмеялся. Он оценил прозвище, которое я дала мадам де Ноай, потому что сам обожал их придумывать.

— И для меня это счастье, — сказал он, взяв меня за руки, которыми я обнимала его за шею.

— Папа, я хочу поехать в Париж! Ведь вы дадите мне разрешение на это, как того требует Этикет?

— Ах, и Этикет, и мадам дофина — обе неумолимы, но мадам — в большей степени.

Значит, все было так просто! Все, что мне нужно было сделать, — это только хорошенько попросить. Зачем тогда была нужна вся эта лишняя суета?

Теперь я им всем покажу! Сам король дал мне свое позволение!

— Надо будет еще так много сделать, — сказала я. — Придется отложить работу над вашим жилетом.

— Тогда, пожалуй, мне не удастся надеть его и через десять лет!

Я наклонила голову набок и улыбнулась ему.

— Обещаю вам, что буду работать более усердно, чем раньше, и что каждый цветок будет вышит с большой любовью!

— Которая, конечно, гораздо прекраснее шелка.

Тогда я с нежностью обняла его, жалея лишь о том, что не умею убеждать свою матушку с такой же легкостью, как короля Франции.

Итак, в Париж! Я с торжествующим видом направилась к моему мужу и сказала ему, что добилась разрешения короля. Он был немного удивлен, но доволен, как всегда, когда мои прихоти исполнялись.

Я сказала Артуа:

— В Париж! Как я мечтаю потанцевать на балу в Опере! Знаешь, если бы король отказал мне, я попросила бы тебя составить мне компанию и поехать со мной на бал в масках.

Глаза у Артуа заблестели. По своей природе он имел склонность к авантюрам, но, к сожалению, к ней примешивалось еще и стремление сеять раздоры — в этом он походил на тетушек. Артуа сочувствовал мне, а кроме того, любил собирать неприятности на свою голову. Ему было бы вдвойне приятно, если бы я тоже влезла в такое опасное приключение.

— Хорошо, — сказал он, — так ты просишь меня об этом сейчас?

— Но я собиралась… с соблюдением всех церемоний, как этого требует Этикет.

Плевать он хотел на Этикет.

— Давай проигнорируем это старое создание!

— Но как?

— Надо его опередить. Мы оденемся в домино, наденем маски и, никем не узнанные, покинем Версаль и отправимся в Париж. На бал-маскарад.

Я смотрела на него в изумлении. Тогда он схватил меня и начал кружиться со мной по комнате. Столь смелый план захватил меня и невероятно взволновал. Как это забавно! Наплевать на Этикет! Уехать в Париж тайно, до официальной церемонии, на которой все так настаивали! Почему это не пришло в голову Артуа еще несколько дней назад?

Он поцеловал мне руки чересчур пылко для деверя. Его дерзкий взгляд ласкал меня. Я решила, что надо убедить моего мужа поехать с нами.

Луи был в замешательстве. Зачем же ехать в Париж инкогнито, если совсем скоро я смогу поехать туда открыто?

— Потому что так гораздо веселее!

Он нахмурил брови, пытаясь понять, какое веселье я в этом нахожу. Милый Луи! Ему было так же трудно понять, чем эта авантюра так привлекает меня, как мне — почему ему так нравилось пачкаться штукатуркой или разбирать замки.

Я призывно взглянула на него.

— Я желаю поехать и знаю, что ты хочешь, чтобы я получила удовольствие!

Да, он хотел. Между нами установилось взаимопонимание. Он не мог попросить у меня прощения за неприятные эпизоды в спальне, хотя желание извиниться у него было. Он делал это другим способом: всячески потворствовал, в силу своих возможностей, моим желаниям. Он считал наш план сумасбродным, но, уж если я решила совершить такой опрометчивый поступок, по крайней мере, это будет менее безрассудно, если он будет сопровождать меня.

Итак, милый добрый Луи согласился поехать, и поздно вечером, завернувшись в домино, с лицами, скрытыми под масками, мы отправились в путь по дороге, ведущей в Париж.

Это был один из самых волнующих вечеров, которые мне пришлось пережить. В Париже было что-то притягательное, и оно захватило и завертело меня. Я напрасно потеряла целых три года! В то время как этот восхитительный город был всего лишь на расстоянии часа езды от меня, я никогда не видела его до этой ночи. Я сидела между Артуа и моим мужем. Артуа показал мне площадь Инвалидов, Бастилию, ратушу, Тюильри и вздымающийся вверх собор Парижской богоматери. Я видела на улицах людей. Казалось, Париж никогда не спит. Я видела мосты и блестящую реку, но, что было характерно для меня, наибольшее впечатление в ту ночь на меня произвел оперный театр.

Я никогда не забуду, какое волнение я испытала: толпы людей, музыка, танцы — все это так возбуждало меня! Как я была счастлива! Я забыла обо всем, наслаждаясь танцами. Здесь танцующие чувствовали себя довольно непринужденно. Некоторые хотели танцевать со мной, но мой муж не позволял этого. Меня поразило его неторопливое достоинство, которое было ясно видно, даже несмотря на его маскарадный костюм.