Но рядом со мной не было ни одного человека, который взял бы на себя ответственность за военное обучение. Мне одному было не под силу военизировать всю молодежь района Аньту. Хоть и я отчасти нюхнул военного учения в училище «Хвасоньисук», но и для меня были почти темным лесом такие вопросы военной практики, как маневрирование партизанской армии — войск нового типа. Чха Гван Су, человек, недавно расставшийся со школьной скамьей, знал военное дело хуже меня. Забрали в тюрьму и Ли Чжон Рака, теперь совсем уж не на кого было надеяться. Будь у нас еще бы хоть один такой, как Ли Чжон Рак, я поручил бы ему военное дело, а сам мог бы целиком все свое время отдать политической работе. Но сделать так было невозможно, и это очень огорчало меня.
Каждый раз, когда передо мной вставали трудные проблемы, я остро чувствовал нехватку товарищей.
Когда мы переживали такие трудности, к нам пришла подающая надежду личность — человек по имени Пак Хун, окончивший офицерскую школу Вампу. Начальником этой школы был Чан Кайши, а начальником политотдела — Чжоу Эньлай. В этой школе было много корейцев. В восстании в Гуанчжоу, которое китайцы называют «трехдневным советом», главенствующую роль играли именно курсанты этой офицерской школы.
Пак Хун и Ан Бун участвовали в восстании в Гуанчжоу, а когда оно потерпело поражение, они убежали оттуда в Маньчжурию. Пак Хун был человек крепкого телосложения, а его манера говорить и вести себя как по-военному была свободной и широкой. Он больше говорил на китайском языке, чем на корейском, ходил чаще в китайской одежде, чем в корейской. Вот он и был моим «военным советником».
Вследствие измены Чан Кайши делу революции (событие 12 апреля) было разорвано сотрудничество Гоминьдана с компартией и потерпела поражение первая гражданская революционная война. Избегая чанкайшистского террора, из южной части Китая в Маньчжурию собрались Ян Рим, Чвэ Ён Гон, О Сон Рюн (Чон Гван), Чан Чжи Рак, Пак Хун и другие многие лица, которые участвовали в китайской революции, окончив такие военные училища, как офицерская школа Вампу, Гуандунское и Юньнаньское военные училиша.
Откровенно говоря, я тогда возлагал на Пак Хуна большую надежду, ведь он из офицерской школы Вампу.
Пак Хун владел особым искусством стрельбы из пистолета. Он, взяв в обе руки по пистолету, стрелял из обоих сразу в бою. Мастерство его стрельбы было действительно поразительным. Он стрелял так метко, что лучше и черт бы не сумел.
Другое его отличительное мастерство — это умение давать команду. Пак Хун был военным инструктором с поразительным голосом: без микрофона обычным голосом он мог бы легко приводить в движение колонны в десять или даже в двадцать тысяч человек. Когда он кричал на поляне у поселка Туцидянь, то его слышал весь поселок.
Все юноши Аньту были потрясены его командами и смотрели на него очарованными глазами.
— Такой зычный голосище, может, услышит и сам японский император в своем логовище в Токио. Откуда такая звезда свалилась к нам? — с восхищением говорил Чха Гван Су, видя, как Пак Хун руководит военной подготовкой членов Красного ополчения.
И самым привязанным к Пак Хуну был именно Чха Гван Су. Эти двое чаще спорили по теоретическим вопросам, но в то же время были исключительно близкими.
Пак Хун действительно отлично руководил военной подготовкой в Аньту, поэтому организованный нами отряд позже, когда останавливался в Ванцине, получил репутацию «студенческого отряда». Партизаны нашего отряда за весь период антияпонской войны пользовались уважением как люди, отличающиеся своей порядочностью, высокой дисциплинированностью, вежливостью в обращении, опрятностью одежды.
И Ян Цзинюй не скрывал чувства своей зависти, восхищаясь порядочностью, энергичностью и культурностью нашей революционной армии. Каждый раз в таких случаях я вспоминал о Пак Хуне, о его голосе, раздававшемся на поляне у поселка Туцидянь.
Следующей отличительной чертой в его качествах как военного инструктора была строгая требовательность к бойцам. Неоспоримый факт — благодаря его необыкновенной требовательности новобранцы быстро, за короткий срок, освоили военное дело.
Однако Пак Хун порою и взыскивал с них. Если из новобранцев кто-либо не выполнит требований строевой подготовки или нарушит дисциплину, то Пак Хун этого никому не простит, пронзая его испепеляющим взглядом и осыпая крепкими словами, то и ногою его пиная, а порою и налагал взыскания. Сколько я ни говорил ему, что в рядах революционной армии такое телесное наказание запрещается, ему в моих словах не слышалось что-то обязательное, и никакого толку от них не было.
Однажды после окончания военного обучения я возвращался домой вместе с Пак Хуном, который шипел, охрипнув за целый день от такой нелегкой работы.
— Пак Хун, от тебя что-то очень уж пахнет духом военщины. Откуда ты научился такому стилю? — спросил я.
Он смотрел на меня, улыбаясь в ответ на слова «дух военщины».
— Нас обучал очень строгий и грозный военный инструктор. Не знаю, видимо, это наследие от того немца. Но что там ни говори, а чтобы быть порядочным воином, надо побольше нюхать хлыста.
Следы военного обучения немецкого образца обнаруживались у Пак Хуна в различных формах. В его теоретических текциях самое большое место занимали рассказы о войсках Пруссии. Вместе с тем он не раз рассказывал о мужестве английских войск, о быстрой маневренности французских воинов, о точности воинов немецких, об упорстве воинов России. Каждый раз, когда он останавливался на этом, мы призывали новобранцев стать воинами-универсалами, овладевшими совокупностью всех этих качеств.
Большинство учений по военной подготовке, проводимых им, не соответствовало особенностям партизанской войны, к чему мы стремились. Объяснив, что такое наполеоновская колонна и английская линейная тактика, Пак Хун всячески старался построить такой строй из новобранцев, которых было не больше 20 человек.
Ознакомившись с ходом военного обучения, я во время перерыва сказал ему вполголоса:
— Пак Хун! Вот насчет построения английского линейного строя, которому ты только что обучал бойцов, нельзя ли обойтись на таком занятии одним кратким объяснением? Другое дело, если мы здесь проведем такую войну, как битва под Ватерлоо. Нам же предстоит вести в горах партизанскую войну с противником, вооруженным пушками и пулеметами. К чему это нужно — обучать партизан методам ведения боев старого времени?
— Но что ни говори, а надо иметь такого рода военные знания, чтобы вести войну.
— Разумеется, важное значение имеют и общеобразовательные военные знания, которые в ходу в других странах, но для нас надо подобрать из них актуально необходимое и обучать этому. Не думай целиком обучать тому, чему научился в военном училище!
Тогда я говорил ему это, чтобы он поостерегался догмы в военном обучении.
Однажды я, предоставив в его распоряжение более десятка бойцов Красного ополчения, велел ему обучать их технике стрельбы. А он, поставив на поляне кол, целый день повторял лишь одни и те же слова: при появлении противника стрелять в нижнюю часть от середины.
Я вынужден был обратиться к нему с замечанием:
— Нельзя так вести военное обучение. Надо отложить на задний план то, что не отвечает нашей действительности, а на первом плане должно стоять до зарезу необходимое для партизанской войны, в частности, обучение знаниям о битвах в горных условиях. Давай смело перестроим не отвечающие нашим требованиям методы, создадим сами своим умом новые методы ведения боев, которых нет в наставлении.
Пак Хун всерьез относился к моим словам.
С этого времени мы проводили военное обучение, делая главный упор на необходимое для партизанской войны. Не говоря уж об элементарной строевой подготовке и курсе обращения с оружием, мы обучали методам маскировки, сигнализации, обращению с копьем, методам разведки расположения противника, ходьбе по горам, обращению с дубинкой, методам захвата оружия, различия между врагом и своими в ночных условиях боя. Таким образом обучали актуально необходимым нам военным знаниям.
