Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Слушая его воспоминания, я проливал слезы, думая о дяде Хен Гвоне. И я раскаялся, что написал когда-то то злополучное письмо, в котором критиковал его.

Дядя Хен Рок, который даже потерял сознание, увидев ужасный вид своего младшего брата, требовал от тюремщиков:

— Дайте мне взять с собой моего младшего брата Хен Гвона и лечить его дома.

— Нельзя так. Твой брат должен жить и умереть здесь, подохнуть за решеткой. Нельзя увезти его домой, — ворчал один тюремщик.

— Тогда я буду сидеть в тюрьме вместо младшего брата. Пусть он снова придет сюда, когда вылечится дома.

— Эх ты, болван. В каком законе написано, что можно отбыть тюремное заключение вместо другого?

— Закон-то делаете вы сами. Всякое вам дозволено. Разрешите, пожалуйста, сделать так.

— Тварь, чего ты мелешь чушь? Оказывается, и ты, старший, тоже негодяй, как и младший брат. Весь ваш род такой. Вон отсюда!

Палач так кричал и выгнал дядю из камеры.

Дядя Хен Рок, подумав, дал тюремщику 16 вон, сказав: «Прошу вас позаботиться о нашем Хен Гвоне», и вернулся в Мангендэ. Он знал, что палачи не изменят своего отношения к умирающему, получив столько деньжонок, но он отдал им все, что у него было.

Возвратившись домой, дядя Хен Рок целый месяц не мог заснуть, не смыкая глаз и ночами. Едва он закрывал глаза, в памяти всплывал облик младшего брата.

Спустя три месяца дядя Хен Гвон умер в тюрьме. Это было в начале 1936 года. Тогда я, завершив второй поход в Северную Маньчжурию, направлялся вместе с отрядом в район Наньхутоу. Дяде Хен Гвону шел тогда 31-й год.

Умерли и отец и мать, ушли также младший брат и дядя. Не стало всех моих родных, которые сделали все от них зависящее во имя революции. Узнав тогда в горах, что погиб дядя, я дал себе клятву: останусь в живых, во что бы то ни стало отомщу врагу за дядю, лежащего с неприкаянной душой в сырой земле родной страны, с обидой за порабощенную страну, и добьюсь непременно независимости Отечества!

Уже упомянуто выше, что наша семья получила сообщение о смерти дяди, но не смогла поехать за его телом, ибо не было Денег на дорогу, и он похоронен на кладбище Мапхоской тюрьмы.

Дядя Хен Гвон, закрывая глаза в последний раз, сказал заключенным то, что он до тех пор держал в тайне:

— Ким Ир Сен мой племянник. Сейчас он в Маньчжурии громит японцев, ведя за собой крупный революционный отряд. Не за горами день, когда этот отряд вступит в свою страну. Боритесь с оружием в руках, чтобы встретить его. Только силой оружия можно изгнать японцев и освободить Родину!

Каждый раз, когда я думаю о дяде Хен Гвоне, рисую перед глазами многих соратников, отдавших без колебаний свою молодость делу революции, делу реализации решений Калуньского совещания.

У дяди Хен Гвона была дочка по имени Ен Сир. После освобождения страны она училась в Революционном училище в Мангендэ. Я старался воспитывать ее как следует, чтобы она продолжала осуществлять волю своего отца. Но и эта единственная его дочка погибла от бомбардировки во время войны.

Поистине велики и благородны заслуги бойцов Корейской революционной армии, которые прокладывали своей кровью тернистый путь нашей революции.

На основе опыта их героической борьбы и ее уроков, ценой пролитой ими священной крови явилась на свет Корейская Народно-революционная армия как постоянные революционные вооруженные силы нашей страны.

6. Поэт-революционер Ким Хек

Революция начинается с приобретения товарищей.

Состояние для капиталиста — это деньги, а для революционера — человек. Если капиталист воздвигает пирамиду своей наживы, видя ее источник в деньгах, то революционер перестраивает и преобразовывает общество силами товарищей.

В молодые годы вокруг меня было много товарищей. Среди них были и друзья, связанные чувствами человечности, и товарищи, с которыми меня связывала общая борьба. Каждый товарищ был так дорог, незаменим ничем, даже ни горою золота.

Одним из таких товарищей был Ким Хек, которого называют представители нашего подрастающего поколения поэтом-революционером. В мои молодые годы он произвел на меня неизгладимое впечатление, и поныне, когда прошло уже более полувека с тех пор, как он умер, забыть его невозможно.

Впервые я встретился с ним летом 1927 года.

В тот день после окончания урока иероглифа я вышел из класса и разговаривал в коридоре с преподавателем Шан Юэ. Ко мне подбежал Квон Тхэ Сок и сообщил: «К тебе гость, совсем незнакомый, стоит у ворот вместе с очкариком Чха Гван Су».

Действительно, у ворот стоял незнакомый юноша с красивым лицом, как у девушки, с чемоданом в руке, и ждал меня вместе с Чха Гван Су. Это был Ким Хек, о котором хвастливо рассказывал мне Чха Гван Су, называя его при каждом слове талантливым юношей. Не успел Чха Гван Су представить мне его, как он протянул мне руку и непринужденно пожал мою.

— Меня зовут Ким Хеком.

И я пожал ему руку и тоже представился.

Я питал к нему особое чувство близости не только потому, что Чха Гван Су «рекламировал» его мне до боли в ушах, но и потому, что лицом Ким Хек очень походил на Ким Вон У.

— Будь добр, подожди меня до окончания уроков. Иди вместе с Ким Хеком в общежитие и подожди там меня с часик. Другой урок я пропустил бы, а жаль, это урок литературы, преподает учитель Шан Юэ.

С такой просьбой обратился я к Чха Гван Су, попросив прощения у Ким Хека за такую неучтивость.

— Э-хе-хе! Как начнет учитель Шан Юэ урок литературы, так все теряют голову. Сон Чжу, и ты, видать, вздумал стать литератором, как Ким Хек? — пошутил Чха Гван Су, поправляя очки на носу.

— А почему же и Сон Чжу не стать литератором? Между прочим, надо знать и литературу, чтобы делать революцию. Как ты думаешь, Ким Хек, не так ли?

На такие мои слова Ким Хек радостно всплеснул руками.

— Да, здесь в Гирине можно услышать приятные на слух слова. Без литературы не может быть речи и о революции. Сама революция есть объект литературы, ее ядро. Если учитель по литературе такой популярный, и мне хочется повидаться с ним.

— Вот потом я и представлю его тебе!

Пообещав это, я ушел в класс.

По окончании урока выхожу и вижу — оба они так и ждут меня у ворот. Между ними шел спор: то-то есть капитал постоянный, а это — переменный.

Их слова дышали страстью, которая передалась и мне. Вспоминая щедрую похвалу Чха Гван Су, что Ким Хек — врожденный энтузиаст, я был рад в душе, что приобрел еще одного хорошего товарища.

— Я же просил вас ждать меня в общежитии, а вы так и стоите здесь.

Ким Хек, прищурив один глаз, смотрел на небо, откуда сыпались золотые солнечные лучи.

— Какой интерес в такой прекрасный день сидеть дома, как таракан! Если на то пошло, давайте лучше целый денек побродим по улицам Гирина и поговорим!

— Говорят, и зрелища хороши на сытый желудок. Давайте пообедаем, а потом пойдем на гору Бэйшань или в Цзяннаньский парк. Ким Хек ведь приехал к нам из далекого Шанхая, и если не угостить гостя хоть разок, это же прием слишком неприличный.

— Как рад встретить тебя, Сон Чжу! В Гирине, и не евши целый день, чувствую себя сытым.

Таким вот полным страсти был характер Ким Хека, и слова его были живыми и энергичными.

К несчастью, у меня с собой не было денег. И я повел их в гостиницу «Саньфон», где могли нас радушно принять и без денег. Хозяева гостиницы были очень добрые, у них продавали вкусное куксу. Я попросил мамашу гостиницы войти в наше положение, и она принесла нам шесть мисок куксу, чтобы каждому пришлось по две.

Ким Хек провел у нас в общежитии целые три ночи за жаркими разговорами, а на четвертый день он уехал в Синьаньтунь к Чха Гван Су, чтобы ознакомиться с положением дел в Гирине и его окрестностях.

С первой же встречи я убедился, что он действительно пламенный энтузиаст. Если Чха Гван Су веселый и беспокойный то Ким Хек — огонь. В обычное время он тихий, прилично ведущий себя, как женщина, что ли, а как вспыхнет, так весь дышит огнем и жаром, как кипящий котел. Он, как и Чха Гван Су, был удачливым скитальцем, который, проходя огонь и воду, колесил по трем странам Востока, но из таких скитальцев он, видать, был человек чистой души. Из разговоров было видно, что у него широк кругозор и высок теоретический уровень. Он был большой знаток литературы и искусства.

21
{"b":"232787","o":1}