Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

«Характер Син Чхэ Хо был остр, как бритва, а его утверждения — веские, как железо, — вспоминал о тех годах священник Сон Чжон До. — Когда Син резко обвинял Ли Сын Мана, называя его более крупным предателем, чем Ли Ван Ён, я не в силах был сдержать чувство удовлетворения. Заявление Сина — это было заявление самого народа. То, что было в его уме, было и в моем, и мы вместе навсегда расстались с временным правительством».

Если иметь в виду такие заявления священника Сона, то, думаю, можно в какой-то степени взвешивать его политические взгляды. Он считал бредовой мечтой все: и доктрину об автономии, и доктрину о мандатном правлении. А относительно доктрины ан Чхан Хо о выращивании «реальных сил» Сон занимал не вполне уверенную позицию.

Но зато он целиком и полностью поддерживал нашу идею о всенародном сопротивлении, заключавшуюся в необходимости поднять народные массы на общенациональную борьбу и добиться независимости страны.

Такая неотступная новаторская позиция заставляла его считать ненужным оставаться членом кабинета министров Шанхайского временного правительства, возглавляемого таким низкопоклонником и честолюбцем, как Ли Сын Ман, и, в конце концов, принять решение навсегда расстаться с временным правительством и переместить арену своей деятельности в Гирин.

После приезда в Гирин священник Сон, держа связь с представителями групп новаторского толка, названных японской полицией «третьими силами», принимал активное участие в движении за независимость страны. Он легко общался с молодежью, представителями нового поколения, со всей искренностью шефствовал над всем, чем занимались молодые люди.

Церковь, расположенная за воротами Дадунмынь, где он имел священство, являлась почти постоянным местом для наших встреч и сводок. Я часто бывал в этой церкви, играл на органе, руководил и деятельностью художественной агитбригады. Священник Сон предоставлял нам все, в чем мы нуждались, от души поддерживал нашу революционную деятельность. И я любил и уважал его как родного отца. Да и он любил меня как своего родного сына. Не кто иной, как он являлся главным лицом, которое, подкупая взятками Чжан Цзосяна, вело петиционное движение за освобождение меня из тюрьмы, в которой я томился.

Ко мне священник Сон относился не только как к сыну своего друга, но и как к убежденному революционеру. Он ко мне откровенно обращался за советом даже по такому трудному семейному вопросу, который стал предметом обсуждения среди сторонников движения за независимость и не находил своего решения.

О чем речь? В то время священник Сон ломал голову над сватовством старшей дочери Сон Чжин Сир за Юн Чхи Чхана. Сторонники движения за независимость в Гирине, все без исключения, решительно выступали против их сватовства. И священник Сон был недоволен: дочь, мол, неудачно выбрала себе друга по сердцу. Он считал, что сватовство своей дочери за Юн Чхи Чхана запятнает честь его семьи. Юн Чхи Чхан был младшим братом Юн Чхи Хо, этого прояпонского компрадора. Когда священник Сон горевал, что ему не удалось убедить свою дочь, консервативная группа Армии независимости задержала Юн Чхи Чхана на неделю, чтобы выжать у него деньги.

— Сон Чжу, как ты думаешь насчет этого дела?

Священник Сон осведомлялся о моем мнении, хотя мне трудно было сказать тут что-то. Вмешательство в сватовство взрослых казалось мне делом не по возрасту, да и не по жизненному опыту. Тут надо было проявить осторожность. Я с минуту помялся и очень осторожно ответил:

— Раз они завели роман, нельзя же их расторгнуть. Пусть они сами решают свою судьбу.

Дав такой совет, я убедил представителей консервативной группы Армии независимости, чтобы они освободили Юн Чхи Чхана.

Священник Сон, помнится, в следующем году после отъезда в Пекин снова вернулся в Гирин. Находятся люди, которые говорят, что он вернулся в Гирин по просьбе таких представителей новаторских кругов, как О Ин Хва, Ко Вон Ам, но не знаю, есть ли в таком рассуждении хоть какая-то достоверность. Но во всяком случае, судя по тому, что священник Сон оставался в Гирине до последних минут своей жизни, мне кажется, что ситуация движения за независимость страны, сложившаяся в районе Пекина, не была оптимистичной, да и он чувствовал себя тогда не очень хорошо.

На нашей встрече после моего выхода из тюрьмы священник Сон, беспокоясь обо мне, говорил, что я похудел. Меня же беспокоил весьма болезненный вид его самого. Он уж не всегда теперь брал в рот и пищу: осложнялась его хроническая болезнь.

— Страна обречена на гибель, а я вот возьми да и захворай, — говорит он. — И дни и ночи горюю да сетую. Не благословляет меня всесильный Отец небесный. Проклятая жизнь в ссылке дает себя знать…

В 1912 году священник Сон развертывал миссионерскую деятельность в Маньчжурии. Тогда он был арестован по обвинению в причастности к делу о покушении на Кацуру Таро и был два года в ссылке на островке Чин. Вероятно, он начал болеть там. Это, конечно, не суеверие, но, как ни странно, болезнь легко наступает на тех, кого любят и берегут народные массы.

Потрясающая весть о смерти священника Сона застала меня в Минюегоу весной следующего года. По словам того, кто передал мне эту весть, священник Сон так скоропостижно скончался в больнице «Дунъян» в Гирине.

Поначалу я считал это ложным слухом. Мне не верилось, что священник Сон мог так безвременно скончаться. Ведь всего лишь полгода тому назад, когда я встретился с ним, он еще не слег в постель и беспокоился только о судьбах движения за независимость страны. Неужели от какой-то там язвы желудка он мог так быстро и легко потухнуть, как свеча? Но как это ни скорбно, это было так. Через подпольную организацию я узнал, что священник Сон уже в первый же день госпитализации харкал кровью и тут же умер.

Надо сказать, что в то время в обществе корейских соотечественников-эмигрантов было немало тех, кто считал смерть священника преднамеренным убийством. Первым доводом этого они считали то, что состояние его болезни до госпитализации не достигло той опасной стадии, которая привела бы его к смерти. Другим влиятельным доводом было то, что больницей «Дунъян» заведовали японцы. Общность мнений корейских соотечественников сводилась к тому, что такие типы, которые без малейшего колебания используют корейцев в качестве объекта испытания бактериологической войны, могут затевать и более гнусный заговор, чем преднамеренное убийство.

Самый же достоверный довод заключался в том, что священник Сон Чжон До был широко известный борец-патриот. Он был поднадзорным, слежку за которым ни на минуту не ослабляла японская полиция.

Таким доводом было не только подозрение на убийство Кацуры Таро, но и сама биография священника, пронизанная духом антияпонской борьбы. Он был председателем Политического совета Шанхайского временного правительства, начальником главного управления транспорта этого правительства, членом общества Сисачхэкчжинхвэ, членом группы Хынсадан, членом совета общества Робенхвэ. Все это заставляло японскую полицию считать его бельмом на глазу. О том, как японцы настойчиво следили за ним, красноречиво говорит и тот факт, что сразу после преждевременной его смерти японский генеральный консул в Гирине направил своему министру иностранных дел специально составленный документ «Дело о смерти не повиновавшегося законам корейца Сон Чжон До».

Еще не перевелись люди, которые утверждают, что его характер как нельзя лучше отражается в его псевдониме Хэсок (морской камень). Он был убежденный и совестливый деятель движения за независимость Кореи, который, оставаясь в тени, под вывеской священнослужителя целиком отдал свою жизнь святому делу антияпонской борьбы. И по возвращении в Гирин он вместе с представителями новаторских кругов группировки Чоньибу неустанно работал над свершением поворота движения за независимость соответственно изменениям времени и над сплочением патриотических сил. Когда мы организовали Гирин ское общество корейских детей и Общество корейских учащихся в Гирине, он, будучи инициатором создания Крестьянского общества взаимопомощи в Маньчжурии, прилагал все свои усилия для его основания.

2
{"b":"232787","o":1}