Тогда мы выучили наизусть несколько положений основоположников марксизма и некоторые изречения известных писателей. В те дни молодежь критиковала и Сунь Ятсена, когда собиралась в одном месте. Было своего рода модой не только преклоняться перед какой-либо личностью, но и критиковать даже почитаемого всеми великого человека.

В ту пору каждый считал себя пупом земли. Все были героями и выдающимися личностями.

В этом горном шалаше мы серьезно обсуждали также и план дальнейших действий: разойтись и вернуться домой или идти в Ванцин, в село корейцев, расширять ряды отряда за счет находящегося там отряда особого назначения и продолжать борьбу?

Все выразили решимость продолжать борьбу, и только один товарищ из Хайлуна признался, что он не может вместе с нами продолжать вооруженную борьбу по состоянию здоровья. Правда, он не был физически подготовлен к партизанской борьбе.

Мы не придирались к его признанию и не поставили перед ним никаких вопросов по этому поводу.

— Кто не хочет или не может идти вместе с нами, лучше скажите здесь это прямо. Революцию нельзя вести без охоты, по принуждению. Нельзя вести ее с помощью насилия или угроз. Так что пусть уйдет, кто хочет, и останется тот, кто решил продолжать борьбу…

Так высказал свою точку зрения я, как командир отряда, и дал время всем, чтобы они сами могли обдумать все и принять решение.

Спустя несколько дней мы снова собрались в одном месте и выслушали решение каждого. 16 из 18 членов отряда поклялись продолжать революцию до последней минуты своей жизни. А те двое просили разрешить им уйти из отряда. Товарищ из Хайлуна опять говорил, что он не может участвовать в вооруженной борьбе по состоянию здоровья, и просил разрешить ему вернуться домой. В то же время он попросил не считать его трусом. Мы не могли отказать ему в его просьбе, поскольку он сказал, что здоровье не позволяет ему вести борьбу.

— Что ж, иди домой, раз тебе трудно следовать за нами. Поступок твой мы не осуждаем. Но нельзя идти в таком виде, в каком ты находишься сейчас. На тебе лохмотья, подобно нищему. Нельзя же явиться к родителям таким безобразным. Можешь идти. Но тебе надо зайти в село корейцев, достать там хоть немного на дорожные расходы и сшить себе одежду и только тогда вернуться домой, — сказал я ему.

А другой товарищ сказал, что он хочет перейти в СССР и там учиться.

— Никто не знает, позволят ли тебе там учиться или заставят заниматься трудом, если ты перейдешь туда без всякой рекомендации. Не лучше ли тебе поработать в Ванцине до поры до времени и отправиться туда, получив рекомендацию организации, когда будет установлена соответствующая связь? — посоветовал я ему.

Оба эти товарища согласились с моим мнением и сказали, что они будут действовать по моему совету.

Позже мы благополучно покинули плоскогорье под Лоцзыгоу в сопровождении старика Ма. Он провел нас до Чжуаньцзяолоу уезда Ванцин. Это был очень любезный, добрый, сердобольный старик.

Через несколько лет наступил период подъема партизанской борьбы, когда мы беспощадно били врагов вне и внутри опорной базы. Однажды я, взяв с собою немного ткани и зерна, пошел на то плоскогорье под Лоцзыгоу. Но уже его не стало.

И поныне в моей памяти свеж образ этого старика, который я видел 60 лет тому назад. Как-то раз я предложил нашим писателям создать оперу или пьесу, сделав старика Ма прототипом произведения. Эпизод об этом старике, напоминающий легенду, вполне мог бы послужить замечательным сюжетом оперы или пьесы.

Можно сказать, что было чудом среди чудес то, что в ту зиму мы не погибли от голода, холода и вражеских пуль в горной глуши Лоцзыгоу. И теперь я задаю себе вопрос: «Какая сила позволила тогда нам выйти из горнила такого испытания? Какая сила помогла нам быть не побежденными и не выбывшими из строя, а выйти из этой трагедии победителями и продолжать высоко нести знамя антияпонской войны?» И сам себе отвечаю на это с высокой гордостью: «Да, это было чувство ответственности за революцию!»

Если бы не было этого чувства ответственности, то мы не смогли бы встать из тех горных сугробов, из нас никого уж не было бы в живых.

Тогда я осознал, что Корея никогда не возродится, если мы безответственно плюхнемся на землю. Мы не могли бы снова подняться и пробиваться сквозь снежные обвалы на холме за Лоцзыгоу, если бы думали, что есть другие люди, призванные спасти Корею.