Мне очень понравилась эта простая и в то же время такая четкая и лаконичная трактовка матери. Взгляды народа были всегда справедливы. Следовательно, не может быть такого общественного явления, которое не поддалось бы пониманию народа.

— Верно твое рассуждение, мама. Ты расцениваешь вопрос более правильно и точно, чем этот Чвэ Дон Хва. И теперь революция несет потери от этого восстания. Вот я на этот раз и приехал в Аньту, чтобы устранить эти последствия.

— Значит, тебе опять придется бегать туда и сюда, как прошлой весною. Не беспокойся о жизни семьи вот так, как сегодня. Целиком отдавайся своему делу.

Так вот о чем она хотела сказать мне. Наверное, в тот день она напомнила мне и слова Чвэ Дон Хва с тем, чтобы сказать об этом.

С тех пор я вкладывал всю душу в укрепление организаций, как того желала моя мать.

Аньту тоже понес большой ущерб от восстания 30 мая. Кроме того, здесь не удовлетворительно шла работа по объединению масс в организацию. Для воспитания жителей Аньту в революционном духе было необходимо прежде всего укреплять в этой местности партийную организацию, расширять ее ряды и установить четкую систему партийно-организационного руководства.

В середине июня 1931 года мы организовали Саошахэский участковый партком уезда Аньту из активистов, включая Ким Чжон Рёна и Ким Иль Рёна, и дали комитету задание — направить подпольщиков в Эрдаобайхэ, Саньдаобайхэ, Сыдаобайхэ, Дадяньцзы, Фуэрхэ, Чэчанцзы и создать там низовые партийные организации.

После создания участкового парткома мы расширяли комсомольские организации в районах Люшухэ, Сяошахэ, Дашахэ, Аньту и основали там такие антияпонские организации, как Крестьянская ассоциация, Антиимпериалистический союз, Революционное общество взаимной выручки и Детская экспедиция.

Итак, летом того же года в районе Аньту завершилась основная работа по объединению масс в организации. Не было ни одного села, не охваченного сетью организаций.

В деле воспитания жителей Аньту в революционном духе самым большим препятствием являлся раскол революционных рядов на части.

Река разделила Аньту на два поселка — Мулнам и Мулбук. В этих поселках действовали отдельные молодежные организации. Молодежной организацией Мулбука ведали потомки представителей Чоньибу, а молодежным обществом Мулнама управляли Сим Рён Чжун и другие лица Чамибу. Эти две организации враждовали и выступали друг против друга. Вдобавок туда протянула свою линию также молодежная организация фракции Эмэльпха, руководимой Чвэ Дон Хва, и была очень сложна обстановка внутри молодежного движения.

В таких условиях мы не ограничивались лишь простым восстановлением молодежных организаций, а воспитывали молодежь и вели ее по пути объединения в одну организацию. Мы без малейшего примирения критиковали и остерегались всякой попытки расколоть молодежное движение. Поэтому даже такой заядлый фракционер, как Чвэ Дон Хва, был вынужден серьезно относиться к нашему мнению, что нужно создать в районе Аньту единую молодежную организацию.

В процессе воспитания жителей Аньту в революционном духе наблюдались также гнусные обструкционистские происки враждебных элементов.

В Калуне и Уцзяцзы сельские старосты находились под нашим влиянием. А в Синлунцуне сельский староста примкнул к злостному китайскому помещику Му Ханьчжану и служил ему шпиком. Этот тип тайно расследовал настроения сельчан и движение массовых организаций и часто ходил в город. И однажды мы открыли осуждающий этого старосту митинг с участием жителей Синлунцуня, всех от мала до велика, и выгнали его из села.

Спустя несколько дней Му Ханьчжан пришел ко мне и выдвинул свое предложение.

— Я давно знаю, что вы, господин Ким, коммунист. Я обычно живу в Старом Аньту, а здесь находится только мой охранный отряд. Я опасаюсь, как бы эти несмышленые ребята не причинили вам вреда, узнав ваше подлинное лицо. Тогда я стану врагом всех коммунистов. Впрочем, неудобно и продолжать жить так, как сейчас. Когда японцы узнают это, они сперва отрубят мне голову. Давайте сделаем так, чтобы было удобно обеим сторонам. Вы, господин Ким, уйдите, пожалуйста, отсюда навсегда. Могу я дать вам дорожных расходов сколько угодно, если они вам нужны.

Выслушав его до конца, я ему сказал:

— Вам беспокоиться нечего. Я верю, что у вас сохраняется овесть китайца, хоть вы и помещик, и вы ненавидите японских империалистов, пытающихся поглотить Китай. Думаю, нет основания, чтобы вы выступили против нас и причинили нам вред. Я не думаю по-иному как о вас, так и о молодых китайцах — членах вашего охранного отряда. Я бы не сказал так откровенно, если бы вы были человек узколобый. Вам не мешало бы прежде всего обратить внимание на то, чтобы люди не называли вас «псом» японцев. А обо мне беспокоиться нечего.

Выслушав мои слова, Му Ханьчжан не продолжал разговор и покинул Синлунцунь.

После этого он и его охранный отряд придерживались в основном нейтральной позиции и относились к нам серьезно. А вновь назначенный сельский староста тоже, оглядываясь на нас, осторожно выполнял лишь соответствующие административные задания.

Если бы мы в Аньту не осуществили вовремя курс на объединение масс в организации, то в тревожном районе Цзяньдао, где свирепствовал белый террор, мы не успели бы заставить капитулировать такого крупного помещика, как Му Ханьчжан, не смогли бы нейтрализовать его, превратив в номинальное существо.

Поистине неисчерпаемы силы организованных масс и нет для них ничего неосуществимого.

Революционные организации деревни Синлунцуня и прилегающих к ней местностей энергично расширяли свои ряды и силы.

Как только революционные организации Аньту вступили в нормальную колею своей жизни, я с целью расширения этих успехов направлялся летом и ранней осенью 1931 года в местные организации Хэлуна, Яньцзи, Ванцина и их окрестностей, вел там работу по объединению масс, распыленных после восстания 30 мая.

Сделав Дуньхуа опорным пунктом своей деятельности и установив связь с Аньту, Лунцзином, Хэлуном, Люшухэ, Дадяньцзы, Минюегоу и другими местностями, я развернул работу во всю ширь. А тут вспыхнуло событие 18 сентября. Тогда я проводил работу с комсомольскими активистами в селе близ Дуньхуа.

Ранним утром 19 сентября Чэнь Ханьчжан прибежал в село, где я остановился, и сообщил, что Квантунская армия атаковала Мукден.

— Война! Японцы наконец развязали войну! — воскликнул он, задыхаясь, будто несет великую тяжесть на плечах, и бессильно плюхнулся на завалинку.

Этот крик «Война!» вырвался из груди Чэнь Ханьчжана слишком трагично, как крик о самой страшной в жизни беде.

Это событие предвиделось уже давно, и возникло оно примерно в предположенное нами время. Но все-таки я испытал от этой вести такое потрясение, будто у меня оборвалось сердце. Я предчувствовал, что обрушится беда на корейскую нацию и сотни миллионов китайцев и произойдут крупные перемены также и в моей судьбе.

Позже по разным каналам нам стали известны подробности этого события.

Ночью 18 сентября 1931 года была взорвана железная дорога в Лютяогоу западнее Бэйдаина в Шэньяне, принадлежавшая японской Компании маньчжурской железной дороги. Под абсурдным предлогом, что, мол, войска Чжан Сюэляна взорвали железную дорогу и напали на японский гарнизон, империалисты Японии предприняли внезапную атаку и заняли одним махом Бэйдаин, а утром 19-го числа захватили даже мукденский аэродром. Вслед за Шэньяном были заняты один за другим такие крупные города Северо-Востока Китая, как Аньдун, Инкоу, Чанчунь, Фэнчэн, Гирин и Дуньхуа, Квантунской армией и дислоцированными в Корее войсками, которые переправились через реку Амнок. Не прошло и пяти дней, как японские агрессивные войска оккупировали почти все обширные районы провинций Ляонин и Гирин и ринулись в направлении Цзиньчжоу, расширяя дальше зону боевых действий. Это была молниеносная скорость в буквальном смысле этого слова.