вот бы я не выпросила у своего брата Эда плеер, отправляясь кататься на роликах

Или хотя бы не выпендривалась, пытаясь проехаться спиной вперед. Потому что в результате со всего размаху хлопнулась на задницу. Уточняю: прямо на плеер. Можете представить, во что он превратился.

 вот бы мою «Визу» не заблокировали, что обнаружилось на кассе в «Сейнсбериз»

Это само по себе довольно унизительно, но еще позорнее, когда появляется менеджер с кислой миной, отводит вас в каморку где-то во чреве магазина, звонит в банк и, щелкнув ножницами, режет вашу блестящую пластиковую подружку пополам — «по требованию банка».

 вот бы я сообразила, что ассистент в магазине упражняет свое чувство юмора, называя «Унесенных»[1] с Мадонной классикой киноискусства

Пронзительный свист вырывает меня из раздумий — и что же я вижу? Бригада дорожных рабочих пялится на мою грудь. Моментально рождается очередное желание.

 вот бы, собираясь утром на работу, я надела лифчик

Втянув голову в плечи, я пытаюсь шагать свободно и непринужденно. Хизер, не обращай на них внимания. Не поднимай глаз. Иди себе и делай вид, что никого не замечаешь. Подумаешь, сексуально озабоченные работяги! Тоже мне проблема.

— Эй, сиськи покажи!

 вот бы у всех дорожных рабочих враз укоротились члены!

С горящими щеками проскакиваю мимо, притворяясь, что смотрю на часы, — лишь бы ни с кем не встречаться взглядом. При этом замечаю, сколько времени. О черт!

 вот бы мне удалось не опоздать в ЗАГС, где на десять назначена встреча с Брайаном

Но сейчас уже двадцать минут одиннадцатого. И он меня убьет.

У входа в ЗАГС, явно нервничая, топчется не лишенный привлекательности седовласый мужчина в идеально скроенном темно-сером фланелевом костюме и отполированных до блеска туфлях. На вид ему немного за пятьдесят, в действительности — на десять лет больше. Он смотрит на часы, вертит головой по сторонам, вздыхает и опускает взгляд на свою бутоньерку. Розовая гвоздичка вянет на жаре, и он суетливо ее поправляет.

Это Брайан. Из-за толпы на улице он не видит, как я бегу к нему, зато я его уже разглядела. Он снова косится на часы, затем достает из нагрудного кармана сотовый и набирает номер, неуверенно тыкая в кнопки, как делают люди, не умеющие печатать. Прижимает телефон к уху.

До цели остается всего метров сто, когда я слышу знакомую мелодию. Лихорадочно шарю в сумке, нащупываю свою «Нокию» — и в этот момент музыка обрывается. Черт.

Вытаскиваю телефон вместе со спутанным проводом гарнитуры и вглядываюсь в экран. Один пропущенный звонок. Торопливо вызываю голосовую почту. «У вас одно новое сообщение».

Ожидая воспроизведения, изо всех сил машу Брайану, но он отвернулся прикурить сигарету, и мне видна только его сгорбленная спина.

Это Брайан. Я возле ЗАГСа и уже нервничаю. Буду краток — где тебя черти носят?!

Ой…

Судя по его раздраженному шипению, я крупно вляпалась. Звоню ему, он тут же отвечает:

— Хизер?

— Здесь! — Подобравшись вплотную, я хлопаю его по плечу.

М-да, я всего лишь прибегла к юмору, чтобы разрядить ситуацию, а едва не устроила человеку инфаркт на ровном месте. Брайан разворачивается, схватившись за сердце.

— Ты опоздала! — гневно орет он в мобильник. Сообразив, что к чему, чертыхается, захлопывает телефон и сует в карман.

— Знаю, прости, пожалуйста! Будильник не сработал, метро почти стоит, а еще эти дурацкие новые босоножки…

— Ладно. По крайней мере, явилась, — перебивает он меня, растирает подошвой сигарету и застегивает пиджак. Резкие движения, взъерошенные волосы и пронзительный взгляд делают его похожим на птицу. — Давай поторапливаться.

— А где все? — Я едва поспеваю за ним по ступенькам.

— Внутри. Только нас и ждут. — Он придерживает для меня входную дверь. — Я там бог знает сколько проторчал. Когда все сроки вышли, отправился тебя искать.

— Ну извини, извини! — Цепляюсь за его локоть. Я заметно выше Брайана, особенно в новых туфлях.

В прохладном полумраке фойе я сразу притормаживаю, чтобы изучить свое отражение в зеркале с позолоченной оправой. Я похожа на большинство рыжих: бледная кожа, россыпь веснушек, копна непослушных кудрей и мучительные воспоминания детства. В памяти до сих пор всплывают «морковка», «рыжая-бесстыжая» и нецензурные кричалки. Достаточно, чтобы до конца своих дней проваляться на кушетке психоаналитика. Не дождетесь — я каждые полтора месяца сажусь в парикмахерское кресло и с помощью мелирования превращаюсь в рыжеватую блондинку. Волосы обычно распрямляю, но в такую жару они неизбежно встают дыбом. Торопливо приглаживаю их… и замечаю в зеркале Брайана — он стоит у меня за спиной, вперившись взглядом в пол.

— Что у тебя с ногами?

— Стерла в погоне за модой! — Наклонившись, пытаюсь поглубже запихнуть туалетную бумагу, торчащую между пальцами.

В другой раз Брайан усмехнулся бы, выдал ответную шутку или поинтересовался подробностями очередного вояжа по магазинам. Он тщательно отслеживает все модные веяния — что, как вы понимаете, для мужчин его возраста нехарактерно, — постоянно таскает у меня «Вог» (под предлогом изучения новых тенденций в фотографии) и крайне щепетилен в отношении внешнего вида. Брайан истый аккуратист — из тех, кто тщательно утюжит даже нижнее белье. Но сейчас он только пренебрежительно фыркает и вопрошает сквозь зубы:

— Может, пойдем наконец? — Желваки так и ходят, серые глаза сверкают. Он невероятно хорош для пожилого мужчины — даже в таком дурном настроении.

— Да-да… в смысле, да, конечно, — лепечу я, чувствуя себя ребенком, которого отчитали за баловство.

Эхо в мраморном фойе множит наши шаги, что окончательно лишает меня присутствия духа. Брайан тянется к ручке массивной двери из красного дерева, бормоча, что следующая пара прибудет через считаные минуты и если мы не поторопимся, то все испортим.

— Погоди… — Я достаю из сумочки упаковку бумажных платков и разрываю целлофан. — Я же знаю, как ты любишь пустить слезу на свадьбе.

Он стоит как истукан, брови сошлись на переносице.

Я помахиваю белым квадратиком, словно флажком.

Это его добивает. Брайан сдается, морщинки на лбу разглаживаются, лицо светлеет.

— Извини. Понимаешь, я уж было подумал, что ты не придешь. — Выдернув из моих пальцев платочек, он ловко прячет мой дар примирения в рукаве.

— Сдрейфил, что брошу тебя у алтаря? — шепчу я. На его лице появляется легкая ухмылка.

— М-м, что-то в этом роде.

Мы улыбаемся друг другу. Он поправляет галстук, приглаживает волосы — маскируя залысины — и приосанивается.

— Готова?

Я одергиваю юбку и заправляю за ухо выбившуюся прядь.

— Готова! — Хотя в действительности я сплошной комок нервов.

С серьезным видом мы смотрим прямо перед собой. Я собираюсь с духом.

— Поехали. — Брайан делает глубокий вдох и вторично протягивает руку к двери. — Шоу начинается!

Переступив порог, мы окунаемся в море шляп всех цветов, фасонов и размеров. Страусовые перья и шелковые вуальки колышутся в потоке воздуха от вентиляторов. Зал набит под завязку. Гости сидят, прижавшись друг к другу поролоновыми плечами, нервно ерзают в духоте и обмениваются последними сплетнями. Двое пацанят, явно скучая, теребят ярлычки — ценники, что ли? — на огромных букетах, установленных по обе стороны от входа, словно охранники-вышибалы. Где-то плачет ребенок.

Мы с Брайаном входим через заднюю дверь, никем не замеченные — кроме распорядителя у кафедры. При виде нас он расплывается в улыбке облегчения и по проходу бежит к нам. Точнее, я бы сказала, семенит. Пестрая рубашка и открытые сандалии не оставляют сомнений, что он поклоняется тому же божку, что и Грэм Нортон[2].

— Ну неужели! — громко шипит он. — Еще немного — и народ взбунтовался бы! — Пощипывая эспаньолку и театрально закатив глаза, распорядитель кивает в сторону гостей.