Прилетевший в аэропорт Самолет собрал дежуривших там бойцов, расположившихся в разных точках двухэтажного типового зала. Четверых местных «спортсменов» он, апеллируя к Тунгусу, усадил в арендованный Вовой Большим у Банзая джип, а пятого — своего, из «синих» — оставил в аэропорту. На всякий случай.
Оставленный «на всякий случай» бандит, прозванный Рашпилем вследствие неправильно леченной в детстве ветрянки, был этому даже рад. По секрету, тайком от местных, добрый Самолет успел ему шепнуть, что «лохи, суки, опять в тайгу слиняли, так что ты тут не менжуйся, в натуре, это так, для порядка». Довольный «бык» проводил долгим взглядом быстро удаляющийся к городу внедорожник и закурил.
На стоянку подкатила потрепанная «Волга» без пассажиров. Мятый водитель в смешной кепке-восьмиклинке выскочил из-за руля и резво потрусил в сторону обменника. Рашпиль ухмыльнулся про себя: «Зелени где-то крестьянин надыбал…», сплюнул мимо переполненной, чадящей вонючим дымом урны и, вернувшись в ярко освещенный зал, потопал на второй этаж, где располагался круглосуточно работающий бар.
Он как раз, поглядывая сквозь двойное бликующее стекло на летное поле, прикончил залпом первую кружку светлого «Енисейского», когда сзади его окликнули:
— Ты, что ли, Рашпиль?
Он обернулся. Возле столика стоял плотный среднего роста мужичок лет сорока, одетый в расстегнутую по случаю теплой погоды камуфляжную куртку, черные спортивные штаны и черные же высокие ботинки со шнуровкой. Мужичок смотрел серьезно и требовательно.
— Я-то Рашпиль, а вот кто ты такой будешь?
— А я — Петля, — отрапортовался задрапированный в камуфляж мужичок. — Меня Банзай сюда послал. Нашли они этих… туристов. Вернее, не самих, но след правильно взяли. Банзай велел всех собрать, там скоро вся братва нужна будет. Ну, меня сюда послали, а я по пути наших встретил, они и сказали, что здесь только Рашпиль остался. Ты то есть. Ну и все; они дальше покатили, а я — за тобой. Пошли, что ли?
Мужичок был староват для «шестерки», да и речь его резала слух «фраерскими» оборотами, поэтому Рашпиль, начав цедить пиво из второй кружки, подозрительно поинтересовался:
— А че это ты, Петля, старенький такой?
— Так я на Банзая недавно работаю, — слегка нахмурившись, ответил «спортсмен». — Меня из армии сократили, работы нет, работы нет. А мы с Банзаем еще в школе вместе учились. В начальной. Вот он меня и сагитировал. В натуре, — закончил Петля выступление и усмехнулся.
Что ж, это было понятным. Несколько отставных вояк и у них, у «синих», трудились. Выше простых «быков» они, ясное дело, не шли, потому что в их структуре без отсидки далеко не прыгнешь, но их богатый и ставший ненужным стране опыт использовался вовсю — и на операциях, и для обучения рядового состава всяким военным премудростям, потому как время заточек и «перьев» безвозвратно уходило потихоньку в область романтических преданий. Новый мир диктовал новые условия.
— Пошли, — Рашпиль одним глотком залил степлившееся пиво в широкую глотку и поднялся. — Где твоя тачка?
— Да там, слева, у грузового терминала.
Петля пошел впереди, показывая дорогу. «Синий», недовольный сменой задания, тяжело топотал следом, размышляя: «Не удалось, бляха-муха, пивка спокойно попить. Ну да ладно, работа есть работа. А пивка дома попьем, вот лохов этих сделаем…»
Ездил Петля на потертой «копейке» и Рашпиль брезгливо поморщился. Сам он такую водил только однажды, когда по пьяни решил покатать с ветерком двух снятых у вокзала шлюх, а возле дома, как назло, не оказалось ни одной приличной машины.
Его спутник понимающе усмехнулся и виновато развел руками:
— Извини, братан, не успел я еще себе нормальную тачку приобрести.
«Бык» Банзая открыл переднюю дверь и сделал приглашающий жест рукой. Рашпиль шагнул вперед. В ту же секунду Петля, оказавшийся у него за спиной, взял голову приезжего бандита в «замок», крутанул, надавил, дернул — шейные позвонки, посопротивлявшись для вида, громко хрустнули и тяжелое тело, лягнув ногами дверцу, обвисло в крепких руках.
Петля оттащил труп к ограждавшему летное поле металлическому забору, завалил за огромные мусорные контейнеры с кокетливой трафаретной вязью «Рудские авиалинии» и присыпал для надежности сверху обломками деревянных ящиков из-под стеклотары. До утра тело не найдут, а больше и не надо…
«Копейка» развернулась и покатила, пофыркивая, в сторону центра.
Мы стояли возле затемненного здания грузового терминала и внимательно осматривали освещенное фонарями пространство перед аэровокзалом. Смотреть, в общем-то, было особо не на что: несколько вкривь и вкось припаркованных легковушек, красный интуристовский «Икарус» и непременная милицейская «канарейка», тоже, впрочем, пустая. На площадке перед раскрытой настежь стеклянной дверью суетилось несколько растрепанных бабенок с необъятными полосатыми сумками. Рядом стоял, опираясь на тележку и грустно на них поглядывая, дородный мужик в тесноватом синем комбинезоне. Сумки даже на вид были неподъемными, но тратиться на носильщика бабенки, судя по всему, упрямо не желали. Посмеиваясь и над ними, и над незадачливым носильщиком, курили два кавказца, одетых, не взирая на теплую погоду, в длинные черные кожаные куртки.
И все. Никого, похожего на бандюков, не было. Хотя это ничего еще не означало, преследователи вполне могли находиться внутри. Благо там и светлее, и пиво дают, и на девок поглядеть можно.
— Вот что, друзья мои, — тихо сказал Мишель, снимая рюкзак. — Я пойду внутрь, полюбуюсь. Если минут через пять-шесть не выйду, придется вам дальше выбираться самим.
— Погоди, — перебил его Лелек, — я пойду. Если что приключится, мы ведь без тебя все равно не выберемся, ну разве только в тайгу уйдем, да и будем там до смерти куковать, как монахи-отшельники… Так что ты уж лучше здесь оставайся, — и, выбросив окурок в сторону мусорных ящиков с надписью «Рудские авиалинии», он решительно зашагал ко входу.
Минут пять ничего не происходило. Бабенки по прежнему тягали по асфальту свои баулы. Носильщик, грустнея на глазах, созерцал их жалкие потуги. Кавказцы курили и смешливо скалили белые зубы под пышными усами.
Мы начали нервничать. Болек мял в пальцах так и не прикуренную сигарету, в конце концов сломал ее и бросил под ноги. Мишель в сотый раз посмотрел на часы и вопреки собственному распоряжению двинулся было к аэровокзалу, когда из освещенного входа неторопливой развинченной походочкой вышел разведчик. Целый и невредимый. Он, не смотря в нашу сторону, похлопал себя по карманам штормовки, достал сигареты, угостил одной меланхоличного носильщика, закурил сам и не спеша, вразвалочку, пошел через площадь к бетонной тумбе с немного подржавевшим Як-40 — непременным атрибутом любого периферийного аэропорта областного масштаба.
— Ай, молодец! — прокомментировал его действия Миша. — Выманивает!
Лелек, все так же медленно перемещаясь по открытому освещенному пространству, достиг наконец постамента, постоял, задрав к звездному небу клочья нечесаной бороды и словно бы любуясь старым лайнером, и исчез за памятником.
Еще через несколько минут он, обежав площадь по периметру в тени деревьев, возник за нашими спинами. Мы вопросительно уставились на него.
— Сейчас, мужики… Уф-ф… Mission complete, Sir! В общем, так: возможно, я чего-то не понимаю, но нас тут явно никто не пасет. Я раза три туда-сюда продефилировал — ноль эмоций. Вообще народа мало, большинство вылетов часов с девяти начинается. Короче говоря, ни одного бандюка. Даже ничего похожего.
— А если…
— Да, я подумал об этом, но никакие алкаши на меня не таращились, как тот, помнишь, Ростик? — он посмотрел на меня. Я помнил.
— Их там сейчас вообще нет, алкашей. Они обычно позже выползают, когда народ активизируется. Да и на улицу никто за мной не побежал.
— Да, мы видели.
— Я думаю, что они и не стали бы оставлять здесь сторонних наблюдателей. Им же нас сделать надо, так что тут быки ошивались бы.
