— Кто, кто… да те, что Игоря зарезали, кто ж еще! Они наверняка уже узнали, что мы эта… из города улетели…
— Да с чего ты это взял-то?
— Да ни с чего я не взял! Просто эта… чувствую…
Терпеть не могу слова-паразиты, и извечное Серегино «эта…» выводило меня из себя, в связи с чем я хотел было поиронизировать над его «эта… чувствую», но Михаил, тоже ставший вдруг вполне серьезным, заявил, что интуиции опытного «челнока» доверяет всецело. И не просто доверяет, но и полностью разделяет:
— В нашем деле, дружище, без этого нельзя. В нашем деле без этого через месяц в трубу вылетишь…
Спорить с двумя более сведущими в подобных нюансах людьми было бессмысленно, да и неохота. К тому же я вдруг явственно представил лежащий в расплывающейся по полу моей квартиры луже черной крови труп с бородавкой у носа — и с доводами своих друзей моментально согласился. А Лелек с Болеком не возражали потому, что, прекрасно справляясь со своими обязанностями, ожидали того же от всех остальных товарищей по команде и безусловно доверяли профессионализму и чутью тех, кто исполнял иные функции.
Я достал сотворенную мной рукописную карту местности, Миша — покупную, и мы, поелозив пальцами по обеим, наметили маршрут движения на ближайшие три дня. Конечно, маршрут был ориентировочным, поскольку жизнь и тайга наверняка внесут свои коррективы, и мы это прекрасно сознавали… По обеим картам получалось, что к исходу третьего дня, если не произойдет ничего экстраординарного, мы должны будем выйти на стык рек Верхняя и Нижняя Туя. Оттуда, свернув на юго-восток, мы планировали еще через пару дней попасть в деревню со странным для Сибири названием Петрашевское, где могли отдохнуть и пополнить запас продуктов, а так же определиться с дальнейшим направлением поисков
— Ибо, — сказал Миша, — мы не должны забывать, что основной нашей целью является все-таки не процесс удирания от бандюков, а поиск клада белых!
Залили остатками чая из кана головешки прогоревшего костра, закопали, как воспитанные люди, появившийся откуда-то мусор (всего-то полдня здесь провели, а отходов накопилось — как на той свалке!) и, вскинув на плечи рюкзаки, вышли на дорогу. Пока нам с этой лесной грунтовкой было вполне по пути.
Идти предстояло километров двадцать, то есть, переводя расстояние на время — около четырех часов, учитывая несколько коротких привалов. Если бодрым шагом — часа три с половиной. Бодрый шаг, однако, все кроме неутомимых походников смогли держать всего минут двадцать. Да оно и понятно — урбанисты, горожане, к машинам своим привычные, в худшем случае — к автобусу. Еще и заядлые курильщики к тому же. Сергей вон и сейчас — запыхался совсем, а не перестает смолить свой излюбленный «Camel». Какая аллегория, однако: сам ковыляет, как верблюд под тяжкой ношей, и «Верблюда» же курит.
Через час сделали пятиминутную передышку. Болек повозился с многочисленными ремнями необношенного рюкзака Сереги, что-то подтянул, что-то, наоборот, ослабил, порекомендовал застегивать поясной ремень, потому что он, понимаешь ли, не для красоты приделан, а именно для того, чтобы часть веса с плеч на бедра переместить. Потом, полюбовавшись своей работой, он достал знаменитый блокнот и что-то в нем застрочил. Не иначе, вдохновение накатило.
Второй час пути дался уже значительно легче. Лелек объяснил, что это мы, мол, входим в ритм — и ведь действительно вошли, к моему величайшему изумлению, ибо в начале я был твердо уверен, что где-то к исходу этого часа безжизненно рухну прямо посреди дороги в горячую пыль, а на все попытки меня поднять буду лишь стенать жалобно, шептать еле слышно: «Брось, комиссар…» и, возможно, даже просить меня пристрелить, чтобы не мучился… Ан нет, даже промежуточный привал не потребовался, так и дошли до поворота без отдыха. И всего за три часа сорок минут.
— Хороший темп, — похвалил всех Михаил, сверившись с часами.
— Мишель, дружище, — явно пародируя нашего главкома, сказал Болек, — это ведь по трассе. А в чаще мы будем в час километра два делать. От силы — три. Потому как — деревья, густой подлесок, бревна всякие необхватные поперек тропы, плюс — не по ровной местности, а как в песенке: «По долинам и по взгорьям»…
Получилось не очень музыкально и Болек проиллюстрировал свои слова, изобразив в воздухе рукой синусоиду с весьма ощутимой амплитудой колебаний. Судя по амплитуде, соваться в эти дебри без альпинистского снаряжения нам нечего было и мечтать.
— Ну, зачем же столь пессимистично? — возразил Михаил.
— Ага. Идет, стало быть, по улице пессимист, а следом — двое оптимистов в штатском, — тут же отреагировал Болек, находившийся сегодня, по всей видимости, в ударе.
— Типун тебе на язык. Насчет оптимистов, — буркнул Сергей вместо того, чтобы засмеяться или хотя бы улыбнуться, и мы снова вспомнили о возможном преследовании. Более чем возможном…
— Ну что, орлы, отдохнули? — бодрым тоном, стараясь, видимо, замять возможное негативное впечатление от легкой пикировки, осведомился Мишель. — Тогда — по коням!
Грунтовка в этом месте делала поворот и уходила на запад, а наш путь вел нас на юг-юго-восток, прямо через нехоженые пущи темных ельников и пихт. Впрочем, не тайга меня пугала, прошел же ведь по ней с большим обозом капитан Красицкий? Прошел. А мы чем хуже? Ничем. Значит, и мы пройдем. Нам, между прочим, куда проще: подводы на косогоры вручную вытаскивать не надо, прорубать проходы в буреломах тоже нет нужды — обойдем или, скажем, перелезем, если что… Зверья таежного я тоже не страшился, ибо, как истый горожанин, был уверен в том, что дикий зверь боится огня, да и нас все-таки пятеро, отобьемся. Гораздо больше пугали меня звери двуногие, которых ни огонь, ни наши охотничьи ножи не остановят. Еще не известно, смогу ли я, к примеру, тем же ножом — да в живого человека тыкать. Это вам не колышек строгать для палатки, и не картошку чистить… Хотя ведь подсвечником смог же, не задумался.
Со стороны дороги, оставшейся уже метрах в пятидесяти за спиной и давно пропавшей из поля зрения за густым пологом переплетенных хвойных лап, раздался приглушенный зеленью рев двух автомобильных моторов, неестественный и странный для этой древней чащобы. Резанул слух — и стих вдали. Надо же! Почти четыре часа по грунтовке топали — и ни одной машины. А тут — сразу две. Вот ведь лесовики непуганые, попробовали бы они так в городе полихачить…
Первый внедорожник выскочил из леса на открытое поле, освещенное склонявшимся к горизонту солнцем, и, прибавляя скорости, полетел, подпрыгивая на ухабах, в сторону города: только пыль поднялась столбом — и нет машины, растворилась в дрожащем от зноя воздухе.
Второй джип остановился у кромки леса. Залязгали открываемые двери и на дорогу, с трудом передвигая занемевшие конечности, выбрались три плотные фигуры с головами без шей. А водитель — тот и выбираться не стал, только откатил свое кресло, вытянул ноги, закурил и закрыл глаза. Он свою работу сделал, теперь пусть пассажиры потрудятся…
Пассажиры, однако, трудиться вовсе не спешили, приходя в себя после суточного сидения в салоне, пусть даже и комфортном — слов нет, как удобны мягкие сиденья в этом чуде японского автомобилестроения, — но все равно абсолютно не сравнимом, например, с широчайшим двуспальным аэродромом в родной квартире.
Наконец Вова Большой, поочередно взглянув на часы и солнце, поднялся с мягкой травки, не успевшей еще выгореть на солнцепеке, и подчиненные нехотя последовали его примеру.
— Так, Лысый — налево. Самолет — направо. И дуйте вперед.
Вова, размахивая руками, развел своих бойцов по сторонам дороги, как Александр Невский — полки на льду Чудского озера:
— Смотрите внимательно, ну, следы там всякие. Лохи эти если пешком, то здесь должны были идти, больше им деваться некуда, в натуре. Короче, в темпе надо найти их следы. И точка. А то солнце сейчас сядет — и кранты, темно будет, как у негра под мышкой. А еще день потеряем, так точно ни фига их не сыщем. Тогда лучше домой не заявляться, Клещ тогда конкретно недоволен будет, а когда Клещ недоволен, то сами знаете, что бывает…
