— Или уже дня? Или вечера? Ростик, сколько сейчас по солнышку?…
После этого он вытащил свой видавший виды безразмерный рюкзак, порылся в нем, ощупал многочисленные карманы и встревожено поинтересовался:
— Слушайте, мужики, а как у нас насчет, экскьюз ми, туалетной бумаги?
— Елки-палки! — Миша выпучил глаза и звонко хлопнул себя ладонью по лбу. — Дома забыл, на тумбочке. Все пятьдесят четыре метра… — и, повернувшись к Болеку, сказал задумчиво: — Слушай, дружище, у нас… э-э-э… возникла большая проблема, да ты и сам слышал… В общем, придется твой волшебный блокнот употребить на общее благо.
Мишель, разумеется, дурачился — вышеозначенных рулонов у нас имелось в избытке, — но простодушный литератор перепугался страшно и, прижав к груди дрожащие лапки, по очереди переводил умоляющий взор на каждого из нас троих.
Первым не выдержал сам Михаил, а за ним и мы с Лелеком, схватившись за животы и корчась от смеха, повалились на покрывавшую землю хвою. Болек, наконец, понял, что его сокровищу ничто не угрожает и, будучи человеком незлобивым, тут же присоединился к общему веселью…
Это идиллическое утро запомнилось мне очень хорошо. Потому что в последующие дни смеяться нам почти не доводилось.
Через четыре часа бешеной гонки по петляющей лесной дороге сидевшие в головном джипе братки увидели качающееся впереди облако пыли, а еще через несколько минут нагнали потрепанный пятьдесят первый «ГАЗик» с косой красной полосой и полустершейся надписью «Техпомощь» на борту. Посреди густого мрачного леса, в десятках километров от населенных пунктов, надпись эта выглядела по меньшей мере странно.
Поравнявшись с грузовичком, передний внедорожник некоторое время шел с ним бок о бок, а его пассажиры — круглоголовые ребята с мощными челюстями и помятыми от бессонной ночи физиономиями — внимательно разглядывали сквозь тонированные боковые стекла сидевшую в кузове разномастную компанию в брезентовых штормовках и камуфляжных армейских куртках. Компания состояла из дюжины разновозрастных мужичков с бородами и без и нескольких девиц с растрепанными от встречного ветра прическами. Все они гнездились в кузове на целой горе пестрых рюкзаков и прочего походного снаряжения. Мужички при виде иномарок нахмурились, а девицы приветливо замахали сидящим в джипе боевикам руками, заулыбались и стали кричать что-то неслышное за ревом моторов.
— Девки у них ни че, я б таким отдался, в натуре… Только слышь, Вован, это не те, гадом буду. Это типа просто туристы, потому как тех пятеро должно быть, и без девок.
Один из сидевших сзади «быков» просунул голову между спинок передних кресел, обращаясь к восседавшему рядом с водителем огромному верзиле по кличке Вова Большой, бывшему в этой кавалькаде за главного.
— Сам вижу, не Паниковский.
Вову Большого Клещ назначил старшим не только за воистину голиафовские габариты, но и за редкую образованность: прежде чем заняться единственно возможным для настоящего пацана делом, он успел закончить целых восемь классов в забытой богом школе на шахтерской окраине одного из отдаленных таежных райцентров, и любил поэтому щегольнуть в разговоре решительно неизвестными остальной братве именами или терминами.
Влезший со своим комментарием Вовин подчиненный по кличке Самолет — как-то по пьяни он выпал с балкона третьего этажа, но каким-то чудом остался цел и почти невредим, только слегка прихрамывал с тех пор на правую ногу — не знал, кем был Вовин знакомый по кличке Паниковский, но общий смысл уловил верно, а потому сконфуженно замолчал и от дальнейшей демонстрации своих умственных способностей благоразумно отказался.
— Вот что, Сиплый, — обратился командир к молчаливому водителю, — поморгай Марсу и причаль-ка на обочину.
Джипы остановились. Грузовик, окутанный облаком бурой пыли, тарахтя, покатил дальше в прежнем одиночестве и скоро скрылся за очередным изгибом дороги. Выбравшиеся из машин «братки» приседали и размахивали руками, разгоняя застоявшуюся кровь и разминая затекшие от продолжительного сидения сочленения.
Странно смотрелись помпезные иномарки и облаченные в спортивно-кожаные доспехи коренастые фигуры в вековом дремучем лесу. Ему, этому лесу, более приличествовал бы вооруженный тугими кривыми луками и тонкими, украшенными конскими хвостами, копьями отряд кочевников-монголов на мохнатых лошаденках, или ватага разбитных бородатых казаков Ермака Тимофеевича с тяжеленными пищалями на плече…
Вова Большой кивком бритой головы подозвал бывшего старшим во второй машине, а по совместительству — его, Вовы, замом по общим вопросам — крепыша по неизвестно уж откуда взявшейся, но прочно укоренившейся кличке Бивень.
— Ну че, е-мое? Про че ты деда того спрашивал, а? Лажанулись мы, конкретно. Видал?
— Видал, — подтвердил Вовин собеседник и шмыгнул носом. — Человек шестнадцать, мешки какие-то трехметровые… Туристы, мать их так… А я крестьянина того про туристов и спрашивал, как ты велел. Ну, он про туристов и базарил. Кто ж знал, что в этой долбаной дыре столько идиотов суетиться будет?… А это в натуре не они… И потом — я как бы одного «челнока» из тех в портрет знаю, так его не срисовал, его в этой колымаге верняк не было…
— Не мешки, а катамараны, ну, это баллоны такие надувные, их связывают, как плот и плывут. Это водники были, в натуре… Че, не въезжаешь? Ну, это такие идиоты, которые на разных водопадах шеи себе ломают.
— А-а-а… Слушай, а может мы того, ну, догоним и баб у этих козлов бородатых экс… икс… иксприруем, а? Ну, раз они все равно шеи себе свернут, а?
— Экспроприируем, — думая о своем, автоматически поправил коллегу грамотный Вова. Потом до него дошел смысл сказанного и он с жалостью посмотрел на Бивня. — Ну ты, е-мое, и маргинал…
Бедный Бивень едва не задохнулся от возмущения. Словцо было непонятным, но наверняка обидным. А Вова, не обращая ни малейшего внимания на эмоции и душевные раны подчиненного, жестко продолжал:
— Ну ты, блин, совсем оборзел, в натуре… Какие бабы, ты, ископаемое?! Да если мы этих лохов потеряем, Клещ из нас самих баб сделает. Баб ему захотелось, дятел…
Вова разносил заместителя весьма эмоционально, но тихо, дабы ничего не услышали разбредшиеся по кустикам подручные, потому что если и есть в начальственной среде некие разногласия, то всем прочим о том знать не следует. Авторитет потеряешь — пиши пропало, загрызут…
Бивень продолжал сердите сопеть:
— Ты это, братан… Не люблю я, когда надо мной смеются…
— Да-а-а?! — издевательски протянул Вова, — да ты у нас настоящий д`Артаньян, в натуре! Тот тоже за смешуечки над своей персоной во всех подряд шпагой тыкал… Знаешь, что такое шпага? Нет? Это, Бивняра, такая железка типа заточки, только длинная.
И, пожалев в конце концов своего опростоволосившегося заместителя, добавил уже вполне серьезно:
— Короче, делаем так: в темпе дуем обратно, я со своими остаюсь в начале этой долбаной тайги и смотрю там как чего, а ты рвешь на станцию и все узнаешь про тех пятерых, мать их так, — были они там, не были, куда девались. В общем, все что сможешь… Только подробно, Бивняра, а то опять за какими-нибудь мудрилами ушлют.
Бивень, созывая свой экипаж, направился к замыкавшему короткую процессию джипу, которому теперь вследствие изменения диспозиции предстояло стать авангардом.
— Да, братан! — крикнул Вова Большой вдогонку помощнику. — Насчет баб — это на весь заход, пока лохов не достанем. И всем своим тоже самое передай, а то знаю я вас, тимуровцев… — и, посмотрев на зависший над пихтами огненный диск солнца, зло сплюнул под ноги: — Весь день прос…али к едрене фене, в натуре…
На Узловую решили не возвращаться, потому что Сергей вдруг заявил, что нас там могут поджидать.
— Да кто нас там ждать-то будет? — попытался возразить Лелек, которому, видимо, хотелось хоть часть пути преодолеть с относительным комфортом, в кузове или кунге машины. Я был с ним полностью солидарен.
