Вдали за пирсами застыл, словно пришпиленный к горизонту, крошечный кораблик. Если смотреть на карту, то от южного берега Англии, где она сейчас находится, до северного побережья Африки — рукой подать. Африки, где сейчас Лайам. Джулия старалась поменьше думать о нем, хотя по сути дела из-за него она отправилась в это путешествие. «Может быть, попытаешься попасть в Европу в это же время? — предложил он, когда был одобрен его научно-исследовательский проект. — Мы могли бы встретиться». Они и встретились — в Париже — и провели вместе целую неделю: ходили по музеям и картинным галереям, предавались любви. Они не договорились о том, когда встретятся в следующий раз, но через пару месяцев Лайам летел на конференцию в Рим, и можно было надеяться, что он сумеет выбраться в Лондон или Джулия сможет приехать к нему в Италию. «Было бы здорово посмотреть Рим вместе, — сказал он. — Напиши мне, когда решишь». Ей уже давно следовало написать ему, но она просто не знала, как ответить на его последнее письмо, которое заканчивалось словами: «Люблю, Лайам». Что значит это «люблю»? То же, что «с любовью, Лайам», иначе говоря — не более чем дружеское прощание? Или же это признание: «я тебя люблю»? За то время, что они встречались — уже около года, — слово «любовь» ни разу не было произнесено. Оба они были занятые люди, увлеченные своей работой, за плечами у обоих был не один роман. Это «люблю» стало для нее настоящей проблемой.
— Все в порядке? — Скучающая официантка взяла у нее пустую тарелку.
— Да, спасибо. Кстати, второй пирс… Давно он в таком состоянии?
— Западный пирс закрыт уже много лет.
— Наверно, он был необыкновенно красив.
Официантка пожала плечами:
— Он уже на соплях держится. В один прекрасный день просто обрушится в воду.
Через час Джулия вышла на эспланаду, с которой открывался вид на море. Обходя стороной нищих и пьянчужек, ночевавших на деревянных скамейках в старомодных беседках, она миновала океанариум и Дворцовый пирс с его залами игровых автоматов и сошла на нижнюю дорожку, идущую над покрытым галькой пляжем. Посередине между двумя пирсами она остановилась. Место ей приглянулось: не слишком людно и есть прокат шезлонгов и зонтов от солнца.
Однако оказалось, что этот клочок пляжа пользуется популярностью, и через час-другой под шезлонг Джулии то и дело залетал надувной мяч, которым играли дети расположившихся по соседству семейств. Она в который раз подала мяч малышу, и он потрусил прочь.
Пора было идти — Джулия хотела как следует осмотреть Дворцовый пирс.
Она купила мороженое и облокотилась на парапет; к рукам пристали частички слезающей краски. В нескольких шагах чернокожий подросток с прической из косичек кормил чаек, бросая им чипсы и смеясь тому, как птицы хватают их на лету. Чуть дальше сидела с удочкой седая старушка, возле нее стояло старое металлическое ведро. Интересно, подумала Джулия, какая рыба здесь водится. Когда они в детстве рыбачили на своем маленьком пирсе, им попадались в основном лещи и плоскоголовы.
Джулия снова посмотрела на берег, на отели, выстроившиеся вдоль приморского бульвара. Здесь жили ее дедушка и бабушка — Ричард и Нина; они гуляли по эспланаде и по пирсу. В детстве Джулия не слышала никаких семейных историй о Брайтоне, упоминался лишь Челтнем… Джулия даже вздрогнула от ужаса при воспоминании о воскресных визитах к тете Анне, жившей в старом доме в Тувонге. Огуречные сандвичи, истекающие на жаре соленой влагой, здоровенные ломти «мраморного» торта, черный как деготь чай… В гостиной у Анны время ползло как улитка, и Джулия с тоской слушала тиканье громоздких деревянных часов. Тяжелые красные портьеры были задернуты, и Анна сидела в полумраке со своими английскими женскими журналами, присланными морской почтой и в день прибытия устаревшими уже на месяц. Для Анны весь мир вертелся вокруг Челтнема. Ее мир был населен дряхлыми хромоногими полковниками, когда-то служившими в Индии, и их женами, любительницами званых вечеров с танцами, не растерявшими своей утонченности после многолетнего издевательства над слугами.
Джулия знала, что отца растили аборигенки, хотя он и не любил говорить об этом. Пару раз она пыталась расспросить его, и однажды он обмолвился, что они были хорошими нянями. Но тут же быстро добавил, что, к несчастью, им нельзя было доверять. Джулия знала, кто внушил ему это — тетя Анна. Это она считала, что чернокожие только и ждут подходящего момента, чтобы предать своих хозяев. Анна умерла в семьдесят с лишним лет. В последние годы жизни она впала в старческое слабоумие, не узнавала никого и яростно отрицала всякий намек на то, что когда-то была замужем за священником.
Джулия не могла удержаться от улыбки, вспомнив мамин рассказ о том, как отец впервые привез ее в Тувонг, чтобы познакомить с тетей Анной. Маму поразила кружевная скатерть и серебряный чайный сервиз. Анна спросила у нее, когда она дебютировала. Рассказывая об этом, мама всякий раз хохотала до слез. «Я была сбита с толку и сказала, что вообще-то я всего лишь секретарша. Мне и в голову не пришло, что она говорит о выходе в свет!»
Джулия подумала: интересно, каким бы был отец, если бы вырос здесь? А какой была бы она сама, коли на то пошло? Совершенно другим человеком, вполне возможно, что и не художницей вовсе, а одной из тех мамаш на пляже, с тремя детьми… Нет, это абсурд. Если бы отец вырос здесь, он не встретил бы маму, и самой Джулии не было бы на свете.
Зря она не купила карту. Вчера ей на каждом шагу попадались кафе, но сегодня она, видимо, отклонилась от главного туристского маршрута: магазины неказистые, и хоть бы одно кафе! По пути оказался пассаж, и Джулия зашла внутрь — там попрохладнее, и наверняка найдется какая-нибудь забегаловка, где можно выпить чашку чая и спросить дорогу. Она прошла мимо зоомагазина, в витрине которого громоздились аквариумы с золотыми рыбками, и киоска с комиксами, а потом ее взгляд упал на вывеску с рекламой услуг гадалки: «Гадание по руке, на картах Таро, на чайных листьях, по хрустальному шару…»
— Давайте, заходите. — Из-за линялой занавески, закрывающей вход, высунулась голова женщины с седыми вьющимися волосами и цыганскими серьгами.
— Нет-нет! — попятилась Джулия. — Я просто смотрю. Я не собиралась… Нет ли тут поблизости какого-нибудь кафе?
— Нет, но у меня как раз заварен чай.
— Нет, право же… — Джулия прошла не так уж много, но у нее ныли ноги и она чувствовала, как на нее снова наваливается усталость.
— Я вижу, что гадание вас не интересует. Но клиент, с которым мы договорились о встрече, не пришел, так что я вполне могу угостить вас чашкой чая с печеньем. — Занавеска отдернулась. — Заходите.
Это была скорее каморка, чем комната. Воздух был пропитан ладаном, а стены обклеены плакатами и рекламами: установка энергетической защиты, исцеление верой, диагностика по биополю…
Хозяйка кивнула в сторону маленького столика, покрытого скатертью в красно-белую клетку.
— Вы из Австралии. Из какого штата?
— Из Квинсленда.
Джулия выдвинула деревянный стул и втиснулась в него. В середине стола на деревянной подставке покоился хрустальный шар. Гадалка отодвинула его и поставила на его место заварочный чайник.
— Я была в Австралии, только не в Квинсленде. — Гадалка открыла буфет и достала оттуда цветастые чашки с блюдцами. — Мой брат эмигрировал сорок лет назад и живет в Дарвине. Женат на австралийке, с которой там познакомился. В письмах он все зазывал меня к себе, ну и как-то раз я съездила к нему в отпуск. Не могу сказать, что хотела бы там жить — народ там приветливый, это да, но жара и мухи — это что-то невыносимое. И все эти мужчины в майках и шортах, многие еще и босиком, и хлещут пиво прямо из банок. А женщины прикованы к кухонной плите. Хотя, если верить моей невестке, теперь все меняется. Вы впервые в Англии?
— Да. Я немного путешествовала по Азии и в Штатах была, но Европа… не знаю, все никак было не собраться.
