— Благодарю, — кивнул Янда. — Есть у кого-нибудь вопросы по этой части показаний?
Он немного подождал, но его подчиненные молчали.
— Тогда они есть у меня. Как посетитель выставок знаю, что силоновые нити часто используются для подвешивания картин. Но нить упругая, узел, завязанный на ней, легко может развязаться. Поэтому некоторые оформители слегка подогревают узлы над пламенем зажигалки, волокно плавится…
— И узел уже не развяжется, — добавил Гакл. — Яначек тоже так делал.
— И убийца, — сказал Янда. — Так он укрепил концы нитей на обрезках реек. Слушайте, Яначек же не курил. Вы что, одалживали ему для прижигания узлов свою зажигалку?
— С какой стати! — Гакл бросил на капитана раздраженный взгляд. — У него были спички. Ленка постоянно покупала их в магазине. Сам он и коробка не купил бы.
— Значит, вы и Яначек умели связывать силоновые нити. Кто еще из обитателей замка? Кто вам мог бы помочь развешивать картины?
— Понимаю, что вы имеете в виду, — улыбнулся Рудольф. — Но это умеют делать все. Здесь нам помогала Ленка, но я знаю, что и Альтманова оформляла несколько экспозиций, в прошлом году вместе с Бенешем делала рекламную фотовыставку. Седлницкий, конечно, тоже умеет, свою пражскую выставку оформлял сам, никому не доверял. Не знаю, работал ли с силоном Беранек, но я вообще не видел, чтобы он когда-нибудь работал.
— Ну ладно, продолжим, — Янда закурил сигарету и задумался. — Судя по вашим показаниям, вечер и ночь с двадцать второго на двадцать третье мая вы провели с Ленкой Лудвиковой. Но она нам сообщила, что вечером отправилась к матери в Гавловице и вернулась в замок глубокой ночью. У вас есть последняя возможность изменить свои показания, то есть сказать правду.
— Простите, пожалуйста. — Гакл потер пальцами глаза. — Конечно, я говорил неправду. Но, надеюсь, вы поймете ситуацию, когда тридцатилетний мужчина влюблен в молоденькую девушку… Эта сумасшедшая девчонка летала бог знает где, наконец вернулась в замок необычным, очень опасным путем… Все это выглядело невероятно… и подозрительно…
— Вы джентльмен, я знаю, — усмехнулся капитан. — Но расскажите нам о себе. Что вы делали весь вечер и всю ночь?
— С чего мне начать? — спросил Рудольф. Его густые темные ресницы дрожали.
— Мария Залеска ушла в ресторан за Седлницким, вы и Ленка остались в коридоре второго этажа. Продолжайте.
— Почти сразу мы ушли ко мне. Ленка приготовила холодный ужин, но аппетита у нас не было. Я еще не видел Ленку такой нервной Видимо, Залеска еще раньше чем-то угрожала ей — не знаю, зачем она это делала. Но остается фактом, что они друг друга не любили. Ленка была неспокойной, не могла минуты усидеть на месте. Потом сказала, что скоро вернется, и ушла. Это ее «скоро» продлилось до двух ночи. Я ждал, не спал, мучился… Вот и все.
— Все? Мне кажется, маловато. Когда она долго не шла, не отправились ли вы ее искать? В замке или, может быть, в окрестностях?
— Нет. Она вела себя… непристойно. Я сказал себе: придет — хорошо, не придет — тоже. Но уснуть все равно не мог.
— Надо понимать так, что вы не покидали своей комнаты?
Гакл задумался, потом посмотрел на капитана и кивнул.
— Значит, будете сидеть в той комнате завтра.
— Зачем? У меня работа…
— Мы проведем следственный эксперимент — реконструкцию событий. Поэтому все вы должны оставаться в замке.
— Понятно.
Настало молчание. И так как никто больше не задавая вопросов, Гакл поинтересовался:
— Я уже могу идти?
— Еще минуточку. Мне кое о чем нужно спросить вас, как друга Залеской. Вы знаете, что ее бывший муж продолжал поддерживать с ней контакты?
— Она что-то говорила об этом.
— Он снял для нее домик. Где-то в Слапах. Вы были там когда-нибудь?
Гакл отрицательно покачал головой.
— Но вы знали об этом? Она ездила туда работать.
— Знал. Вы не совсем точно информированы. Залеский не снял, а купил бывший дом священника.
— Почему вы нам об этом ничего не сказали раньше? — не удержался Коварж.
— Я… но это же не связано…
— Как это не связано, — перебил Янда. — Мы подробно осмотрели все, что осталось после нее, и вдруг выясняется что вне нашего внимания оказался целый дом. В каком точно месте он находится?
— Не знаю, поверьте мне. Мария туда почти не ездила Спросите Залеского, он знает, где…
— Странно, что вы, ее друг, ничего об этом не знаете.
— Мария никогда не вспоминала о доме. Не дорожила им.
— Хм… Жаль, что вы не можете нам помочь. Поездка к Залескому означает для нас задержку.
— Мне тоже очень жаль.
— А пани Альтманова? — спросил Петр. — Она была близкой подругой погибшей. Может быть…
— Она точно не знает!
— Почему вы так уверенно говорите?
— Ну… мы с ней были в одинаковом положении. — Он сглотнул слюну. — Оба близкие друзья, но Мария от нас таилась. Эмила там тоже никогда не была.
Дверь приоткрылась, и в комнату осторожно заглянул доктор Гронек. Встретившись взглядом с капитаном, он виновато улыбнулся.
— Можешь заходить, — пригласил его Янда. — Мы заканчиваем.
— Если ты не будешь сердиться… — Адвокат быстро скользнул в комнату.
— Почему я должен сердиться? Говорю же, можешь…
— Потому что хочу попросить кое о чем пана Гакла. — Гронек расплылся в улыбке. — И вообще это не имеет отношения… к вашим делам.
— Ну если пан Гакл не будет возражать, — пожал плечами капитан.
— Будьте любезны, не можете показать мне ваш прекрасный антикварный перстень? — обратился Гронек к Рудольфу. — Я заметил его сразу… Видите ли, антиквариат — моя страсть. Спросите капитана Янду, какой мебелью заставлена моя квартира.
Рудольф охотно снял с пальца золотой перстень с лазуритом и подал его адвокату.
— Это, собственно, не настоящий антиквариат, — объяснил он. — Примерно конец девятнадцатого века, романтическая имитация под старину. Но для меня он имеет огромную цену, — Гакл понизил голос, — потому что я получил его в подарок от Марии.
— Да, — кивнул Гронек, возвращая ему перстень, — потому это и произошло.
— Что произошло? — быстро спросил Гакл.
— Ничего, просто мой приятель любит всякие загадочные изречения и произносит их к месту и не к месту, — Янда бросил на адвоката свирепый взгляд. — Благодарю вас, до завтра прошу оставаться в замке. И пошлите к нам, пожалуйста, Дарека Бенеша.
— Посмотри, что у меня есть! — сказал после ухода Гакла Коварж, помахивая пакетиком с молотым кофе.
— Надеюсь, тебя не подкупил какой-нибудь правонарушитель, — рассмеялся Янда.
— В этот раз нет. Когда ты нас выгнал отсюда, мы пошли в магазин.
— А еще купили сахар и бутерброды, правда, не первой свежести, — сообщил Чап. — Плитка в углу, осталось найти воду и чашки.
— Это предоставь хозяину, он как раз входит, — показал Янда на фотографа, в некоторой растерянности стоявшего в дверях. — Проходите, Дарек. Ведь вы ночуете в этой комнате? Значит, сумеете сварить на своей плитке кофе?
— Сумею, пан капитан. — Бенеш слегка поклонился.
— Вы сегодня выглядите намного лучше. Вот что значит чистая совесть. Стыдно вспоминать ваши с Альтмановой показания — сплошная ложь! Ладно, берите кофе, сахар я принимайтесь за дело. Кто хочет кофе? Все, значит, четверо. Дарек пятый.
Бенеш поставил воду на плитку, вынул из степного шкафа чашки.
— Вы у нас сегодня последний, потому что с вами все более или менее ясно, — объяснял между тем Янда. — Да и мы уже немного устали. Поэтому вместо допроса предлагаю беседу за чашкой кофе.
Все дружно одобрили идею капитана.
— У вас здесь собрался довольно занятный коллектив, — продолжил Янда. — И очень пестрый. Я имею в виду уровень образования. Мы, естественно, наводили обо всех справки, и мне эта пестрота кажется странной. Вот вы, например. У вас диплом среднего художественно-промышленного училища, отделение фотографии. Вы — человек на своем месте.
Дарек улыбнулся и начал разливать кофе в чашки.