– Привет, корешок, – хрипло прошептал он. – Я ждал тебя.

– Я тебя слушаю, – произнес я, возвышаясь над ним.

– Пусть фараоны уйдут. Я хочу поговорить с тобой наедине.

– Будете говорить только в моем присутствии, – отрезал Карлотти.

Карло посмотрел на него:

– Не будь падлой. Если хочешь узнать, как умерла Хелен Чалмерс, ты уберешься отсюда и прихватишь с собой этих двух. Сначала я хочу потолковать со своим корешком. Потом будет кое-что и для тебя.

Карлотти заколебался и пожал плечами.

– Даю вам пять минут, – бросил он и, кивнув двум детективам, вышел. Они последовали за ним и закрыли дверь.

Карло поднял глаза на меня:

– Ты смелый, кореш. Мне нравится, как ты дерешься. Я сниму с тебя все обвинения. Я скажу, что это я убил Хелен. Теперь уж им все равно со мной ничего не сделать. Мне недолго осталось на этом свете. Если я возьму все на себя, ты сделаешь мне одно одолжение?

– Если это в моих силах.

– Уничтожь эту пленку, корешок. – По его телу пробежал спазм боли, и он закрыл глаза. Затем открыл их, улыбнулся страшной улыбкой. – Я совсем раскисаю, правда? Ты дашь мне слово, что никому не покажешь эту пленку? Для меня это важно, корешок.

– Вряд ли это зависит от меня, – отозвался я. – Если пленка имеет какое-то отношение к смерти Хелен, ее должна посмотреть полиция.

– Я скажу, что ее убил я. Дело закроют. – Каждое слово давалось Карло с трудом. – Посмотри пленку сам. Посмотришь – сразу поймешь, что я имею в виду. А когда посмотришь, уничтожь ее. Ты сделаешь это?

– Ну что ж. Если я удостоверюсь, что это не улика, я ее уничтожу.

– Ты даешь мне слово?

– Да, но я должен удостовериться, что это не улика.

Ему удалось улыбнуться:

– Тогда путь заходят. Я сделаю заявление на всю катушку.

– Пока, Карло. – Я сжал его руку.

– Пока, корешок. Я и не думал, что ты такой шустрый. Пусть заходят, да поскорей.

Я вышел и сказал Карлотти, что Манкини зовет его. Карлотти с двумя детективами зашел в палату и притворил за собой дверь. Я прошел по коридору к выходу и подождал Карлотти там.

Двадцать минут спустя он вышел.

– Умер, – сдержанно произнес он. – Что, если мы поедем к вам домой? Я хочу поговорить с вами.

Ну, по крайней мере он не вез меня в управление. Мы молча добрались до моего дома.

– Может, выпьете? – предложил я, как только мы оказались у меня в гостиной.

– Не откажусь, – кивнул Карлотти.

Поскольку мне было известно, что при исполнении он никогда не пьет, у меня сразу отлегло от сердца. Я налил вина ему, а себе виски, и мы сели.

– Ну вот, – заговорил он. – Манкини дал нам подписанное заявление, что это он убил синьорину Чалмерс. У меня есть основания полагать, что во время ее смерти вы тоже были на вилле. Вас опознали два свидетеля. Я бы хотел послушать ваше объяснение.

Я не колеблясь рассказал ему всю историю, ничего не утаивая. Я только не сказал, что это Джун Чалмерс наняла Сарти следить за Хелен. Я сказал, что, по-моему, клиентом Сарти был сам Чалмерс.

Карлотти слушал не прерывая. Когда я наконец закончил, он долго смотрел на меня, прежде чем сказать:

– По-моему, вы вели себя очень глупо, синьор.

– Вероятно, да, но на моем месте вы, я думаю, поступили бы точно так же. А теперь я, можно сказать, потерял новую работу. Ведь на дознании у коронера все это обязательно всплывет.

Карлотти почесал нос.

– Необязательно. Манкини заявил, что именно с ним синьорина собиралась провести месяц на вилле. Меня вполне устраивает эта версия. В конце концов, вы ведь сообщили нам информацию о Сетти, да и в прошлом всегда помогали. Я убежден, что вы рассказали мне правду, и я не понимаю, с какой стати вас наказывать. Манкини заявил, что застал синьорину, когда она снимала на пленку виллу Сетти. Очевидно, Сетти находился на веранде. Манкини понял, что пленка может быть использована для шантажа Сетти. Он отобрал у синьорины камеру и вырвал пленку. А чтобы проучить ее, он, по его словам, залепил ей пощечину. Она отскочила назад и сорвалась с утеса. Это объяснение устроит коронера, если я заявлю, что нас оно вполне удовлетворяет. Чего ради вы должны страдать из-за такой женщины? Постарайтесь только не настроить против себя синьора Чалмерса.

– Это не так просто, – произнес я. – Манкини мертв, и Сарти запросто может приняться шантажировать меня снова. Он ведь может сообщить Чалмерсу.

Карлотти улыбнулся ледяной улыбкой:

– Сарти пусть вас не волнует. Манкини сообщил нам достаточно улик, чтобы упрятать Сарти на несколько лет. Он уже арестован.

До меня вдруг дошло, что я вне подозрений. Я таки выбрался из переделки, из которой, как я полагал, нет выхода.

– Спасибо, лейтенант, – поблагодарил я. – Ну что ж, Чалмерсу я ничего не скажу. А вам уже недолго буду докучать. Если повезет, скоро уеду в Нью-Йорк.

Он встал:

– Вы мне не докучаете, синьор. Бывают времена, когда приятно сознавать, что ты в состоянии помочь своим друзьям.

После его ухода я вытащил из кармана картонку с пленкой и повертел в руках. Что же на ней такое? Почему Карло так хотелось заключить со мной сделку? Постоял и подумал, потом, вспомнив, что у Джузеппе Френци есть шестнадцати-миллиметровый проектор, позвонил ему и спросил, не одолжит ли он его мне на часок.

– Он установлен у меня на квартире, Эд, – ответил он. – Поезжай туда и пользуйся им на здоровье. Портье тебя впустит. Я по горло занят и освобожусь только поздно вечером, а то бы приехал и показал тебе, как он работает.

– Ничего, справлюсь. Спасибо, Джузеппе.

Полчаса спустя я уже вставил пленку Хелен в проектор на квартире у Френци. Я выключил свет и запустил фильм.

Снимать она, безусловно, умела. Виды Сорренто, появлявшиеся на экране, были первоклассные. После людной площади появилась вилла, затем вид с вершины утеса. Я так и подался вперед, жадно пожирая глазами экран, сердце у меня бешено колотилось. Затем вдруг пошли кадры с виллой Сетти, я едва различал двух человек на веранде. И вдруг возник крупный план. Сетти, легко узнаваемый, разговаривал с Карло, а мгновение спустя к ним подошла Майра. Значит, Карло сказал Карлотти правду. Он, вероятно, увидел Хелен на утесе, когда она снимала эти кадры, подкрался к ней сзади, выхватил камеру и наотмашь ударил ее по лицу, отчего она полетела вниз. Тогда почему же ему так хотелось, чтобы я никому не показывал эту пленку, раз уже сам все рассказал?

Ответом мне послужил следующий кадр. С веранды вид снова переместился к вершине утеса. Карло стоял спиной к камере, глядя в море. Вдруг он обернулся, и его смуглое, грубоватое лицо озарилось улыбкой. Камера переместилась в том направлении, куда он смотрел.

По тропинке шла какая-то девушка. Она помахала Карло. Он пошел ей навстречу, притянул к себе и поцеловал.

Этот кадр длился секунд двадцать. Я встал, вытаращившись на экран, не веря своим глазам.

В объятиях Карло была Джун Чалмерс.

Шервин Чалмерс прибыл в «Везувий» в пятницу перед дознанием. Мы с ним просовещались два часа. Я рассказал ему о Хелен и о ее жизни в Риме. Я дал ему прочитать некоторые донесения Сарти, изъяв из досье все, касающееся меня. Я сказал ему, что Карло Манкини и был человеком, известным как Дуглас Шеррард.

С сигарой в зубах и с совершенно бесстрастным лицом Чалмерс читал донесения. Когда закончил, то швырнул досье Сарти на стол, встал и прошел к окну.

– Вы хорошо поработали, Досон, – произнес он. – Можете представить, как меня это шокировало. Я и думать не думал, что у меня дочь, которая может себя так вести. Она получила по заслугам. Главное сейчас – попытаться сделать так, чтобы ничего не попало в газеты.

Я знал, что это тщетно, но промолчал.

– Я съезжу и потолкую с этим коронером, – продолжал Чалмерс. – Он должен все замять. Потолкую и с начальником полиции. Донесения сожгите. Ваша работа здесь закончена. Вы будете готовы вылететь со мной в Нью-Йорк после следствия?