— Почему пару месяцев? Я сколько захочу, столько и буду отдыхать вместе с тобой.

— Я думаю, тебе это скоро наскучит.

— Джон, ты мне никогда не наскучишь. Ты такой славный… Если бы я уже не любила тебя, то теперь непременно влюбилась бы за такое гениальное решение — отдыхать.

— Знаешь, Стефани, такие решения легко принимать, когда не знаешь, к чему это приведет.

Джон и Стефани допили «напиток героев», который теперь уже не казался ни ему, ни ей таким хорошим, и заказали еще бутылку холодной минеральной воды, чтобы приготовить напиток покрепче — безо льда.

— Налей и мне, — попросила Стефани.

— Покрепче? Как себе?

— Ну да, конечно, такой же крепкий, как у тебя. А потом закажем обед и начнем кутить.

— Кутить? Так рано?

— А почему бы и нет? Ведь мы же отдыхаем.

— Хорошо, согласен.

Джон сделал два стакана крепкого напитка. Стефани приподняла свой и чокнулась с Джоном.

— Ну что ж, начинаем.

— Начинаем, — сказал он и пригубил свой стакан. — Я всегда мечтал есть в каком-нибудь заведении, где много местного колорита. Не то что в этих роскошных международных ресторанах, — сказал Джон.

Стефани вздохнула.

— Я расспрашивала всех своих сиднейских друзей и они в один голос рекомендовали мне приехать именно в этот городок и обедать именно в этом кафе.

— А что они здесь делали?

— Кто?

— Ну как же, твои сиднейские друзья.

— О, у меня их так много, и они ездят по всему свету! Я просто расспросила их, и большинство посоветовали мне именно этот городок.

— Знаешь, Стефани, мне почему-то не хотелось бы встречаться с ними, и именно здесь.

— Мне тоже, Джон. В это время года мало кого из моих друзей можно встретить на побережье. Ведь вода еще не совсем прогрелась.

Подошел официант и поинтересовался, не нужно ли им еще чего-нибудь. Джон заказал себе мартини, а Стефани предпочла скруд-райвер — водку с апельсиновым соком.

Вскоре официант принес заказанное. Мартини был холодный, в запотевшем бокале.

— Я пью скруд-райвер, — сказала Стефани, — потому что в нем больше витаминов, чем в твоем напитке.

Она подняла бокал.

— Не лучший выбор, — ответил Джон. — Мартини предупреждает цингу.

— Цингу? — Стефани удивленно воззрилась на своего мужа.

— Именно так, Стефани.

— Неужели? По-моему, ты придумываешь.

— Да, дорогая, мартини предупреждает цингу. Это одно из величайших открытий в истории медицины. Если бы в дальних парусных плаваниях у моряков был мартини, то цинга бы разом прекратилась.

— Я что-то не пойму, — сказала Стефани, — спиртное, вроде, не лечит никаких болезней.

— Ну конечно, не лечит, а вот витамин С лечит. Поэтому я и беру мартини с лимонной корочкой, — и Джон показал на тоненькую светло-желтую полоску лимонной корки, которая плавала в бокале словно опавший лист в фонтане.

— Фантазер! — рассмеялась Стефани.

Но тотчас же опять немного посерьезнела.

— А я-то, было, тебе уже поверила. А тут, оказывается, дело не в мартини, а всего лишь в тоненькой лимонной корочке, — Стефани отпила глоток из бокала. — Тебе не кажется, Джон, что нам стоит проветриться. Вредно все время торчать в четырех стенах, к тому же мы этим могли заниматься и в Сиднее. Так можно и цингу заработать. Твое здоровье!

Джон подозвал официанта, и они сделали заказ. Вскоре тот исполнил его в точности, не разочаровав посетителей. Сперва он принес свежий салат, потом фазана и предложил сыры на выбор. На десерт — фрукты.

Сгустились сумерки. Стефани и Джон вышли на безмолвную улицу. Ночной ветер освежал точно стакан чистой холодной воды. Черные волны океана плескались о сваи длинных причалов, возле которых покачивались рыбацкие лодки.

Изредка тревожно вскрикивала какая-то разбуженная птица, очевидно чайка. Они медленно шагали по набережной. Из темноты доносились резкие сухие удары: это хлестал такелаж по стальным мачтам яхт.

— Я люблю тебя, Джон, — тихо сказала Стефани, когда они уже подходили к отелю, и долго смотрела на него своими большими глазами.

— И я тебя тоже, — тихо ответил Джон.

Он наклонился, поцеловал ее бережно и осторожно. Она взяла его лицо в ладони и вернула ему поцелуй жадно, со страстью.

Потом, в номере, когда Джон лежал, прижавшись щекой к ее груди, а ее пальцы перебирали его волосы бережно, ласково, он чувствовал себя словно волна, накатившая на берег.

«Вот я и дома, — думал Джон. — Шум и хаос опасного пугающего мира остался позади».

Ночью, в темноте своей большой спальни, они лежали в постели в сладкой полудреме.

— Пожалуйста, пойми меня Джон, нам вовсе не обязательно грешить, — сказала Стефани.

— Не обязательно? — переспросил Джон.

— Да, не обязательно. Я понимаю тебя, Джон, мне и так хорошо. Я всегда буду твоей послушной женщиной. Ты не унывай, сам знаешь, я такая, как тебе хочется. Но иногда я хочу быть другой, и пусть нам обоим будет хорошо. Можешь не отвечать, я болтаю просто так, чтобы убаюкать тебя, потому что ты — мой добрый любимый муж и брат. Я люблю тебя и, когда мы отправимся дальше, стану твоей подружкой. А мы собираемся дальше?

— А разве нет? Ты что, забыл? О чем же мы тогда весь день говорили?

— Конечно, можно поехать еще куда-нибудь, но мне казалось, что мы хотели с тобой уплыть с континента на острова.

— Почему же ты прямо мне не сказала об этом?

— Я не хотела на тебя давить. Я же говорила, что мы поедем туда куда ты захочешь. Я всегда буду с тобой. Но, я думала, тебе самому туда хочется.

— Сейчас не время ехать на острова. Там скоро начнется сезон дождей, а потом трава поднимется чересчур высоко и будет прохладно.

— А мы с тобой, Джон, спрячемся в постели, согреемся и будем слушать, как стучит по железной крыше дождь.

— По железной крыше? — переспросил Джон.

— Ну да, по крыше нашего отеля.

— Так ты хочешь поехать на остров, где есть шикарный отель?

— Знаешь, Джон, это совсем не обязательно. Главное, чтобы на нас сверху не лилась вода. Мне так хочется лежать холодной ночью и слушать капли дождя.

— Но там не просто капли, Стефани, там льет как из ведра.

— Ну и черт с ним, пусть льет. Главное, чтобы нам было тепло и уютно.

— На острова… — повторил Джон.

— Да. Если хочешь, ты можешь там работать, как Гоген.

— Как Гоген? — улыбнулся Джон.

Но Стефани не заметила в темноте его странную мягкую улыбку.

— Ну да, как Гоген. Ведь он же уехал от цивилизации на острова, где писал своих туземцев, а потом прославился.

— Да, перспектива довольно заманчивая, но, я думаю, я еще долго не смогу работать.

— Почему? Почему не сможешь? Разве я тебе мешаю?

— Нет, Стефани, здесь дело не в этом.

— А в чем же тогда дело?

— Я не знаю как тебе объяснить… Но пока я не готов к тому, чтобы снова начать работать.

— По-моему, Джон, ты очень устал после этой выставки.

— Возможно…

— Так мы поедем с тобой? Спрячемся в постель и будем слушать как стучит дождь по крыше…

— Но я же тебе говорил, что ливень…

— Хорошо, пусть будет ливень.

— Стефани, в принципе, мне все равно куда ехать. Но на островах сейчас не очень… Все дороги размыты, никуда не поедешь, сядем на одном месте, как посреди болота… А трава там такая высокая, что ничего не увидишь.

— Так куда же тогда ехать?

— Не знаю. Может быть, в Европу, в Африку, в Испанию, во Францию… Но, честно говоря, мне и туда не очень хочется. Мне нравится здесь.

— Здесь? На этом побережье? Тебе еще не надоело?

— Нет, не надоело.

— Но, послушай, Джон, неужели нигде не найдется теплого уголка, где мы смогли бы плавать как здесь?

— Почему нигде? Можно, например, поехать в Европу, и мы сможем плавать как здесь.

— Какая скука! Тогда подождем с Испанией, я хочу загореть побольше.

— А что ты там говорила насчет загара?

— Я хочу загореть.

— А зачем тебе быть такой темной?