— Если меня найдут с разбитой головой, тебе станет известно, кто и почему это сделал. Я буду предусмотрительнее Квасковяка: оставлю в столе подробные записи.

На другой день майор Неваровный приказал капралу Неробису привести к нему задержанную. Когда Янка Воркуцкая появилась в дверях кабинета, она ничем не напоминала позавчерашней девицы.

— Садитесь. — Майор указал на стул напротив себя и начал допрос.

На этот раз девушка не пыталась петушиться. Отвечала тихим голосом. Она полностью призналась и в подделке рецептов, и в том, что полученные таким путем лекарства передавала целой группе учеников своей школы.

— Кто в вашей школе нюхал одурманивающие средства и пользовался иными наркотиками? Назовите фамилии.

— Они будут отвечать за это?

— Нет, ни перед школьной администрацией, ни перед судом. Мы просто хотим им помочь порвать с наркоманией.

Девушка перечислила одиннадцать фамилий.

— Я не стану читать вам лекцию о вреде наркотиков. У вас уже было время подумать и о том, что вы сделали и что вас ожидает.

— Знаю. Меня будут судить. Я очень жалею о своем поведении дома и на улице. Не понимаю, как могло так получиться. Меня охватила какая-то непонятная ярость. Я не понимала, что делаю. Простите меня, пожалуйста.

Девушка опустила голову.

— Сделанного не вернешь. За это вам придется отвечать перед судом и понести наказание. Но каждый человек может реабилитироваться. Я хочу дать вам такой шанс.

— Что я могу сделать?

— Заключим договор. Я сегодня же вас освобожу, но под надзор милиции. Раз в неделю вам придется приходить сюда и подписывать бумагу. Кроме того, вы будете показывать мне свои тетради и оценки. И в любом виде покончите с наркотиками. Если вы будете хорошо учиться, сдадите экзамены, я постараюсь убедить прокурора не настаивать на повторном аресте и просить суд об условном приговоре. Вы даете мне честное слово, что последуете моим советам?

— Вы обращаетесь со мной как с ребенком. Боюсь, что мне трудно будет исполнить уговор.

— Мы вам поможем. И я, и родители. Ну как?

— Попробую.

Неваровный поднял телефонную трубку, набрал номер.

— Доктор Воркуцкий? Говорит майор Неваровный. Не будете ли вы любезны прийти к нам за дочерью?.. Да. Освобождаем. Мы с ней заключили один уговор. Какой? Она, наверное, сама вам расскажет. Я думаю, будет лучше, если она вернется домой вместе с вами.

— Мне бы не хотелось, чтобы отец приходил сюда, — заметила панна Воркуцкая. — Впервые я не смогу взглянуть ему в глаза. Стыдно за свое поведение.

— Вы сами убедились, к чему приводят наркотики.

— Что я ему скажу, когда он придет?

— Есть слова, которые бывает трудно произнести, но сказать их необходимо.

Несколькими днями позже в отделение милиции зашла Зофья Квасковяк. Майор сердечно поздоровался с вдовой. Расспросил о работе, о детях. Поинтересовался, не надо ли чем помочь.

— Я кое-что вспомнила. Хотела вам сказать. Может, ничего особенного, а может…

— Что-нибудь об утренних прогулках вашего мужа?

— Пожалуй, да, но точно я не уверена. Было это в августе или даже в конце июля. Как-то Владек вернулся с этой, как вы говорите, «утренней прогулки», и во время завтрака спросил: «Скажи, зачем двум одиноким людям три литра молока?»

— Спросил о трех литрах молока? Почему?

— Не знаю. Он ничего не объяснил. — Пани Квасковяк покачала головой. — Я сказала, что, может, у них есть поросенок или теленок. А может, они хотели сделать домашний сыр или творог. А может, любят простоквашу, ведь лето же…

— А муж?

— Буркнул в ответ, что эти люди свиней не разводят, а сыр покупают. Позавтракал и пошел на работу.

— Потом он вспоминал когда-нибудь об этом молоке?

— Никогда. Поэтому я и забыла об этом рассказать капитану Левандовскому и вам. Сегодня сынок рассказал, как у них в детском садике разбились три бутылки молока, тут я и вспомнила те слова мужа. Поэтому и пришла к вам.

— Большое вам спасибо. Муж так и сказал: «Двум одиноким людям»?

— Да. Это я точно помню. Думаете, что это важно?

— Не знаю, — откровенно признался майор. — Я сейчас похож на человека, разбившего вазу на мелкие кусочки. Вот я и собираю их, стараясь подогнать их и склеить в единое целое. Возможно, это тоже один из таких осколков?

— Владека уже не воротишь. Эту вазу не склеить.

— К сожалению. Но можно и нужно поймать убийцу.

— Почему его убили? Рука у Владека, правда, была твердая, но он был добрым человеком. Сажать людей или отдавать их под суд он не любил, часто помогал им. Ведь не из-за молока же его убили.

— Я этого не знаю. Ищу пока на ощупь, проверяя каждую мелочь. Проверю и то, о чем вы рассказали. Если вспомните что-нибудь еще — сообщите. А этот наш разговор пусть останется в тайне, хорошо?

Женщина вышла, а Неваровный задумался. То, что он услышал, совпадало с его не совсем еще оформившимися подозрениями. Совпадало и с показаниями Размазни. Правда, тот, кого майор в последнее время начал подозревать, не был одиноким человеком, точнее говоря, те люди не были «двумя одинокими», но с некоторых пор, действительно, они вдвоем занимали большую, комфортабельную виллу.

«Почему убили?»

Майор считал, что теперь, после некоторых наблюдений и всего услышанного в Главном управлении милиции, он мог бы ответить и на это. Квасковяк — каким-то образом, возможно, случайно или благодаря своей проницательности — напал на след. А может, даже и не на след, а просто начал интересоваться обладателями шикарной виллы, пытаясь понять, что происходит за ее стенами.

Но зачем человеку целых три литра молока? Неваровный не мог на это ответить.

До недавних пор подозреваемым был Зигмунд Воркуцкий. Одно время майор считал, что если доктор и не был прямым убийцей, то все-таки каким-то образом принимал участие в преступлении. Против доктора говорили следующие факты:

1. Он был владельцем зеленого «фиата». Именно такую машину видел разносчик молока Стефан Зборковский в день убийства Квасковяка.

2. Услышав произнесенное майором слово — «героин», доктор заметно вздрогнул.

3. Тадеуш Грепаньский, или Размазня, показал, что именно напротив виллы доктора Квасковяк прятался за сосной и как бы за кем-то следил.

Возможно, за тем, кто доставлял наркотики? Но следствие показало, что не Воркуцкий, а его дочь снабжала свою компанию необходимыми снадобьями.

Последняя информация, полученная от пани Квасковяк, говорила о невиновности Зигмунда Воркуцкого. Квасковяк упомянул о «двух одиноких людях». В вилле доктора жили пять человек: он сам, его жена, сын-студент, дочь Янина, а также мать жены. Такое количество жильцов вполне могло ежедневно выпивать три литра молока. Старший сержант отлично знал свой район и не мог так ошибиться.

Теперь майор видел совсем иную фигуру на роль подозреваемого номер один. А может, снова ложный след?

Неваровный вспомнил недавний взлом сельского магазина. Служебная собака долго беспомощно кружила у заборов. Проводник гладил и успокаивал пса. Потом Град снова начал поиски. Кружил долго, но все-таки взял след. Тут уж он что было сил понесся туда, куда вел его нюх, — к дому, где спрятались грабители.

Неваровный все еще никак не мог напасть на след. И потому он так искренне завидовал чудесной собаке, добившейся своего.

— Добрый день, пан майор!

Офицер обернулся. По улице шла Магда Нелисецкая. Он остановился и поздоровался с девушкой.

— Из школы?

— Да. Иду к маме на работу. Сегодня она там только до четырех. Вместе домой пойдем.

— Как дела в школе?

— Как всегда — скучища.

— Очень на меня сердятся?

— Чего только не говорили! Вы знаете, из Варшавы приехала медицинская комиссия. Проверяли всех учеников двух старших классов. Некоторым придется, ежедневно ходить к врачу и в его присутствии пить какие-то лекарства.

Беседуя, они дошли почти до магазина.