– Что происходит? – воскликнул Цезарь, – что там случилось?

Октавиан вместе со свитой спешно покинул гробницу и вышел наружу.

Вечереющее небо, подёрнутое дыханием пустынных тропиков Средиземноморья, трепетной плотью плоских облаков зависло над Александрией.

Розовые барханы солнечных лучей рассеянным светом вырывались сквозь облака на горизонте. Изумлённые александрийцы, глазами, наполненными суеверным страхом и восторгом, наблюдали за божественным карнавалом, идущим по облакам.

Корабль с пурпурными парусами плыл у горизонта. На корме стоял Геракл, обнимая Афродиту.

Александрийский маяк на острове Форос горящим глазом Циклопа висел звездой над мачтой. Маяк стометровой плотью белой флейты разносил тревожные и торжественные, завораживающие, ласкающие и рвущие сердце звуки.

– Авлет, Птолемей Авлет встречает дочь свою, – произнёс завороженно кто-то из свиты Цезаря.

По краю облаков шли ослы, нагруженные пряностями, слоны, обутые в золото и хоботом своим дымящие благовония и златорогие быки, а вслед за ними шёл Дионис с золотым кубком, из которого изливалось вино, окрашивая облака в кровавый цвет печали.

Уютная загородная вилла на острове Кипр утопала в вечерней неге мягкого, ласкового тепла Средиземноморья.

Хозяин виллы, мужчина средних лет, атлетического телосложения, сидел за столиком в беседке, увитой виноградною лозой, погруженный в чтение заинтересовавшей его статьи в газете.

Дымящая чашка кофе арабика остывала, забытая человеком, поглощающим жадными глотками строчки текста:

«По словам доктора Хаваса, примерно в 45 километрах от Александрии под развалинами храма Осириса его группа обнаружила 120-метровый тоннель, заполненный песком. Очистив его, ученые нашли посмертную маску Антония, статую Клеопатры и 20 монет, отчеканенных в Египте во времена её правления с её же профилем.

– Маска Антония и бюст Клеопатры – это совсем не типичные предметы для древнеегипетских храмов, – заявил Захи Хавас. – Если Клеопатра всё же была божественной царицей и имела основания, чтобы её почитали в храмах, то Антоний для египтян был никем. Поэтому логично предположить, что и маска, и скульптура были принесены сюда во время похоронной церемонии влюбленных согласно последней воле самой Клеопатры. Точное местонахождение самой могилы пока не установлено. Но Хавас уверен, что в стенах обнаруженного подземного коридора наверняка имеется замаскированный склеп с телами Антония и Клеопатры. Устраивать такие потайные могилы, дабы до них не добрались грабители, было как раз в традициях древних египтян. Сейчас в этой стране начался период, когда из-за жары все раскопки прекращаются. Но Захи Хавас обещает вернуться к дворцу Осириса осенью вместе со специальным радаром, предназначенным для поиска полостей в земле».

Мужчина задумчиво отложил газету и погладил сидящего рядом породистого пса Кане-Корсо, уходящего родословной в Древний Рим, где их использовали для натравливания на гладиаторов. Пёс благодарно лизнул ладонь хозяина.

В это время в беседку грациозной походкой, мягко ступая, вошла пятнистая египетская кошка. Избалованная вседозволенностью, она подошла к мирно сидящему псу и играючи когтистой лапой провела по носу собаки.

Пёс от неожиданности вскочил и бросился на обидчицу. Кошка отпрыгнула в сторону, выгнула красивую леопардовую спинку и грозно зашипела.

Хозяин поспешил уладить назревающий конфликт и прикрикнул сначала на кошку:

– Клеопатра, не задирайся!

Затем собаке:

– Октавиан, к ноге!

В это время в чехле у пояса призывно зазвонил сотовый телефон. Мужчина поднёс его к уху и услышал незнакомый голос:

– Николай Георгиади, это вы?

– Нет, вы ошиблись.

– Простите, пожалуйста, а кто вы?

– Марк Антониади.

Древние руины храма Аполлона на склоне горы Парнас – как проигранная партия с вечностью. Черно-серая сетка шахматной доски оголённого фундамента и разновеликие ладьи разрушенных колонн.

Златокудрый бог Солнце вернулся на небеса. Мифический Оракул не смог предвидеть участи своего земного пристанища в Дельфах.

Амфиктиония, союз местных племён греков, не уберёг свою святыню. Она пала под натиском последнего императора единой Римской империи Феодосия, мечом прорубившего дорогу новой вере, переданной римлянам апостолом Петром.

Доктор Захи, вбирая печаль в сердце, гладил древние колонны, затем поклонился низко великим останкам.

– Вы, я вижу, человек серьёзный. Археолог? – услышал он голос за спиной.

Обернулся. Крепкий старик в потёртом замшевом костюме колючими глазами словно сканировал мысли ученого.

– Да, а что?

– Хочу предложить вам занятную вещицу. Уверен, она вас заинтересует.

– Сувениры?

– Нет, что вы, артефакт, – произнёс таинственно мужчина.

Он оглянулся, убедившись в отсутствии свидетелей, достал из внутреннего кармана пиджака сморщенный свиток пергамента и протянул Захи.

Секундный тремор пальцев избытком чувств сотрясал развёрнутый манускрипт. Природная интуиция и на этот раз предугадала результат:

– Жрец Храма Аполлона, – выдохнул восторженно доктор, узнав почерк Плутарха.

Текст рукописи не имел начала и так же внезапно обрывался.

– Откуда это у вас?

– А вам не всё равно? Тысяча баксов, и она – ваша.

«Да этой вещи цены нет» – подумал в ответ Захи, лихорадочно вынул портмоне и отсчитал требуемую сумму.

Старик исчез в мгновение, пока учёный приходил в себя с бесценным сокровищем в руках.

В отеле Захи пугливо-неосознанно зашторил окно. Уселся за стол и включил настольную лампу.

Осторожно развернул драгоценный обрывок пергамента и напряженно погрузился мыслями в текст:

«… да, дед мой был легионером Марка Антония. Стоял у смертного одра Антония, потом и царицы Клеопатры. Плечом к плечу с ними разил врагов империи мечом.

Был близок с ним в бою и на пиру, великий полководец солдатом не гнушался.

Я спросил египтянина:

– И что его поразило?

– Дед утверждал, что смерть изменила их тела. У Марка Антония под левой ключицей виднелось большое родимое пятно, которого раньше не было. А царица Клеопатра стала более белокожей, чем при жизни.

Я возразил александрийцу, что, бывает, смерть обеляет кожу, а родимым пятном могла быть запёкшаяся кровь мечом пронзённого сердца.

– Нет, нет, дед имел дар богов, он во тьме мог отличить своего от чужого. Он уверял, что покойники были чужие.

Да, и ещё одна деталь показалась ему странной. Он стоял на страже во дворце, когда купец с Кипра привёл царице двух рабов, укутанных платками так, что лиц было невозможно разглядеть. Это были атлет-мужчина и стройная женщина.

Через время купец покинул дворец один. А в день смерти Клеопатры знакомый рыбак утверждал, что видел в море его корабль, покинувший Александрийский порт. Он клялся, что видел на корме этих двух рабов, укутанных платками. Скажи, ты видел в жизни купцов, возящих товар на продажу за сотни миль и с тем же товаром возвращающихся?

Противоречивые чувства вызвал у меня рассказ египтянина.

Сознание напомнило, что Птолемеи были правителями Кипра почти три столетия, включая Клеопатру.

Много позже Златокудрый Оракул на мой вопрос ответил:

– У богов есть свои тайны…»

На этой фразе рукопись обрывалась.

Доктор Захи, напрягал зрение, требуя продолжения. Фантом лоскута оборванного пергамента на миг проявился на столе.

Учёный пытался разобрать текст. Незримая тяжёлая рука за волосы приподняла его голову, отрывая взгляд от фантома, и он увидел напротив, с другой стороны стола древнего великого квирита Местрия Плутарха. Захи показалось, что тот произнёс на латыни:

– Ищите и обрящете.