— Успокойте старого гусара, что несколько дней, аккурат до престольного праздника погостите, — настойчиво уговаривал Шепелев. — Тем более, что и для Вашего нелегкого писательского ремесла найдутся темы.

Пушкин вздохнул глубоко, достал платок и прикоснул к губам.

— Да… — спрятал платок, — Дмитрий Дмитриевич, оно, конечно, спасибо… А не слышали ли про моего деда Осипа Ганнибала, имевшего честь служить здесь? — вспомнил Александр Сергеевич.

— Ганнибала? — задумался Дмитрий Дмитриевич. — Это, наверно, при тесте моем Иване Родионовиче? Не знаю… А знаете, кто может знать? — нашелся Шепелев. — Древний Константинов в Решном. Вот он, наверняка и помнит.

— Вот как? — оживился Александр Сергеевич, — А как свидеться с ним?

— Свидетесь, непременно свидетесь. Только сначала…

— Охота!

— Так точно!..

После обеда господа вознамерились выйти в парк и, проходя к выходу на первом этаже, подошли к чудесной винтовой лестнице.

— А вот, любезный, Александр Сергеевич, посмотрите на диво — винтушка, — похвалился Шепелев, когда первый вошел в ещё одну комнату, поменьше, а Пушкин за ним, разглядывая еще предыдущую. — Поверите, что из чугуна? — показывая Пушкину винтовую лестницу. — Голандец смастерил один… Она как раз уходит вниз, в подвал… И в подземный ход. Хотите туда?

— Нет! — сразу отказался поэт.

Внизу возле лестницы стоял человек с коротенькой бородкой, опрятно одетый.

— Молодец! — улыбаясь и одновременно нахмуря брови, крикнул ему Шепелев.

Молодец вытянулся и с беспристрастным лицом отрапортовал:

— Рад стараться!

— Рунты мои, круглосуточная охрана. Удальцы, по шесть часов стоят, хоромы охраняют, — ткнул вверх пальцем Дмитрий Дмитриевич. — Ну, там не интересно, — улыбнулся застенчиво и почему-то шёпотом. — Винтушку Баташовы для девок сотворили. Ши-ирк! — кивнул вверх. — И в спальне.

Пушкин тоже улыбнулся и кивнул понимающе.

— А пойдем мы с Вами, любезный Александр Сергеевич, в парк…

В парке возле одного из партерных гротов со статуями времен года, недалеко от липовой аллеи несколько подростков с граблями стояли и были удивлены неожиданно появившимся барином с гостем. Дмитрий Дмитриевич не обратил на них внимания, обратившись к осматривающему парк поэту:

— Вот мы и на воле, здесь и сад, здесь и парк, этакий курдонер. Дышите, наслаждайтсь, Александр Сергеевич! Спасибо Ивану Родионовичу за столь чудный партер. Пойдемте…

Они пошли несколько по аллее и Шепелев рассказал:

— Здесь вот парк, французский. Замечаете руку человека-творца, нарисовавшего природу?..

— Не хуже, например, Петергофа, — сравнил Пушкин иронично.

— Обижаете, лучше! Лучше Версаля и Сан-Суси, вместе взятых! Уж повидал я в кампаниях предостаточно, поверьте…

Они шли по аллее вдоль подстриженных деревьев и кустарников в виде геометрических фигур, ваз и колонн, пересекая кое-где в перекрестках примыкающих под разными углами меньших аллей мифологических статуй, фонтанов и беседок.

Шепелев обратил внимание, в первую очередь, на шесть оранжерей. Показал двухэтажную, примыкающую к господскому дому с правой стороны с заморскими растениями и цветами. Слева от дома чуть вдали возвышалась ротондой вторая, фруктовая. Дальше в конце липовой аллеи ещё четыре. Абрикосы, вишни, сливы, ананасы и виноград выращивались в них.

Слева от аллеи фырчало круглое каменное здание. Как объяснил Дмитрий Дмитриевич, водокачная паровая машина для подачи воды во всё это растительное великолепие.

— Вот мы с Вами почти дошли до границы из света прямиком в дикую природу. Там далее уже другая часть… Но мы туда не пойдем, — сказал Шепелев, остановившись и показав вперёд рукой на канавы.

— Да, Дмитрий Дмитриевич! — все не мог налюбоваться парком поэт. — Уж какие видывал поместья, а у Вас тут регулярный рай. Да тут и Англия, здесь и Франция и Германия с Люксембургским садом.

— Помилуйте, Александр Сергеевич! — оправдывался Шепелев. — Какая заграница? Столица с Царским Селом, и та… увольте… Хотя, вот, — дошли до оперного театра с полукруглым проездом. — Театр, разве что Одессе, да в Риге такой сыщешь.

— Так это Мариинский театр! — воскликнул Пушкин.

— Да. Похож, — спокойно сказал Шепелев. Ведь тот же автор — Ринальди…

— Чудно! — восхищался Пушкин.

На небольшой цилиндрической афише рядом красовалось: «Своя семья или замужняя невеста» — комедия-водевиль в трех действиях.

— И давно построен сей театр? — спросил Пушкин.

— Давно? — переспросил Шепелев. — Вы, Александр Сергеевич, временем всё, как заметил интересуетесь, аки историк, на прозу поэзию жизни переводите, — улыбнулся Дмитрий Дмитриевич. — В пятнадцатом году мы с Дарьей Ивановной строили, да с газовым освещением! Но… вот через три года ее не стало, а я один развлекаюсь. Хотя, не один — абонементы продаю всем желающим по рублю на год… Вам, ежели, желаете — полцены скидка, — мелко засмеялся Дмитрий Дмитриевич, снимая со шляпы Пушкина оранжевый липовый листок и отдавая ему. — Труппа первоклассная, вожу её Москву на зиму. Пятьдесят музыкантов… — играют на скрыпках Гварнери! — показал Шепелев весёлым жестом. — Сорок хористов! Да Вы её видели в прошлом году у меня на Сущевском валу!

— Да, на Сущевском валу, а как же… — согласился Пушкин, теребя и разглядывая в руке лист. — Мы с князем Вяземским Дон Жуана слушали.

— Дон Жуана, — вспомнил генерал. — А, сейчас, увы, труппу отпустил на сборы перед дорогой. Хотели уезжать, было, а тут — холера.

— Холера… — вздохнул поэт и подбросил листок.

Из-за лип вдруг выбежал человек, споткнулся о корень, упал, поднялся и запыхавшись и кашляя, протараторил:

— Ваше превосходительство, еле нашел!

— Что еще? — грозно спросил Шепелев.

— Там, это… Человек в домну упал.

— Ну и что? — удивился заводчик.

— А это… Незнамо, работать далее али нет?

Шепелев весь покраснел, насупился и начал кричать уже другим наверное выработанным в войнах командным голосом:

— Есть же управляющий! Вот досталось! Конечно работать! Ишь, человек провалился. На войне армиями гибнут, а тут человек. Экая напасть! — и к Пушкину уже прежним тоном. — Александр Сергеевич, извиняйте, дела, — своими большими сильными руками тонкие руки Пушкина пожал, — Библиотека в Вашем распоряжении. А я на заводы. Гуляйте, наслаждайтесь парком! Там за театром зверинец. Справа два озерца с лебедями. Посмотрите, посмотрите! — приказал генерал, развернулся по-солдатски и зашагал за человеком по аллее прочь.

Александр Сергеевич побрел по аллеям один. Он, наслаждаясь осенними рукотворными видами прошёл мимо павильона с распушенными павлинами, возле длинного зверинца, где мирно гуляли серны, олени и дикие козы с вычурными рогами.

Взобравшись на небольшой холм, поэт ахнул — пред ним открылось прелестное райское озерцо с небольшим островком, где вольготно и величественно плавали любвеобильные лебеди. А через несколько шагов от этого озерца была и впрямь сказка — большой водоём с огромным островом, где вместе с лебедями и утками мерно покачивались на волнах венецианские гондолы и прогулочные плотики.

Пушкин обошёл Лебединку вокруг, нашёптывая дуэтом с пешим ветерком:

Недалеко от озер стояла из неочищенной берёзы беседка с кудряво украшенными берестой карнизами окон и капителями колонн. Александр Сергеевич рассматривая её, вдруг заметил, что из-за одного угла то появляется, то исчезает, появляясь из-за другого, бородатый человек.

Пушкин протёр ладонями глаза, поморгал — мужик более не появлялся.

Но жуткий мужицкий крик среди парка, улетающий в эхо: