— Стража. Придержите префекта Норбана.

Преторианцы схватили Павлина под локти. Впрочем, он сумел высвободить одну руку и потянулся к Домициану.

— Цезарь, разве я когда-нибудь просил у тебя хоть что-то?

Домициан задумался. На какое-то мгновение ярость в его взгляде сменилась любовью.

— Нет, — произнес он и положил на руку Павлина свою. — Нет, никогда. А сейчас, тсс.

С этими словами он вновь повернулся к Юлии и прикоснулся к ее волосам, там, где светлые золотистые пряди, подобно покрывалу весталки, лежали по ее плечам.

— Я до сих пор храню прядь этих волос в своих личных покоях, — задумчиво произнес он. — Рядом с урной, в которой хранится твой прах. Или, как я понимаю, это не совсем твой прах? А настоящие только волосы… Ты отдала свою жизнь за жизнь своей сводной сестры, Юлия. Неужели это того стоило?

— Такова воля моей богини.

— Разумеется.

— В таком случае я предоставлю тебе такую возможность. Стража!

Шепоток приказов. Павлин поспешил отвернуться. Он не мог найти в себе мужество посмотреть в глаза несчастной Флавии. Но нет, в комнату втолкнули не саму матрону, а ее младшего сына. Бледный, осунувшийся, закованный в цепи, он, однако, пытался держаться гордо и храбро. Последний представитель рода Флавиев. Примерно одного возраста с Виксом. Сидя в своем углу, Викс насторожился.

— Сын Флавии Домициллы, — пояснил Домициан, хотя это было и без того понятно, — поклонись своей тетушке Юлии.

Дрожа всем телом, мальчик учтиво поклонился.

— Последний представитель рода, — продолжал тем временем Домициан. — Его брат мертв, отец тоже мертв, его мать почти мертва. Что же станется с ним? Может, ты и его спасешь, заодно?

— Если смогу, — голос Юлии прозвучал ровно и бесстрастно.

— Да, но как? Вот в чем вопрос. Что ты можешь мне предложить взамен за его жизнь?

— Свою собственную.

— Но ведь ты уже отдала ее, разве не так? В обмен за жизнь его матери. Так что же ты способна дать за него?

Мальчик перевел взгляд с Юлии на императора, затем снова на Юлию, и с губ его сорвался сдавленный стон. Викс застыл в углу. Павлин боялся даже пошевелиться.

— А что бы ты хотел получить от меня, дядя? — тихо спросила Юлия. — Я серьезно тебя спрашиваю.

Домициан рассмеялся, веселым, искренним смехом, что случалось с ним крайне редко.

— Ну конечно же! А как же иначе! — воскликнул он. — Ведь ты по-другому не умеешь. Ты для того и появилась на этой земле, чтобы доставлять мне удовольствие. Да-да, чтобы доставлять мне удовольствие. И если ты доставишь его мне сейчас, и пообещаешь доставлять и дальше, до конца твоих дней, то, так и быть, отпущу этого мальчишку.

— Дядя, — с грустью в голосе произнесла Юлия. — Я сильно сомневаюсь, что в этом мире хотя бы что-то способно доставить тебе истинное удовольствие.

Услышав ее слова, Павлин растерянно заморгал. Сын Флавии открыл рот, собираясь что-то сказать.

— Ты совершенно права, Юлия, — согласился Домициан. — Ты всегда понимала меня лучше, чем кто-либо.

Павлин по-прежнему пребывал в растерянности. И хотя волосы у него давно уже стояли дыбом, он с трудом поверил, когда у него на глазах Домициан взял в руки кинжал и вспорол сыну Флавии живот.

Рот мальчика открылся в немом крике, и он упал — вернее, как-то неестественно медленно опустился на пол. Или это только показалось Павлину?

На какой-то миг мир вокруг замер. Павлин, которой выбросил вперед руку, в попытке предотвратить фатальный удар. Мальчик, который корчился на полу, схватившись за вспоротый живот, из которого на мозаику уже натекла лужа крови. Император, который рассеянно вытер о тунику окровавленные руки. Викс, который уже приготовился выпрыгнуть из своего угла. Юлия, которая словно превратилась в каменное воплощение своей богини. Но уже в следующее мгновение богиня из мраморной вновь стала женщиной из плоти и крови.

— Павлин, — спокойно произнесла она. — Унеси отсюда мальчика. Викс, ты ему поможешь.

Префекта и юного раба дважды просить не пришлось.

— Верно, — сказал Домициан, обращаясь скорее к самому себе, и выронил из рук кинжал. — Верно, Юлия.

С этими словами он набросился на племянницу и сдернул с ее плеч жреческое покрывало.

Павлин обернулся, но Юлия из-за плеча Домициана посмотрела ему в глаза, посмотрела строго и укоризненно, так, что он поспешил отвернуться и вместе с Виксом вынес стонущего сына Флавии в вестибюль императорской опочивальни.

— Она как-нибудь постоит за себя, — раздраженно бросил Викс. — Лучше помоги мне.

Он сжимал в руке какой-то белый лоскут, которым пытался остановить кровотечение из раны в животе последнего Флавия. И Павлин понял — это жреческое покрывало Юлии. Мальчишка схватил ее покрывало.

Из императорской опочивальни доносились какие-то гортанные звуки. Голоса Юлии Павлин не услышал. Он поднялся и сделал шаг в сторону дверей, однако стражники оттолкнули его.

— Тебе жить надоело, префект? — рыкнул на него один из стражников. — Пусть делает, что хочет!

Павлину ничего не оставалось, как вновь опуститься на колени перед умирающим мальчиком. В тщетной надежде он пощупал пульс. Кровь из раны текла густым, вязким потоком, скорее черная, чем алая. Руки Викса были в ней по локоть, словно в перчатках.

— Он умрет, — отрешенно произнес Павлин. — Вот увидишь, он умрет.

— Так ты поможешь мне, префект, или нет? — Викс обливался потом, сыпал проклятиями, однако рук с зажатым в них покрывалом от раны не убирал.

Из императорской опочивальни тем временем доносились какие-то животные звуки, словно за дверью спаривался с самкой дикий зверь, а не император. Голоса Юлии не было слышно. Павлин поймал себя на том, что, подобно острой щепке, загнал куда-то вглубь горла рвущиеся наружу рыдания. А затем ему в голову пришла мысль, простая и страшная одновременно: Если он взял ее, может, теперь он ее пощадит?

Сын Флавии издал стон. В отчаянной попытке спасти ему жизнь Викс всем своим весом навалился на рану, стараясь остановить кровотечение. Теперь и его туника, и ноги сделались липкими от крови. Затем дрогнуло бледное веко. Вокруг них уже начали собираться любопытные рабы, и Павлин осыпал их проклятиями. Они тотчас в страхе бросились врассыпную.

Сын Флавии вскрикнул, слабевшие руки дернулись, чтобы вновь схватиться за живот. Викс навалился сильнее.

От боли мальчик открыл оба глаза и посмотрел на Викса.

Павлин стоял на коленях посреди лужи крови, чувствуя, как по коже ползают мурашки.

— Сука! — донеслось из-за дверей императорской опочивальни. Это был голос императора, глухой и пропитанный злобой. — Ты, холодная, бесчувственная сука, убирайся отсюда.

Стражники по эту сторону дверей переглянулись.

— Вы слышали! — встрепенулся Павлин и, вскочив на ноги, едва ли не влетел в императорскую спальню. Ему хватило одного мига, чтобы охватить взглядом представшую его глазам картину. На ложе в изнеможении распластался император. Юлия спокойно поправляла на себе белые одежды.

— Уведите ее, — произнес Домициан, и по его телу пробежала судорога. — О боги, уведите ее отсюда!

Павлин дрожащими руками поднял Юлию с ложа. Впрочем, когда она выходила их спальни, ее поступь была непоколебимой поступью мраморной статуи. Павлин повел ее через лужу крови, мимо Викса, который теперь помогал сыну Флавии принять сидячее положение.

— Дальше меня поведут стражники, — спокойно произнесла Юлия. — Лучше помоги Виксу спасти моего племянника. Чтобы выйти из дворца, ему потребуется твоя помощь.

— Он не жилец. Ему вспороли живот, раскроили пополам.

— Неужели?

Поддерживая друга под плечо, Викс уже ставил мальчика на ноги. Он неуверенно поднял взгляд, и Юлия ласково ему кивнула. В тусклом свете ее глаза казались… глазами ожившей статуи.

— Передай привет от меня своей матери, Верцингеторикс, — сказала она, и в следующий миг стражники повели ее прочь. Почему-то они предпочитали держать ее за рукава, а не за обнаженные запястья, как будто боялись обжечься. Юлия шагала между ними, оставляя за собой на мозаичном полу цепочку крошечных кровавых следов.