* С детства эта страсть нам пружинит руки: постругать, припасть к стеклышку науки, попилить, прибить молоточком гвоздик, в играх — полюбить детский паровозик. А вырос — поезд твой к небу дым взвивает, и молот паровой сваи в дно вбивает! Одного душа рвется к добрым бревнам — стружкой обшуршать, обтесать любовно. А другому жизнь — доводить влюбленно точность линз и призм к тысячной микрона, Любит полевод шум и ширь пшеницы, и любви его — никакой границы! А вот я влюблен в пыл газетной гонки, в мчащийся рулон ротационки! А строитель пьян радостью глубокой, когда тащит кран груз бетонных блоков и когда окно, сам вставлял которое, вдруг освещено и закрыто шторою. Труд, отца чудес, друг, ты чтишь и любишь, Видишь: нету здесь бедняков и рубищ. Клумбами цветут бывшие трущобы… Друг, скажи, свой труд любишь ты? — Еще бы! Любишь ты свою в дар за труд тяжелый чудо-сталь — струю, что нагнулась в желоб; что, как водопад, сбрасывает пену, — свой рабочий вклад, сделанный за смену. Ты вложил в страну мысль, желанье, пламя, — пусть войдут в одну сводку цифр Госплана. Выведет перо вклад немалый этот, и в Политбюро лишний ковш заметят. «Принимаем вызов!» Репортер-фотограф тает от восторгов! Группа, ну и группа, пять героев — крупно! Фон — огонь в мартенах, жанровая сцена. — Вы, Макар Никитич, так, слегка откиньтесь, а вы — немного к краю. Тишина… Снимаю! — Вид великолепен, хоть пиши их Репин! Но не ради смеха и не для перекурки — в дверь второго цеха входят металлурги. Лист перед Макаром, вызов — сталеварам. Он перо макает, а хлопцы помогают: «…Я, Мазай, с друзьями шлю с душевным жаром — потягаться с нами — вызов сталеварам! Кто даст больше стали с метра пода печи?..» Сталевары встали, развернули плечи. — Кто даст больше? Знаем. Мы дадим — с Мазаем. — Подпалило щеки им па огнепеке. Зубы? Зубы эти ночью сами светят! Боровлев — доволен: парень, не подвел он. А Мазай — как статен! Ну, не цех, а съемка. — К нам иди, Булатин, снимемся вдвоем-ка. Становись, старинка. Что? В глазу соринка? — Молодой ли, старый — дружат сталевары. А старый чуть не плачет, понимай — что значит: — Вот блокнот с секретом, Жизнь в блокноте этом! Я свои составы вам, сынки, оставил. — И взор Макара жарок: — Взял — стране подарок! Нет у нас секретов от Страны Советов. Зажимать да прятать — нет такой манеры. Мы — народ богатый, сплошь миллионеры! Что сверх нормы сварим — как мильон подарим! — И ребята: — Точно! Что ни слово, точно уголь из горнила. Придвигай чернила! А у печей Урала так же группа встала, и на Запорожье обсуждают то же. Стайкой полетели сводки, бюллетени, молнии, конверты, и главное — ответы, словно взлеты сизых почтарей с карнизов: — Принимаем вызов! — Принимаем вызов! Эпизод с подковой Тучи шли лавиной, стороной. Шел Макар с любимой в выходной. Очень тих и ласков был Макар, детскую коляску он толкал. Сын сложил ресницы, занят сном. Может, сыну снится сом с усом? И взгляд отец косил на колесо, чтобы сына сильно не трясло. Плыли в синь поодаль журавли. Вдруг подкову поднял он с земли. — Ты ее на счастье? — Что ты! Нет. Выброшу сейчас я сей предмет. — Значит, не на счастье… Вот каков! — А вдруг оно мещанство, сбор подков? — Я уже не верю, любишь ли. — Мимо них по скверу люди шли. Люди шли со смены. Бросят взор — чувствуют: семейный разговор. — Ну и что — что люди! Счастья жаль… Ты меня не любишь, любишь сталь, Молвит без запала ей Макар: — Скверный сорт металла. Не товар. Дрянь, поверь на слово, не со зла! Кой-кого подкова подвела. Трещинки, просветы, вроде сот. Нет, для счастья это — сорт не тот. Нет, на счастье лучше я сварю бурную, кипучую сталь свою. Примесь в лаву плеска кину сам. Ей — души советской силу дам! Жаркую лавину в формы влив, ей — пера павлина дам отлив. Это сталь, которая подойдет и на два мотора в самолет; и еще как средство, может быть, чтоб два наших сердца не разбить. Ведь от бомб глубинных бронь трещит! А сталь для всех любимых — прочный щит. У фонтана встали в брызгах струй. — Так что к этой стали ты ревнуй. Мы с ней очень спелись с сентября. Но… нет других соперниц у тебя. Он на сына бровью показал, и встретились с любовью их глаза. Наклонил он с лаской ниже взгляд и повез коляску дальше в сад. В ней — товарищ новый, мил и мал. Эпизод с подковой он проспал. |
