Дума о Гуцульщине Как на самых на Карпатах есть Гуцульщина-земля. Гей, Гуцульщина-земля, ты Полтавщине родня! Не берет кремень лопата, ты осталась на Карпатах с украинским говором, горная, гордая! Не скрутили той страны сановитые паны с бельведерским гонором. В небе холод синеватый, кряж карпатский становой. Да и хаты с синевой, так белы — не выпачкай! Хлопец в шапке синеперой, в белой куртке с выпушкой, ходит, гонит стадо в горы, пояс резан серебром, ломоть хлеба вложен в сумку, да наигрывает шумку он на дудке с пузырем. Да и козы беловорсы ходят за подпасками, и до сердца дышат горцы высями карпатскими. У гуцулок руки ловки, — ой, какие вышивки! Только сами нищенки… Верно служат им иголки, мелкой стежкой колют холст. А рисунок-то не прост! Целый луг в узор врисуют, там — закат, а тут — рассвет. Синий цвет гопак танцует, в паре с ним зеленый цвет. Приезжали торгаши, забирали за гроши, и — один другого краше — рушники на руки! Говорили: — То есть наши малопольски штуки. У гуцулов руки резвы, гой, какие резьбы! Ляльки, люльки, ложки, блюда, что ни вещь, то чудо! Всё паны берут за грош: — Прошу пана, хлопский нож! — Маршалковска улица мастерством любуется. — Осемь десьонт чтери злота — малопольская работа! — А гуцул-мастеровой знает голод даровой. Перед паном-экономом били хлопца макагоном, ой, там, ой, там на току сбили хлопца на муку!.. Как на нашу Гуцульщизну власть советская пришла! Власть советская пришла с новым светом, с новой жизнью! Наша песня — у Карпат! Горы древние не спят, и к броне стальных машин белый снег слетел с вершин. Да встречает теплым звоном нас гуцульская страна, нет, не завоевана, нами зачарована: Красной Армией Червонной зачарована она. А пришла Радянська Влада не суровым стариком, а пришла Радянська Влада молодым политруком со звездою нарукавной. Ладный, складный политрук — украинец из Полтавы. Обступили его вкруг, приглашают в хату, в гости, да несут орехов горсти, яблоки да молоко, по-гуцульски — широко! Показал хозяин блюдо: — Ось гуцульская резьба. — Политрук сказал: — Не худо! Тонко резано. Весьма. Хорошо, кто понимает. Дай-ка я попробую!.. — Острый ножик вынимает, досточку особую, щурится, хмурится… Смотрят хлопцы и дивчата на его резьбы початок. Нож не режет, а летает, и не движется рука, только кончик выплетает сразу тридцать три цветка! Не свести с узора глаза. Шепот, тихий разговор. Да как ахнут люди сразу: — То ж гуцульский, наш узор! Наши квитки с завитками, навить нашими руками скризь оно ризано! — И пошел по хате гул: — Нет нигде такой оправы! — Гуркотят: — Да он гуцул! — Отвечает: — Я с Полтавы! — Гимнастерку расстегнул, отгибает деловито красный ворот, а под ним во всю грудь рубаха шита лугом сине-голубым. Смотрят жинки на нее: — То ж гуцульское шитье! — Отвечает политрук: — То работа наших рук! По рубашке из сатина на советской стороне это вышила дивчина из Черниговщины мне. По-гуцульски и полтавски — разговор один! Сколько жили врозь годин, но слова одной раскраски! Сколько нас делило гор, но в резьбе один узор! Сколько жили под панами, но в шитье один орнамент! Ах, Гуцулщина-земля, ты Полтавщине родня, ты хозяишь на Карпатах с красным знаменем на хатах, горный кряж червонных рад! С вольной жизнью, украинцы! Львов и Киев — брату брат, между нами нет границы от Полтавы до Карпат! Памятник Ленину
Над высотой Страны Советов, где облаками воздух вспенен, протянет руку в даль рассвета, лучу зари, товарищ Ленин. Из Одинцова путник выйдет — Москва за лесом, за рекою… Но путник Ленина увидит с простертою к нему рукою. С дороги сбившись, летчик ищет маяк Москвы в туманной каше, и Ленин дружеской ручищей аэродром ему покажет. Гроза решит раскатом грома: «Паду на дом, огонь раздую!» — но Ленин отведет от дома огонь и бомбу грозовую. Его рука весь мир обводит — вершины, низменности, воды… И, может, вспомнит о свободе, краснея, статуя Свободы. С вершины нового Монблана поэт увидит с удивленьем мир, перестроенный по планам, что людям дал товарищ Ленин. И вы, с планетою в полете, глазами обернувшись к другу, всем человечеством пожмете живую ленинскую руку! |
