Он, видимо, нуждался во мне и, зная мою настойчивость, не утаил правду:

— Мы идем сдаваться! Кто первый подарит столицу врагу, тот получит в награду прибыльное местечко!

— Нет уж, уволь! Сдаться ты и без меня сумеешь! — отрезал я и круто повернул назад.

Военачальники, шедшие за Большим Скорпионом, тоже торопились капитулировать. Особенно усердствовал командующий красноверевочной гвардией, по-прежнему с толстым шнуром на шее.

Вдруг все остановились. Я оглянулся, увидел, что враг уже подходит, и решил все же пойти посмотреть, как Большой Скорпион будет сдаваться. Внезапно и меня, и Большого Скорпиона обогнал командующий красноверевочной гвардией. Он птицей ринулся к врагам и встал перед ними на колени. Остальные военачальники последовали его примеру, словно почтительные сыновья на похоронах родителей в старом Китае.

Тут я впервые увидел врагов Кошачьего государства. Большинство из них были еще ниже ростом, чем обычные люди-кошки, не очень умные на вид, но явно подлые и жестокие; я не знал ни их истории, ни их национального характера и руководствовался только первым впечатлением. В руках они держали короткие палки, похожие на железные.

Когда люди-кошки встали на колени, один из лилипутов — видимо, начальник — хлопнул в ладоши. Стоявшие за ним солдаты мгновенно подались вперед и с удивительной точностью стали бить сдающихся по головам. Их жертвы без единого звука валились на землю, как будто из палок вылетали электрические разряды. Остальные люди-кошки закричали, словно петухи под ножами, и рванулись назад, давя упавших. Лилипуты не преследовали их, а продвигались медленно, отбрасывая ногами трупы.

Недаром Маленький Скорпион говорил, что враг уничтожит всех людей-кошек до единого! Но я еще надеялся, что они окажут сопротивление. Капитуляция не спасла их от гибели, а борьба может спасти. Я не люблю войн, однако история показывает, что иногда они неизбежны, что человек порой просто обязан вступить в битву и даже погибнуть в ней. Постоять за свой народ — святая обязанность, она не чета ложному патриотизму, который мне отвратителен. После этой расправы жители Кошачьего государства, наверное, еще дадут бой, и вполне возможно, что победа будет за ними.

Я держался поодаль от лилипутских солдат, которые приканчивали своими палками раненых. Естественно, что эти солдаты не показались мне культурными, но они имели по крайней мере одно преимущество перед людьми-кошками: уважение к собственной стране. Это уважение оборачивалось чудовищным эгоизмом, и все же лилипуты выигрывали в сравнении с жителями Кошачьего государства, каждый из которых думал лишь о собственной персоне.

Хорошо, что, отправляясь на фронт, я захватил немного дурманных листьев — иначе умереть бы мне с голоду. Я не решался не только попросить еды у лилипутов, но даже приблизиться к ним, потому что они, чего доброго, могли принять меня за шпиона. Мы дошли до того места, где упал мой корабль, и тут лилипуты остановились. Издалека я увидел, что обломки корабля привлекли их внимание. Любознательностью пришельцы тоже превосходили жителей Кошачьего государства, однако в тот момент я думал не об этом, а об останках моего друга, которые они топтали.

Отдохнув, солдаты принялись рыть землю — несколько неуклюже, но быстро, без всякой лени и сомнения. Вскоре они выкопали огромную яму, подогнали к ней толпу пленных людей-кошек, окружили их и начали сталкивать вниз. От криков несчастных разорвалось бы даже железное сердце, но у лилипутов сердце оказалось крепче железа, к тому же они помогали себе металлическими палками. Среди жертв было много женщин, некоторые с детьми на руках. Не в силах спасти их, я зажмурил глаза, но крики и плач раздаются у меня в ушах до сих пор.

Постепенно шум стих, я открыл глаза и увидел, что низкорослые звери уже утаптывают землю. Всех закопали, живьем! Страшное наказание за неспособность сопротивляться! Я не знал, кого больше следует ненавидеть, но чувствовал, что люди, не уважающие самих себя, не могут рассчитывать на человеческое обращение. Подлость одного человека и то способна погубить очень и очень многих!

Если бы я до конца осознал все, что видел, я бы ослеп от слез. Лилипуты казались мне самыми жестокими тварями, они действительно уничтожили Кошачье государство, даже его мухи были обречены на гибель.

Потом я наблюдал, как некоторые люди-кошки пытались бороться, но небольшими группами — по четыре-пять человек. Они до самого конца не научились действовать сообща. Я видел холм, на котором собралось десятка полтора кошачьих беженцев, — единственное место, еще не захваченное врагом. Не прошло и трех дней, как они переругались и передрались между собой. Когда на холм поднялись лилипуты, там осталось всего два сцепившихся человека-кошки — наверное, последние жители Кошачьего государства. Солдаты не стали убивать их, а посадили в большую деревянную клетку, где пленники продолжали яростный бой, пока не загрызли друг друга до смерти. Люди-кошки сами завершили свое уничтожение.

Я прожил на Марсе еще полгода. Наконец туда прилетел французский изыскательский корабль, который живым и невредимым доставил меня в мой великий, светлый и свободный Китай.

«Под пурпурными стягами» — последнее крупное произведение выдающегося китайского писателя, которому он посвятил годы своей жизни, предшествующие трагической гибели в 1966 году. О романе ничего не было известно вплоть до 1979 года, когда одиннадцать первых глав появились в трех номерах журнала «Жэньминь вэньсюэ» («Народная литература»). Спустя год роман вышел отдельным изданием.

О чем же рассказывает этот последний роман Лао Шэ, оставшийся, к сожалению, незавершенным? Он повествует о прошлом — о событиях, происходивших в Китае на рубеже XIX–XX веков, когда родился писатель. В ту пору в стране еще правила маньчжурская династия Цин. Об эпохе, изображенной в романе, говорит его название, где под «пурпурными стягами» (по-китайски — «истинно красные») имеется в виду одно из «восьми знамен» — своеобразный символ маньчжурской власти. Однако его нельзя назвать историческим романом. Скорее он походит на художественную автобиографию, рассказывающую о раннем детстве писателя, а еще точнее на семейную хронику. Лао Шэ был маньчжуром, поэтому описанное им прежде всего круг жизни маньчжурской семьи. С этой точки зрения произведение Лао Шэ уникально, так как в китайской литературе нет другого, которое столь точно и проникновенно изображало бы жизнь этого, по-своему удивительного народа, завоевавшего Китай в XVII веке и почти полностью растворившегося в китайской среде два столетия спустя. Читая роман, видя образы маньчжурских «знаменных людей», живо представляешь их своеобычные нравы, привычки и психологию.

Лао Шэ — один из немногих китайских писателей, кто умел запечатлеть жизнь, как личную, так и общественную, в достоверных и сочных бытовых деталях и этнографических подробностях. В последнем романе эта особенность писательского дарования проявляется с блеском. Незабываемы сцены семейного и общественного бытия, изображенные в произведении. Например, описания старого Пекина, города, где родился и вырос писатель, который он знал как никто другой. Читатель видит шумную пекинскую улицу и дворы, работу людей и их развлечения. Вместе с героями читатель любуется пронзительной синевой пекинского неба в пору поздней осени и страшится пыльной бури, обрушившейся на город, наслаждается полетом голубей и веселится на храмовом празднике.

В романе Лао Шэ проявились многие черты художественного дарования писателя-реалиста. Например, его умение создать убедительный и правдивый образ человека, используя при этом одну-две небольшие, но емкие по смыслу детали. Таковы психологические портреты норовистой тетушки, спесивой свекрови, наглого хитреца Глазастого. Характерен для повествования юмор, иногда мягкий и незлобивый, а порой переходящий в злую издевку. Эта особенность писательского таланта, проявлявшаяся и в прежних произведениях, в новом романе раскрылась с новой удивительной силой. Автор в совершенстве владеет искусством повествования, используя все нюансы литературного языка, раскрывая его богатство, равно в авторской речи и в диалогах.