Я очень хотел познакомиться с кошачьими святыми поближе, но боялся потерять Маленького Скорпиона и Дурман. На отдых мы расположились в деревушке, которая представляла собой несколько полуразвалившихся домиков, без единого жителя.
— Во времена моего детства эта деревня выглядела иначе. Как быстро все приходит в запустение! — задумчиво сказал Маленький Скорпион, точно самому себе. Я не знал, отчего погибла деревня, но не стал донимать его расспросами, потому что уже слышал о нескольких странных революциях, а за ними — войнах, в которых и победа не приносила счастья. Все то же невежество и ханжество, каждый переворот сопряжен с увеличением армии, с ростом числа алчных чиновников. Крестьяне голодают, даже если трудятся в поте лица, и бегут в город или за несколько дурманных листьев пополняют собой армию. Да, опасное это дело — революция в руках невежд! Никто не спасет людей-кошек, если они не поймут, что их душит собственная глупость.
Пока я так размышлял, Дурман вдруг вскочила и закричала:
— Глядите, глядите!
На западе клубилась огромная туча серого песка, словно поднятая налетевшим вихрем.
Губы Маленького Скорпиона задрожали:
— Это бегут отступающие солдаты!
26
— Спрячьтесь! — спокойно и в то же время озабоченно приказал Маленький Скорпион. — Наши солдаты несмелы в наступлении, но отступают, как безумные. Прячьтесь быстрее! Друг, поручаю Дурман тебе!
Горящими глазами он смотрел на запад, а руки его тянулись к девушке, точно хотели приласкать ее. Дурман взяла его за руку и, дрожа всем телом, прошептала:
— Мы умрем вместе.
Я не знал, что делать: прятать Дурман или остаться с ним? Смерть меня не страшила, но я мечтал принести хоть какую-нибудь пользу. Если на нас обрушится несколько сотен обезумевших солдат, то не поможет даже мой пистолет. Схватив друзей за руки, я хотел броситься с ними в первую попавшуюся хижину, чтобы потом, когда отряд промчится мимо, поймать одного из отставших солдат и узнать, что происходит на фронте.
Маленький Скорпион не желал прятаться. Дурман тоже не слушалась меня. Между тем туча пыли надвигалась с молниеносной быстротой.
— Глупо так умирать, я не допущу этого!
— Все кончено, не беспокойся обо мне, — твердо сказал Маленький Скорпион. — И о Дурман тоже: пусть делает что хочет.
Но физически он не мог со мной соперничать — я обхватил его и поволок силой. Дурман последовала за нами. Мы спрятались в разрушенном домишке, я положил на стену несколько кирпичей и сквозь щели между ними стал наблюдать за бегущим войском.
Оно налетело, как смерч, захлестнуло нас серым песком и испуганными воплями. Я невольно зажмурился, но тут же открыл глаза. Передо мной предстало все воинство. Солдаты бежали с пустыми руками, глядя только себе под ноги. Это зрелище придало мне смелости. До сих пор я не мог представить себе войско без знамени, без оружия, без лошадей, без формы — одни голые люди-кошки, близкие к сумасшествию, отчаянно вопящие и мчащиеся по горячему песку. Теперь я не испугался бы даже целой армии, целого мира этих дикарей.
Несколько минут — и главная масса бегущих схлынула. Я подумал, что это, наверное, солдаты Большого Скорпиона. Если так, то Маленький Скорпион шел на верную смерть, когда отказывался прятаться от них. Мне снопа захотелось поймать кого-нибудь из отставших солдат, но они бежали даже быстрее передних — должно быть, пытались нагнать их. Ловить было безнадежно, оставалось подстрелить.
Я знал, что передние даже не оглянутся на выстрел, но не был уверен, что сумею попасть в бегущего и притом нанести ему лишь легкую рану. Нет, это не для меня: я все же не военный, чтобы прибегать к таким жестоким приемам.
Солдат становилось все меньше. Я выскочил из укрытия, решив стрелять только в самом крайнем случае. Жизнь иногда бывает сложнее, чем ее себе представляешь, но иногда проще. Если бы солдаты продолжали бежать, я бы за ними не угнался. К счастью, один из них поступил иначе и, завидев меня, оцепенел, словно лягушонок перед водяной змеей. Остальное было совсем просто. Я взвалил его, полумертвого от усталости и страха, к себе на спину, и он даже не пискнул.
В нашем убежище он долго не открывал глаз, а едва открыл их и увидел Маленького Скорпиона, так дернулся, будто ему всадили штык в живот. Глаза солдата загорелись, он хотел броситься на молодого хозяина, но моя рука легла ему на плечо.
Маленький Скорпион, неподвижно сидевший рядом с Дурман, не проявил к пленнику никакого интереса, и я понял, что мне придется расспрашивать самому. Не добившись ничего добром, я припугнул солдата и спросил, почему они убегают.
Солдат снова оцепенел, стал что-то вспоминать и вдруг показал на Маленького Скорпиона:
— Все из-за него!
Маленький Скорпион усмехнулся.
— Все из-за него! — яростно повторил солдат. Я знал, что люди-кошки очень вспыльчивы, и выжидал, когда его гнев уляжется.
— Мы не хотели воевать, а он обманул нас и послал на фронт. И еще не разрешил взять национальные престижи, которые нам давали враги! Красноверевочную гвардию и другие армии он тоже послал, но они преспокойненько взяли национальные престижи и отступили; одну пашу армию разгромили в пух и прах! Мы солдаты его отца, а он не заботился о нас, бросил на поле боя, не захотел отпустить, как собирался сделать его отец. Если хоть один из нас останется в живых, не видать тебе хорошей смерти! Другие преспокойненько отступили, даже пограбили немного, не то что мы! Как нам теперь жить?!
Маленький Скорпион слушал внимательно, но с подавленным видом. Для меня же было интересно каждое слово солдата, который, на мое счастье, продолжал:
— Вы отняли у нас и землю, и дома, и семьи! Сегодня вам нужно одно, завтра — другое! Чиновников все больше, а народ нищает! Вы грабите нас, обманываете, заставляете идти в солдаты, чтоб мы для вас грабили. Сами получаете лучшую долю, а нам даете крохи, и то потому, что боитесь, как бы мы вас не бросили. Когда иностранцы нападают на вас, желая завладеть вашим добром, вы посылаете нас на смерть! Мы просто отбываем повинность, потому что не умеем работать, потому что вы еще наших отцов превратили в солдат. Мы с детства не знаем другой доли и иначе жить не можем!
Он остановился перевести дух, а я воспользовался случаем и спросил:
— Если вы знаете, что чиновники так плохи, почему вы не уничтожите их и не станете сами управлять всем?
Солдат выпучил глаза. Я решил, что он не понимает меня, но на самом деле он задумался:
— Ты хочешь сказать, почему мы не устраиваем революции?
Я никак не ожидал, что он знает это слово, — забыл, сколько переворотов было в Кошачьем государстве.
— A-а, никто уже не верит! От революции мы только теряем, а они приобретают. Когда разделили землю, все радовались, но каждый получил так мало, что не смог посадить и десятка дурманных деревьев. И сажали — голодали, и не сажали — голодали. Наши вожди ничего не могли сделать. Они старались, особенно молодые, но мы все равно голодали — значит, они были дураками. Мы перестали им верить, хотя и сами ничего не знали. Нам оставалось только служить тем, кто давал дурманные листья, а сейчас и в солдаты не годимся. Нет, мы должны убить хотя бы одного чиновника. Ведь это они послали нас драться с иностранцами — на верную смерть! Если нас убьют, как мы будем служить и есть дурманные листья? У чиновников горы листьев, целые толпы женщин, а нам даже обглоданного листа не дадут, посылают драться с иностранцами. Нет, уж лучше мы с чиновниками станем драться!
— Может, ты его имеешь в виду? — показал я на Маленького Скорпиона.
— Конечно! Он послал нас на фронт, не разрешил взять у иностранцев национальные престижи!
— Ну и что бы вы стали делать, если б убили его? — спросил я.
Солдат промолчал.
У меня не было ни времени, ни охоты объяснять пленнику, что' Маленький Скорпион едва ли не единственный думающий человек-кошка, что ненавидеть его глупо. Солдат, видимо, считал Маленького Скорпиона чиновником; он не мог уничтожить все чиновничество, поэтому и хотел выместить злобу хоть на одном. Я вновь убедился в том, что даже умный человек, старающийся разрешить политические и экономические проблемы, тонет среди этих проблем, если не обладает необходимыми знаниями; что многократные перевороты обостряют классовое сознание, но вряд ли делают народ умнее: он лишь чувствует себя обманутым, а что делать — не знает. Сверху донизу сплошная глупость! Она зияет на теле Кошачьего государства, словно кровавая рана, и все-таки недостаточно болезненна, чтобы заставить его воспрянуть.