А он в ответ был учтив донельзя. Живет он в Далласе, штат Техас. Есть еще домишко во Флориде. Вернее сказать, в Далласе у него родное гнездо, а сам он все время в разъездах. Инженер. Горняк. Женат ли? Нет, — и, усмехнувшись, прибавил: «Пока нет». Европа для него в новинку. Его сюда не посылали. Но в Париже он побывал. И стал слушать ее. Да, она там времени не теряла, не то что он. Но ведь она же язык знает. Она вовсю расхваливала ему Париж. Он, чтоб не остаться в долгу, похвалил Мексику и развалины древних построек майя. И сейчас он в Европе не на отдыхе. Вовсе нет! Тут ему наконец-то выпала возможность упомянуть каслтаунрошских Янгеров и обратиться ко мне. Я сразу обставил его на один ход.

— Боюсь, от меня вам будет очень мало проку, мистер Янгер! Я почти ничего не знаю о нашей родне, помню только отца, но и тот уж тридцать пять лет, как умер.

— А где вы родились, сэр?

— В Каслтаунроше.

— Но тогда вы должны хорошо помнить и нашего Старика Стивена, моего дедушку, и Дж. Дж., и Б.Б.!

Я покачал головой. Он нахмурился.

— Ну как же, — воскликнула Нана, — ведь ты и есть Б.Б.!

Я отделался улыбкой — каких-то двадцать минут назад я сказал ей, что мне всего сорок лет, и к теперешнему испытанию был готов еще с того обеда на Шарлотт-стрит, когда Дез Моран огорошил меня моим «сыном» Джимми и его «отцом» Стивеном. Я много раз все тщательно продумал и состряпал на первый случай вполне правдоподобную генеалогию.

— Да я-то Б.Б., — подтвердил я, — но не тот, который нужен нашему американскому другу. Ваш Б.Б., мистер Янгер, старше меня на поколение. Вот послушайте.

Я участливо объяснил, что добрую сотню лет назад в графстве Корк, в маленькой деревушке Каслтаунрош жили да были два брата Янгеры, совладельцы кабачка — держали салун, выражаясь по-американски. Один из них остался холостяком, а другой женился, и у него было трое сыновей; Стивен, Дж. Дж., или Джон Джо, и Б. Б., Роберт Бернард, — все они, понятно, уже умерли.

— Эта вот троица вас и интересует, и я вполне могу понять такой интерес — как-никак ирландские предки вашего переселенческого семейства.

— Тут мало сказать «интересует». В глазах отца моего Джимми и моего деда это были три героя, три истых ирландца, три неустрашимых бойца Ирландского освобождения.

— А они правда были бойцы? — изумленно спросила Нана, вручая ему кофе с виски, сдобренный сливками. Он обернулся к ней.

— Дед Стивен нам об этом столько рассказывал! Все с начала до конца и опять с конца до начала. Как они обороняли в 1916-м от англичан дублинский почтамт — я вчера там был: едва очутился в Дублине, первым делом побежал смотреть.

Нана глядела на меня. Недоверчиво? Просительно? Ожидая от меня помощи этому красивому и бойкому молодому человеку, который взывал то к одному, то к другому из нас? Я спокойно стоял на своем:

— Что бы вам, мистер Янгер, ни рассказывал ваш дед или ваш отец о подвигах Роберта Бернарда Янгера, рассказ был не про меня. Это уж позвольте мне знать. Я родился через тридцать четыре года после 1916-го. А тот легендарный Б. Б. должен быть мой отец.

— Ну и пусть, — захлебнулся он от волнения, — но отец-то ваш непременно же рассказывал вам про нас, как мой дед — про вас?

Я понимал его чувства и сказал, что понимаю, но, увы, не стоит обманываться, — и покачал головой.

— Дело это очень давнее, мистер Янгер. В нынешней Ирландии память о 1916-м омертвела. Одни писатели пытаются оживить ее в исторических пособиях. Но представьте-ка все, как было. В 1916-м вашему Б. Б., моему отцу, — шестнадцать лет. Паренек думает, что разразилось великое восстание, которому суждено сокрушить мощь Британской империи. Ему выпал скромный удел — он связной, мальчик на побегушках; таких в те дни именовали Фианна Эйреанн, в честь юных героев древних саг. Но мальчик страстно мечтает о славе. А тут грубая действительность: стрельба, кровь, грабеж, ругань, мертвецы и пожары, страхи и раздоры, трусость, дезертирство, поражение. Помнится, он частенько поносил этот злополучный мятеж. Может, оттого он и женился поздно и умер сравнительно рано.

Заокеанский гость взирал на меня в замешательстве. Кажется, выходило впечатляюще — что ж, на то я и журналист. Я продолжал:

— Ваш дедушка вел речь о трех бойцах Янгерах. Похоже, он преувеличивал. Уверяю вас, Дж. Дж. к восстанию был никак не причастен. Ведь он, как и большинство ирландцев, не поверил в его успех. Учтите еще, что за несколько лет до восстания судьба разбросала сыновей разорившегося кабатчика. Родитель их с братом повадились играть на скачках, сначала помалу, потом себе на пагубу. Кабак пришлось продать, и Стивен остался с отцом, Дж. Дж. послали в Корк к почтенной тетушке, которая воспитала из него приятного и благонравного британского юношу, а Б. Б. — к дяде: тот, по словам моего отца, был завзятым фением, потому-то Б. Б. и оказался среди повстанцев.

— Может быть, этот дядя-фений еще жив?

— Через семьдесят пять лет? Словом, в итоге Дж. Дж. стал британским журналистом, а Б. Б., уцелев после восстания, долгие годы мыкался в Дублине — типичный обнищалый, разочарованный, озлобленный неудачник. Потом к власти пришла публика, именовавшая себя подлинными республиканцами — с тех пор, как легенда о 1916-м стала житийной, какая-нибудь публика обязательно именовалась подлинными республиканцами. Они вспомнили о юном герое шестнадцатого года и пристроили его в какую-то правительственную газету. Тогда он и женился: в тридцатых. Мой дядя, Дж. Дж., перетянул его в британскую прессу. Колчестер, Манчестер, Лидс, «Ивнинг ньюс». Там его жизнь пошла на лад. Умер он в Колчестере.

(Я тут же пожалел о своих словах: сработала журналистская привычка к мелким выразительным подробностям. Почерпнутым из моего собственного досье. Но какая разница! Если он туда и съездит, то разузнает про Янгера не больше моего.)

— А вы, — спросил он, — вы тоже стали журналистом?

— Да.

И, чтобы запутать след:

— Но я тоже на месте не сидел. Лидс. Дарем. Йоркшир. Лондон.

(И опять пожалел о своих словах. А вдруг он доберется до архива регистрации браков в Сомерсет-хаусе, на который у меня пороху не хватило? Нет, довольно подробностей.)

— Ну, а про Старика Стивена, вашего дедушку, я совершенно ничего не знаю.

Нана участливо глядела на нашего гостя. Он примолк; может быть, задумчиво, скорее — как я думал — протестующе, и я был неправ: он оказался куда доверчивее, чем я мог предполагать.

— А эту историю своих предков, — мягко спросила она, — вы знаете от вашего отца, от Джимми?

— Конечно. От Джимми Янгера. А он — от Старика Стивена. Помню, дед выдавал ее, точно грамзапись, под Пасху и 17 марта — из года в год. Как его старуха услышит, что он завелся, так сразу из комнаты: ей уже обрыдло. В годовщину восстания и в день святого Патрика.

Не упомню, о чем дальше у них шел разговор с Наной. Я со страхом думал, до чего я досочинялся. Я сделался собственным отцом и объявился собственным сыном, а тут еще мой настоящий внук силком навязывал мне хитросплетения вымысла, будто играл со мной в «кошкину люльку». Я окончательно отрекся от своей жены, от его бабушки Кристабел. И все же я чуточку гордился тем, что покамест сбил его с толку, выиграл день и следующую ночь, без которых — это я понял, как только увидел его, — и думать было нечего снова заполучить Нану. Я очнулся: они оживленно толковали о чем-то между собой, сдвинув головы, — и мне стало ясно, что выиграл я всего лишь одну стычку. Это немедля подтвердилось — он вдруг уверенно поднялся и сказал:

— А почему бы нам, милые люди, нынче же не пообедать вместе у меня в номере в гостинице «Шелбурн»? Сдается мне, что я все-таки много еще могу из вас обоих вытянуть про всех здешних Янгеров.

Я бы не поехал, если бы не Нана. Пока он подгонял к крыльцу свой большой кремовый «мерседес», а она наводила красоту, я попенял ей, что, по ее же словам, она предпочитает «мужчин постарше, которые знают, что почем». Она с усмешкой возразила, что ее устраивают и мужчины помоложе, с которыми не знаешь, что почем; и хотя она заведомо презирала подобную расчетливость, я все же досадовал на этого явственно преуспевающего молодого человека. Досадно мне было и то, что он усадил ее впереди, рядом с собой, а меня, якобы сведущего представителя нашего драгоценного рода, на заднее сиденье. Возле меня лежала черная кожаная папка с прозрачным кармашком снаружи, а в кармашке — карточка, на которой было напечатано: «Янгеры». Я раскрыл папку. «Содержание: 1. Дублин. Архивы Национальной библиотеки. Дублинский замок. Генеалогическое ведомство. 2. Каслтаунрош. 3. Город Корк. Церковные метрические книги: рождения, браки, смерти. Коркское историческое общество. Кладбищенские архивы. Ассоциация виноторговцев. 4. Газеты и журналы в Ирландии и Великобритании. 5. Лондонское отделение Государственного архива. 6. Клубы, напр.: Бойцы Старой ИРА. Гэльская лига. ГАА. Ордена и др. знаки отличия. Список пенсионеров Старой ИРА».