Иногда приходил в лабораторию и Бережков. Он тоже интересовался составом обмазки, предлагал варианты рецептов, а сам, будто машинально, мял в тонких пальцах кусочек воска, и постепенно воск превращался в изящную фигурку: лошадь, собаку, оленя.

— Я ведь, между прочим, по натуре художник, а не администратор. Самое трудное для меня — это приказывать, — признался как-то Бережков. — Нет у меня этой жилки.

Тамара, стоя у стола, готовила по разным рецептам растворы в мензурках и колбах. Некоторые сразу, уже по виду оказывались негодными, и она выливала их в раковину; другие оставляла отстаиваться, третьи проверяла, сделав обмазку на нескольких опытных деталях. Если обмазка после просушки оказывалась хорошей, раствор по этому рецепту готовили уже не в мензурках, а в бутыли и проверяли на целой производственной партии.

Вера вела записи всех опытов и помогала Тамаре готовить растворы.

Когда в вечернем институте не было занятий, приходил Костя. Чтобы не терять даром времени, он приносил с собой конспекты и, сидя в сторонке, занимался. А однажды пришел Вадим и потом стал наведываться часто. Его привлекала простая, дружеская атмосфера этих вечеров.

Костя и Вадим приносили с собой конфеты, печенье, но потом заметили, что гораздо охотнее поедается хлеб с салом, которым Минаева щедро снабжала жена. И тогда ребята тоже стали приносить еду посолиднее: булки, колбасу.

Прервав дела, ужинали. Впрочем, часто и дел-то никаких не оказывалось: сплошное томительное ожидание результата. Нередко результат приносил разочарование. Но чем больше они работали, тем увереннее нащупывали правильный путь.

В первый раз тетя поверила, что Соня задержалась на заводе в третью смену. Но когда Соня еще несколько ночей провела вне дома, она не на шутку встревожилась.

— Я сама пойду на завод! — решительно заявила Анна Андреевна. — Теперь не война — по две смены подряд мытарить. Ты вон похудела вовсе, и под глазами сине, сама на себя не походишь.

Соне сделалось стыдно перед теткой за свой обман. И все равно, ведь это не может вечно оставаться в тайне.

— Тетя, я не на заводе, — виновато потупившись, проговорила она. — Я вышла замуж.

— За-муж? Ты — замуж?!

Горькая обида звучала в голосе Анны Андреевны.

— И ты не сказала мне об этом? — дрожащим голосом продолжала она. — За всю мою любовь, за все заботы не удостоилась я сидеть за твоим свадебными столом…

Соня кинулась к тетке, прижалась щекой к ее полной теплой груди.

— Тетечка, милая, прости меня, ты мне — как мать. Ты будешь самой дорогой гостьей на моей свадьбе. Ведь свадьбы еще не было.

— Свадьбы не было, а ты не ночуешь дома?

Тетка отстранила Соню, заглянула ей в лицо. По бледным Сониным щекам текли слезы. Анна Андреевна удрученно покачала головой.

— Водит он тебя за нос, твой Вадим, вот что я тебе скажу.

— Тетя, я не за Вадима.

— А за кого?

— Ты не знаешь, он не заходил к нам. Аркадий Рогачев.

— Этот черный, который тебя провожал?

Соня кивнула.

— Ну-ка, давай сядем, расскажи толком, что у вас там получилось. Почему от людей таитесь?

Тетка вытерла Сонино лицо своим платком, усадила ее на диван.

— Мы поженимся, тетя, ты не думай. Он написал родителям. Он живет один, а родители у него на Севере, ну вот, он написал, чтобы они прислали денег на свадьбу. Он вообще такой… ну, привык хорошо жить. Квартира, обстановка — ты удивишься.

— Зачем ты доверилась-то ему раньше времени, Сонечка? — упрекнула Анна Андреевна.

— Так получилось, тетя. И потом, как же не верить человеку, если всю жизнь собираешься с ним…

— Ну, свадьбу ладно еще, так-сяк, а в загс-то кто вам мешает сходить? Тут ведь денег больших не нужно.

Соня смутилась. Она и сама говорила об этом Аркадию, но он убедил ее… или не то что убедил, а пытался убедить, что расписываться надо в день свадьбы, так будет торжественнее. И теперь Соне ничего не оставалось, как повторить его слова.

— Мы — потом… Мы хотим, чтобы торжественно.

Тетка долго молчала, глядя прямо перед собой опечаленными глазами. Соне сделалось тягостно от ее молчания.

— Тетя, ну не надо, не порти мне настроения. Ведь как-никак у меня медовый месяц.

— Горький ты себе мед выбрала, Сонечка, — вздохнула Анна Андреевна. — Юлит он. Не женится он на тебе. Зря ты Вадима… Я же виновата, все отговаривала, вот и…

— Как ты могла это подумать, тетя! Аркадий меня любит. Ты не знаешь, какой он ласковый.

— Ты пригласи его к нам. А то лучше меня к нему проводи. Я ему скажу…

— Нет, тетя, нет. Если ты беспокоишься, я сама с ним поговорю. Решительно поговорю. И мы распишемся. Пускай будет не богатая свадьба, не надо нам никаких денег, правда? Сделаем, как у Кости с Верой, помнишь, я рассказывала.

— Не в богатстве радость.

По тону тети Соня поняла, что та не верит ей.

— Ты не беспокойся, тетя, я тебе даю честное слово: сегодня же решим. Только если я не приду на ночь…

— Теперь уж что. Не уберегла ты своей девичьей чести.

— Ах, тетя, это старые понятия.

— Вот оно что? Видно, я и сама не молоденькая, что новые-то понятия мне невдомек.

Разговор с теткой усилил тревогу, которая давно уже поселилась в Сонином сердце. Ей тоже иногда казалось, что Аркадий юлит. «В Европе, — говорил он, — каждая девушка, прежде чем выйти замуж, обязательно переменит несколько любовников. А мы все по старинке живем». «Я не хочу жить, как в Европе, я люблю тебя одного», — возражала Соня. «Сейчас и я люблю тебя одну».

Сейчас. Значит, пройдет время и… Любовница. Какое неприятное слово. Нет-нет. Она не хочет больше жить так, как до сих пор. Таясь от людей. Беспокоясь о завтрашнем дне. Со стыдом перед тетей. И перед собой.

Она хочет, чтобы была настоящая семья. Она сегодня же поговорит с Аркадием. Или они поженятся, или…

Нет, о чем она думает. Конечно, они поженятся. Все это пустые опасения. Аркадий ее любит. Он не захочет, чтобы она волновалась. Надо было давно сказать ему, что ее тяготит эта неопределенность. Он просто не придавал значения. Почему-то так долго нет письма от его родителей. Когда он написал? Давно. Ведь с той ночи, когда она впервые осталась у него, прошло почти два месяца. Два месяца… Разве могут так долго идти письма, хотя бы и на Север? А вдруг он… Сегодня же надо все выяснить. Обязательно.

Было воскресенье. Соня условилась с Аркадием, что придет вечером, они погуляют и, возможно, зайдут поужинать в ресторан, а потом отправятся домой. Он всегда подчеркивал: «домой», а ведь на самом деле его дом не был ее домом. Тетя думает, что и не станет.

Соня не утерпела, отправилась к Аркадию почти сразу после завтрака. На ее звонок никто не отозвался. Она позвонила снова, потом еще. Аркадия не было дома.

С полчаса Соня ходила по городу. День был ясный. Высоко стояло весеннее солнце, и белые стены домов в его лучах казались нежно-розовыми. Дворники раскидывали слежавшийся в сугробах снег. Звонко чирикали воробьи. За решетчатой оградой детского сада с веселым гомоном бегали дети.

А Соне было неуютно в этом славном мире. Она снова поднялась по лестнице, позвонила. И опять никто не отозвался. «Если это наш дом, если я его жена, почему он не дал мне ключ? — подумала Соня, ощутив вдруг острую неприязнь к Аркадию. — Хожу вокруг его дома, словно подачки жду».

В третий раз ей, наконец, повезло.

— Что с тобой? — удивленно спросил Аркадий, увидев ее плотно сжатые губы и незнакомо-холодные глаза.

— Ничего.

Он помог ей раздеться, провел в комнату.

— Или мы сегодня же пойдем в загс, или я больше никогда не приду к тебе, — твердо проговорила Соня, стоя против Аркадия и глядя в его лицо.

— Ах вот в чем дело…

Аркадий улыбнулся, открыв свои красивые плотные зубы, но глаза его убежали в сторону.

— Хочешь чаю?

— Не хочу.