М. А. Булгаков — В. В. Вересаеву. 2 октября 1936 г.
Дорогой Викентий Викентьевич!
Надеюсь, что Вы чувствуете себя хорошо и летом отдохнули?
Мне удалось провести месяц на Черном море. К сожалению, Елена Сергеевна съездила со мною неудачно. Привезла с юга какую-то инфекцию и хворает целый месяц. Теперь ей лучше, и я понемногу начинаю разбираться в хаосе, получившемся после моего драматургического разгрома.
Из Художественного театра я ушел. Мне тяжело работать там, где погубили «Мольера». Договор на перевод «Виндзорских» я выполнять отказался. Тесно мне стало в проезде Художественного театра, довольно фокусничали со мной.
Теперь я буду заниматься сочинением оперных либретто. Что ж, либретто так либретто!
В этом письме посылаю Вам справку Киевского театра о том, что налог с Вас удержан[409]. Мир праху Пушкина, и мир нам. Я не буду тревожить его, пусть и он меня не тревожит.
Переписка Чехова с Книппер нашлась. Принесу ее Вам вместе с другими книгами и моим долгом, как только Елена Сергеевна поправится. Она приведет в порядок финансы, а то «Виндзорские» повисли на шее — надо вернуть деньги по договору.
Обнимая Вас, желаю плодотворной работы.
Ваш М. Булгаков.
Сделайте исключение из Вашего правила, дорогой Викентий Викентьевич, от Елены Сергеевны и меня Марии Гермогеновне передайте дружеский привет.
Знамя. 1988. № 1. Затем: Письма. Печатается и датируется по второй публикации.
М. А. Булгаков — П. С. Попову. 5 октября 1936 г.
Москва
Здорово, Павел!
Продолжаю приятный разговор, который тогда начался по телефону. Ты все-таки хотя бы позвонил!
У меня была страшная кутерьма, мучения, размышления, которые кончились тем, что я подал в отставку в Художественном Театре[410] и разорвал договор на перевод «Виндзорских».
Довольно! Все должно иметь свой предел.
Позвони, Павел! Сговоримся, заходи ко мне. Я по тебе соскучился. Елена Сергеевна долго хворала, но теперь поправляется.
Прикажи вынуть из своего погреба бутылку Клико, выпей за здоровье «Дней Турбиных», сегодня пьеса справляет свой десятилетний юбилей. Снимаю перед старухой свою засаленную писательскую ермолку, жена меня поздравляет, в чем и весь юбилей.
Передай Анне Ильиничне от Елены Сергеевны и от меня привет, позвони, напиши или зайди.
Твой М. Б.
Письма. Публикуется и датируется по машинописи с подписью-автографом (ОР РГБ. Ф. 218. К. 1269. Ед. хр. 14. Л. 37).
М. А. Булгаков — Я. Л. Леонтьеву. 5 октября 1936 г.
Большое спасибо Вам, дорогой Яков Леонтьевич за милое и заботливое письмо.
Оба договора подписаны[411] 25.09, и я уже начал свою деятельность. Пожелаем, чтобы она была удачна!
Москва, как и полагается, награждает меня житейскими заботами. В числе прочего ожидаю с нетерпением приезда Асафьева. В каком состоянии его работа[412] — не знаю. По словам Дмитриева, он поправляется после болезни.
В проезде Худ[ожественного] Театра загадочное молчание, правда, прерванное легким разговором с юрисконсультом ихним о возврате пяти тысяч за «Виндзорских». — С большим удовольствием, — говорю я, — вычитайте из авторских.
Сестренка, кума и благодетельница[413], распеваясь по телефону в ласках и нежностях, услышав о ГАПТ, рявкнула вдруг: «Как?!!» — столь страшно, что Люся дрогнула. Из чего заключаю, что ГАПТ им не нравится.
А, впрочем, да упадут они в Лету. Туда им и дорога.
Не знаю только, падая, наделают ли каких-нибудь пакостей, или нырнут беззвучно.
Вероятно, наделают, для порядку.
Сегодня у меня праздник. Ровно десять лет тому назад совершилась премьера «Турбиных». Десятилетний юбилей.
Сижу у чернильницы и жду, что откроется дверь и появится делегация от Станиславского и Немировича с адресом и ценным подношением. В адресе будут указаны все мои искалеченные или погубленные пьесы и приведен список всех радостей, которые они, Станиславский и Немирович, мне доставили за десять лет в Проезде Худ[ожественного] Театра. Ценное же подношение будет выражено в большой кастрюле какого-нибудь благородного метала (например, меди), наполненной той самой кровью, которую они выпили из меня за десять лет[414].
Приезжайте поскорей, дорогой друг, я Вам все это покажу. Поправляйтесь!
А вот Вам автографы лиц, входящих в семейство:
Дорогой Яков Леонтьевич. Целую Вас. Сергей.
Дорогой Яков Леонтьевич, я Вас люблю так же нежно, как и раньше, без Вас в Москве пусто.
Ваша Елена Булгакова.
Пишите! Целую дружески.
Ваш М. Булгаков.
Печатается впервые (РОИРЛИ. Ф. 369. № 325. Л. 5). Публикация и комментарии В. И. Лосева.
М. А. Булгаков — Е. С. Булгаковой. 29 ноября 1936 г.
Утро, где-то под Ленинградом.
Целую тебя крепко, крепко.
Твой М.
Облобызай Сергея!
Булгаков М. Дневник. Письма. 1914–1940. Печатается и датируется по первой публикации (ОР РГБ. Ф. 562. К. 19. Ед. хр. 4. Л. 4).
М. А. Булгаков — Н. А. Булгакову. 3 января 1937 г.
Москва
Дорогой Коля, ответ на твое письмо от 9 декабря 36 года[415] задержан мною из-за болезни нашего Сергея — он захворал скарлатиной.
Прежде всего, я со всею серьезностью прошу тебя лично проверить французский текст «Зойкиной» и сообщить мне, что в нем нет и не будет допущено постановщиками никаких искажений или отсебятин, носящих антисоветский характер и, следовательно, совершенно неприемлемых и неприятных для меня как для гражданина СССР. Это самое главное.
Теперь второе: раз уж пьеса пойдет в Париже, мне не хотелось бы, чтобы разные личности растащили мой литераторский гонорар.
На днях я отправил Альфреду Блоху подписанный мною официальный текст пувуар, который мне прислал Блох.
Прислать тебе доверенность на французском языке, засвидетельствованную здесь, я не имею никакой возможности. Русскую же постараюсь выправить и прислать тебе.
В этом письме отправляю тебе: 1) копию моего письма к Фишеру и 2) копию моего письма Альфреду Блоху на русском языке, которое сегодня отправляю Блоху и которое прошу тебя перевести на французский язык.
Вот все, что я пока мог сделать для того, чтобы оградить мое авторское достояние.
Дальше: среди моих пьес пьесы под названием «Новый дом» нету. Фишер мне как-то прислал бюллетени с просьбой подписать их и с письмом, из которого как будто смутно видно, что это имеет общее с «Зойкиной квартирой». Я категорически отказался подписать бюллетени, написав, что у меня пьесы «Новый дом» нет. Не можешь ли ты навести справку поточнее, что это за произведение искусства?
Пожалуйста, пришли мне адрес Рейнгардт.
Надеюсь, что мои письма тебе и Блоху помогут охранить гонорар и воспрепятствовать попыткам увезти его в Германию.
Есть предположение, что МХАТ поедет в Париж, но исполнится ли это, я не знаю. С осени этого года я не связан с МХАТ. Я подал в отставку, потому что мне было слишком тяжело работать там после гибели «Мольера». Сейчас я работаю штатным либреттистом в Большом Театре (опера).
Скарлатина у Сергея кончается. Надеюсь, не будет осложнений, станет легче. На днях пишу тебе опять.
Твой М. Булгаков.
Письма. Публикуется и датируется по машинописной копии (ОР РГБ. Ф. 562. К. 19. Ед. хр. 17. Л. 1–2).
