— Нет, — сказал Джейми сквозь зубы. — Я оставил дом и семью ради долга. Я потерял жену ради него. И я увидел, к чему привел этот долг. Знайте, отец, если дело дойдет до войны, не выживет никто. Никто!

— Нет, если такие люди, как ты не выполнят свое предназначение! Знай, есть грех упущения. И вспомни притчу о таланте. Подумай, как ты предстанешь перед Богом в судный день и скажешь, что отверг дары, которые он тебе дал?

Внезапно Джейми понял, что отец Майкл знал. Что именно и как много, Джейми не мог сказать, но осознал, что махинации Куинна, возможно, основаны на том, что отец Майкл знал ирландских якобитов. Джейми готов был поклясться, это подозрение пробудилось в нем не в первый раз.

Он взял себя в руки, принуждая успокоиться. Этот человек исполнял свой собственный долг — так, как его понимал.

— Есть ли поблизости стоячие камни, вроде этого? — Спросил он, кивнув подбородком на чашу. Камень с трещиной, вырезанный на дне чаши не был виден оттуда, где он стоял, но он чувствовал холодное дыхание ветра на шее, хотя ветви маленькой сосны не шевелились.

Отец Майкл смутился этой внезапной перемене темы.

— А почему… Да, есть. — Он повернул лицо к западу, где солнце медленно погружалось в пену облаков, красное, как зрелое яблоко, и указал за край болота. — Примерно в миле отсюда. Там в поле стоит маленький круг камней. Один из них так же расколот. — Он повернулся, с любопытством глядя на Джейми. — Зачем это тебе?

Действительно, зачем? Рот Джейми был сухим, он сглотнул, но без особого результата. Должен ли он сказать священнику, почему именно он был уверен, что новое восстание не удастся, как и восстание в Шотландии?

Нет, сказал он. Он не скажет. Клэр принадлежала только ему. Не было ничего греховного в любви к ней, ничего, что касалось отца Майкла, и он не хотел ни с кем делиться ею.

Затем, подумал он с кривой усмешкой, что, если я расскажу правду, он будет уверен, что я действительно растерял последний разум или пытаюсь играть принца Гамлета, чтобы выкрутиться из этой глупой истории.

— Зачем вы принесли ее сюда? — Спросил он, не ответив на вопрос священника и кивнув на чашу.

Отец Майкл некоторое время молча смотрел на него, потом пожал плечами.

— Если ты тот человек, которого Бог избрал для выполнения этой задачи, то я собирался отдать ее тебе. А если нет… — Он расправил плечи под черным сукном рясы. — Тогда я верну ее обратно владельцу.

— Я не тот человек, отец, — сказал Джейми. — Я не могу коснуться ее. Может быть, это знак, что я не тот человек.

Снова вернулся пытливый взгляд.

— Ты чувствуешь его присутствие? Болотного человека? Сейчас?

— Да. — Он действительно чувствовал, что кто-то стоит за спиной, и еще что-то… Гнев? Отчаяние? Он не мог сказать точно, но ощущение было чертовски тревожным.

Был ли этот мертвец таким, как Клэр? Что значила резьба на чаше? Если да, то какая судьба постигла его в этом пустынном месте, далеко от времени, из которого он пришел?

Сомнения вдруг охватили его железными тисками. Что, если она не добралась до камней, не вернулась в безопасное время? Что, если она сбилась с пути и, как этот человек, лежит в черной воде? От ужаса он сжал кулаки так сильно, что коротко подстриженные ноги вонзились в ладони, он держал их так, цепляясь за реальность физической боли, не позволяя мыслям ускользнуть в сторону боли душевной.

Господи, храни ее в безопасноти, молился он, словно в агонии. Ее и дитя!

— Absolve me[36], отец, — прошептал он. — Мне надо идти.

Губы аббата плотно сжались, он неохотно повернулся, и Джейми сорвался на крик.

— Так вы думаете меня шантажировать, отказывая в отпущении грехов? Вы мерзавец! Вы предаете ваш обет и сан ради…

Отец Майкл остановил его, подняв руку. Мгновение он неподвижно смотрел на Джейми, а потом начертил в воздухе крестное знамение несколькими быстрыми точными движениями.

— Ego te absolve, In nomine Patris.[37]

— Мне очень жаль, отец, — ляпнул Джейми. — Я не хотел…

— Будем считать, что это было сказано в пределах твоей исповеди, хорошо? — Пробормотал отец Майкл. — Перебирай четки и повторяй эти слова каждый день в течение месяца, вот тебе и покаяние. — Тень кривой усмешки скользнула по его лицу, и он закончил: — et Filii, et Spiritus Sancti, Amen.[38] — он опусти руку и заговорил буднично. — Не думаю, что надо спрашивать, как долго ты не был у исповеди. Помнишь акт раскаяния, или тебе помочь? — Это было сказано абсолютно серьезно, но Джейми снова заметил усмешку гнома в ярко-зеленых глазах.

Отец Майкл сложил руки и склонил голову, то ли от благочестия, то ли для того, чтобы скрыть улыбку.

— Mon Dieu, pere gretted…[39] — произнес он по-французски, как всегда. И как всегда, ощущение мира сошло на него от этих слов.

Он замолчал, вечерний воздух был по-прежнему неподвижен.

Впервые он увидел то, что не замечал раньше: насыпь более темного грунта, пятнистую от прорастающих лезвий молодой травы, усыпанную крошечными жемчужинами цветов. И маленький деревянный крест в головах, как раз под сосной.

Прах к праху. Это было последнее пристанище незнакомца; они погребли его по христианскому обычаю, позволив наконец неприглядному комку костей и кожи, так долго лежавшему в темной воде, раствориться в мирной безвестности. Здесь, рядом со скамьей друидов.

Солнце еще висело над горизонтом, но его лучи стлались низко, и длинные тени лежали на болоте, готовые подняться и слиться с грядущей ночью.

— Подожди немного, мо mhic, — сказал отец Майкл, потянувшись за чашей. — Позволь мне убрать ее в вечное хранилище, и я провожу тебя обратно.

В отдалении Джейми видел черный провал ямы, где резали торф. В Шотландии считают, что в болотах живут моховые ведьмы, мелькнула мысль. Или кто-то другой может лежать в таком болоте?

— Не надо мучить себя, отец, — сказал он, глядя, как маленькие лужицы сияют в последних лучах солнца. — Я найду свой собственный путь.

Куинн исчез, чтобы заняться собственными делами. Джейми его отсутствие немного успокоило, но не обнадежило — Куинн не уходил далеко. Джейми передал Грею мнение аббата о «Дикой охоте», и после некоторого обсуждения было решено, что Джейми сделает первый подход к Сиверли.

— Покажите ему стихотворение, — предложил Грей. — Я хочу знать, признает он его или нет. Если нет, то есть по крайней мере вероятность того, что оно не имеет к нему никакого отношения и попало в пакет Карруотерса по ошибке. Если же он признает, я тоже хочу знать об этом. — Он улыбнулся Джейми, его глаза горели азартом. — И как только вы разнюхаете обстановку, я получу лучшее представление для выбора тактики, когда поеду на встречу с ним.

Ширма, подумал Джейми мрачно. По крайней мере, в этом Грей был честен с ним.

По совету Тома Берда Джейми надел коричневый шерстяной костюм, как более подходящий для разового визита в сельской местности — пюсовый бархатный костюм был слишком хорош для такого случая. Однако, между Томом и лордом Джоном возник принципиальный спор, стоит ли предпочесть желтый шелковый жилет с черной вышивкой более простому кремовому, как намек на финансовую состоятельность Джейми, или это будет слишком вульгарно.

— Я не возражаю, если он примет меня за простака, — заверил Джейми Тома. — Лучше ввести его в заблуждение относительно превосходства надо мной. Единственное, что мы знаем о нем наверняка, так это то, что он любит деньги; тем лучше, если я буду выглядеть жирным гусем.

Лорд Джон захохотал, но поспешно замаскировал смех чиханием, в результате чего Том и Джейми посмотрели на него весьма сурово.

Джейми не был уверен, что Сиверли не вспомнит его. Он видел Сиверли в Шотландии только раз, а до того в течении нескольких недель в Париже. Кажется, они могла обменяться парой слов в ходе обеда, но этим их знакомство и ограничивалось. И все же, Джейми вспомнил Сиверли, поэтому не было ничего невероятного в том, чтобы Сиверли вспомнил Джейми, особенно учитывая его заметную внешность.