Единственный свидетель, единственный скорбящий. Он сказал братьям Греям, что поедет в Ирландию хоронить Куинна один. Они взглянули друг на друга, их лица выразили одну и ту же мысль, но не возразили и не стали спорить. Они знали, что он вернется.

Тело видели несколько человек, но он знал, что является единственным подлинным свидетелем смерти Куинна. Только Бог знал, что он понимает истинную причину этой смерти, как никто другой. Он знал, что значит потерять смысл жизни. Если бы Бог не привязал его к земле узами плоти и крови, он так же мог прийти к такому концу. Хоть сейчас, если бы не те же привязанности.

Почва была каменистой и плотной, но только верхние несколько дюймов. Ниже лежал мягкий слой озерного ила и разложившегося торфа, и могила легко открывалась ему навстречу с каждым ударом лопаты.

Teind. Кто из них в действительности был адской десятиной? Он или Куинн? Джейми предположил, что Куинн имел ввиду себя, потому что ожидал, что попадет в ад за самоубийство. Но вопрос упрямо кружился в голове: почему он своей кровью написал именно это слово? Было ли это признание… или обвинение? Конечно, если бы Куинн знал, что сделал Джейми, он бы написал «Fealltóir» — «Предатель». И все же, этот человек был ирландцем, а, значит, прирожденным поэтом. «Teind» подразумевал намного больше, чем «Fealltóir».

День стоял теплый и чуть позже он снял штаны, а чуть позже и рубашку, работая на воздухе голым, в одних сандалиях и платке, повязанном над бровями, чтобы защитить глаза от пота. Здесь никто не увидел бы его шрамов, никто, кроме Куинна, а ему было все равно.

Было уже довольно поздно, когда закончил копать. Яма была достаточно глубокой, чтобы вода начала просачиваться на дно; достаточно глубокой, чтобы никакая лиса не могла разрыть могилу и царапать крышку гроба. Сразу ли гниль охватит гроб и тело, спросил он себя. Или темная болотная вода сохранит Куинна, как сохранила трижды убитого человека с золотым кольцом на пальце.

Он посмотрел вверх на другую безымянную могилу. По крайней мере, Куинн не останется здесь лежать один.

Он привез с собой чашу. Она лежала, завернутая в плащ, в ожидании его решения. Кому? Однажды спросив, это ли та самая чаша, Грей больше не упоминал о ней. Единственное, что он хотел, так это избавиться от нее.

— Господи, да минует меня чаша сия, — пробормотал Джейми, волоча гроб к краю могилы.

Он изо всех сил толкнул его, и гроб рванулся вперед, упав на дно могилы с громким хлопком. Кранк! Он дрожал от усилия и несколько секунд стоял, задыхаясь и вытирая лицо тыльной стороной ладони. Он проверил, чтобы убедиться, что крышка не отвалилась, что гроб не треснул и не повернулся боком при падении, а затем снова взял лопату.

Солнце снижалось к горизонту, и он работал быстро, не рискуя застрять на островке на ночь. Воздух похолодел, над болотом поднялась мошкара, и он прервался, чтобы надеть рубашку. Солнечный свет стлался над горизонтом, золотя дрейфующие облака, золотом мерцала поверхность болота. Он снова взялся за лопату, но прежде, чем успел возобновить работу, услышал звук, который заставил его оглянуться.

Не, птица, подумал Джейми, но и не колокол аббатства. Это был звук, который он никогда не слышал раньше, и все же отдаленно знакомый. Болото затихло, смолкло зудение мошек. Он прислушался, но звук не повторился, и он снова начал медленно работать лопатой, время от времени останавливаясь и прислушиваясь к тому, чего он не знал.

Звук раздался снова, когда он почти закончил. Могила возвышалась аккуратной насыпью с ямой в головах. Он собирался закопать там чашу; хрен с ней, пусть Куинн забирает эту нечистую вещь, раз он так ее любил. Но когда он поднял плащ, чтобы развернуть чашу, в неподвижном воздухе ясно раздался этот звук. Рог. Несколько рогов. Словно призыв труб, но таких труб он никогда не слышал, от них волосы поднялись дыбом по всему телу.

Они пришли. Он не стал спрашивать себя, кто это мог быть, но поспешно натянул бриджи и даже пальто. Ему не пришло в голову бежать, и он удивился, почему, хотя даже воздух вокруг него дрожал от напряжения.

Потому что они пришли не за тобой, ответил спокойный голос в голове. Останься.

Теперь он их видел, фигуры подходили медленно, уплотняясь по мере приближения, словно возникали из воздуха. Да, подумал он, именно так.

Тумана не было, за исключением легкой дымки над водой. Но идущие к нему мужчины и женщины пришли ниоткуда, потому что за их спинами не было ничего. Никаких построек на дальней части болота, которая переходила в озеро.

Опять согласно прозвучали рога, был ли их голос мелодичным, спросил он себя, а потом увидел сами рога, изогнутые металлические трубы, которые сияли золотом в лучах заходящего солнца. Он понял на что это похоже, на клич дикий гусей.

Они были уже достаточно близко, чтобы разглядеть их лица и детали одежды. Они были по большей части одеты бедно, в серые домотканые одежды, за исключением одной женщины в белоснежном платье. Почему ее юбка не забрызгана грязью?

Тут он с ужасом понял, что ее ноги не касаются земли. Никто не выступал впереди нее, даже тот человек, который нес меч с изогнутым лезвием и блистающей рукоятью.

Надо не забыть сказать отцу Майклу, что я видел меч.

Теперь он заметил еще одного необычного человека в толпе (это была толпа, человек тридцать, по крайней мере). За женщиной шел высокий мужчина в простых штанах до колен, с обнаженным торсом, но в плаще из клетчатой ткани. У высокого мужчины на шее висела веревка, и Джейми сглотнул воздух, словно чувствуя, как петля затягивается вокруг его собственного горла.

Как его называл отец Майкл?

— Эсус, — сказал он, не замечая, что говорит вслух. — Таранис. Теутатес. — И словно по команде все повернулись к нему, даже женщина в белом платье.

Он перекрестился, громко призвал Троицу, и старые боги отвели взгляд в сторону. Теперь он видел, что один из них нес молот.

Он всегда удивлялся, как жена Лота могла превратиться в соляной столб, но теперь осознал, как это происходит. Он наблюдал, не в силах пошевелиться, рога разорвали тишину в третий раз, и толпа остановилась, паря в нескольких дюймах над мерцающими водами болота. Они образовали круг вокруг высокого человека, он на голову возвышался над любым из них, и теперь солнце осветило его волосы огненным блеском. Женщина в белом, приблизившись, подняла нож, человек с молотом торжественно встал позади, а третий потянулся к веревке на шее.

— Нет! — крикнул Джейми, внезапно освобожденный из плена видения. Он отвел руку и изо всех сил швырнул чашу в центр жуткой толпы. Она упала с громким плеском, люди исчезли.

Он моргнул, затем прищурился на яркий свет заходящего солнца. Поверхность тихого болота была неподвижна, ни одна птица не пела. В приливе сумасшедшей энергии он схватил лопату и яростно перелопатил грязь, утрамбовывая ее, а затем подхватил свой плащ под мышку, побежал, хлюпая сандалиями по воде, пока не вышел к деревянным мосткам, наполовину погруженным в воду.

Джейми услышал эхо диких гусей за спиной и неожиданно для себя оглянулся.

Они уходили спиной к нему по направлению к заходящему солнцу, труб не было видно. Но ему показалось, что он увидел вспышку клетчатой ткани в толпе. Может быть, это был плащ высокого человека, и обманчивые сумерки заставили клетчатую ткань отсвечивать розовым блеском.

Они не разговаривали по пути в Хелуотер. Конечно, Том был с ними, но даже учитывая его присутствие, им мало что оставалось сказать.

Осень только началась, но уже шли холодные дожди. Ливень размыл дороги и рвал листву с деревьев, поэтому путники промокли до нитки, были чуть не до плеч забрызганы жидкой глиной и облеплены неожиданно нарядными красными и золотыми мелкими листочками. Обычно они добирались до гостиницы к вечеру, дрожа от холода, с синими губами, не в силах думать ни о чем, кроме тепла и пищи.