— Служа своему королю, — сказал он. — Он похоронен в Ирландии.

Она была потрясена, но не отводила упорного взгляда.

— Я спросила, как. Кто его убил?

Я, подумал он, но ответил:

— Он умер от собственной руки, девочка, — и повторил. — Прости меня за это.

Бетти отпустила его руку и, повернувшись, слепо прошла несколько шагов, она потянулась и схватила ветку грушевого дерева, тонкую и беззащитную, лишенную листвы.

Она несколько минут простояла, держась за ветки, опустив голову и хрипло дыша. Он подумал, что она любила этого человека.

— Вы были с ним? — спросила она наконец, не глядя на него.

— Если бы я был с ним, я бы остановил его.

Она повернулась, ее губы были плотно сжаты.

— Нет. Вы были с ним, после того, как уехали? — ее пальцы дрожали.

— Да. Некоторое время.

— Солдаты, забравшие вас, гнались за ним?

— Нет, — он понял, о чем она спрашивала: сделал ли это Тоби под страхом ареста, ссылки или казни.

— Тогда почему? — закричала она. — Зачем он это сделал?

Он сглотнул, снова увидев перед собой маленькую темную комнату, пропитанную запахом крови и мочи. Увидел красное слово на стене.

— От отчаяния, — сказал он тихо.

Она громко выдохнула воздух, упрямо качая головой.

— Он был папистом. Отчаяние грех для паписта, верно?

— Люди совершают много грехов.

Она снова фыркнула.

— Да, совершают. — она постояла, глядя на камни под ногами, и снова бросила на него ожесточенный взгляд. — Я вообще не понимаю, что могло довести его до отчаяния?

Боже, пошли мне слова.

— Ты знала, что он был якобитом? Он был вовлечен в заговор — большое дело с великими последствиями и в случае провала и в случае успеха. Заговор не удался, и это разбило ему сердце.

Бетти вздохнула, и ее плечи опустились, словно из нее выкачали воздух. Она снова покачала головой.

— Мужчины, — категорически заявила она. — Мужчины дураки.

— Пожалуй, ты права, — с сожалением признал он, надеясь, что она не будет спрашивать, принимал ли он участие в деле Куинна, и зачем его забрали солдаты.

Он должен был уйти, пока разговор не стал слишком личным. Она снова взяла его за руку обеими руками, и, хотя он видел, что она собирается что-то сказать, он не хотел этого слышать. Он переступил с ноги на ногу и немного отодвинулся, когда услышал за спиной шаги, торопливые и тяжелые.

— Что здесь происходит? — конечно же, это был Робертс с сердитым и красным лицом. Джейми готов был расцеловать этого человека.

— Я привез печальную новость для мисс Бетти, — быстро сказал он, выдергивая руку. — Смерть родственника.

Робертс подозрительно переводил взгляд с Бетти на Фрейзера, но горе на лице горничной было неподдельным и очевидным. В конце концов, Робертс был не глупым человеком, он быстро подошел к Бетти и заботливо наклонился.

— Вы в порядке, дорогая?

— Да, это просто… о, бедный Тоби!

Бетти тоже была не глупа, и потому заплакала, уткнувшись в плечо Робертса.

Джейми, оказавшись третьим лишним, молча восславил Бога и поспешил убраться, бормоча слова сожаления.

Вне укрытия стен огорода дул холодный ветер, но он вспотел. Он пошел обратно к конюшне, кивнув Карен-Хаппук, которая стояла за калиткой с корзинкой укропа, терпеливо ожидая, когда безбожное поведение в стенах огорода прекратится.

— Смерть, не так ли? — сказала она, в конце концов убедившись, что совращение добродетели не было его целью.

— Печальная смерть. Не могли бы вы помолиться за душу Тобиаса Куинна?

Удивление на ее лице сменилось отвращением.

— За паписта?

— За бедного грешника.

Она поджала тонкие губы, что-то подсчитывая про себя, потом неохотно кивнула.

— Думаю, да.

Он благодарно коснулся ее плеча, кивнул и пошел своей дорогой.

Церковь действительно считала отчаяние грехом, а самоубийство непростительным грехом, в котором грешник не мог раскаяться. Поэтому самоубийцы были осуждены на ад, а молитвы бесполезны. Но ни Карен ни Бетти не были папистками, и, возможно, их протестантские молитвы будут услышаны.

Он же, в свою очередь, молился о Куинне каждую ночь. В конце концов, еще одна молитва не может повредить.

Боунес-он-Уиндермир был маленьким процветающим городком с лабиринтом узких мощеных камнем улочек, завязанных узлом вокруг центральной площади. На пологом склоне холма они разбегались шире, давая больше пространства для больших домов и коттеджей с садами и огородами, и плавно спускались к берегу озера, где на якоре качалась небольшая флотилия рыбацких лодок. Сюда пришлось довольно долго добираться из Хелуотера в дормезе, и лорд Дансени извинился за неудобства, объяснив, что его адвокат решил поселиться здесь, покинув тушеное мясо в Лондоне ради того, что он считал буколической идиллией сельского края.

— Просто не догадывался, какого рода дела творятся в среди сельских красот, — мрачно сказал Дансени.

— И какого же рода эти дела? — Поинтересовался Грей.

— О, — Дансени казался слегка озадаченным, он задумчиво хмурился, его трость равномерно постукивала по камням, пока он медленно, прихрамывая, шел по улице к конторе солиситора. — Ну, например, дело Морриса Хакаби и его жены, которая по сути оказалась его дочерью. А так же их дочери, которая, впрочем, не была дочерью Морриса вообще, потому что родилась от конюха, как заявила в суде ее мать. По обычаю, наследницей является жена — старый Моррис умер, оставив наследникам бесконечные раздоры — но возник вопрос: является ли брак на основе кровосмесительных отношений действительным? Хотя, конечно, старый грешник и не собирался заключать брак, просто представил ее всем как свою жену, никто и не думал интересоваться подробностями. Потому что, если брак недействителен, то дочь, то есть дочь жены-дочери унаследует все имущество. При таких обстоятельствах деньги обычно переходят к законным детям, но можно ли считать законной дочь, рожденную не от Морриса, хотя по закону рожденными в браке считаются все дети, независимо от того, что их отцом в действительности может быть мясник или пекарь или свечник…

— Да, понимаю, — поспешно сказал Грей. — Боже мой.

— Да, это было настоящим откровением для Троубриджа, — ответил Дансени с усмешкой, продемонстрировав немалое количество сохранившихся зубов, хотя и стертых и пожелтевших от возраста. — Я ожидал, что он продаст дом и сразу вернется в Лондон, но он выдержал испытание.

— Троубридж? Я думал вашим адвокатом является мистер Уилберфорс.

— О, — снова сказал Дансени, уже не так весело. — Он мой адвокат, действительно. Но занимается только вопросами собственности. Я не хотел использовать его в этом деле, знаете ли.

Грей не знал, но понимающе кивнул.

Дансени вздохнул и покачал головой.

— Я беспокоюсь о бедняжке Изабель, — сказал он.

— Вы беспокоитесь? — Грей было решил, что пропустил некое замечание, устанавливающее связь между Изабель и мистером Уилберфорсом, но…

Вот как, воскликнул он про себя. Он позабыл, как леди Дансени озабоченно заметила, что мистер Уилберфорс оказывает преувеличенные знаки внимания Изабель; тон этого замечания давал понять, что у леди Дансени есть существенные сомнения относительно мистера Уилберфорса.

— Да, понимаю. — он действительно все понял. Они отправились к адвокату с целью внести новое добавление в завещание лорда Дансени касательно опеки над Уильямом. Если мистер Уилберфорс имел брачные намерения относительно Изабель, то лорд Дансени желал бы, чтобы адвокат был последним, кому станут известны положения его последней воли.

— Брак ее сестры оказался таким… — губы Дансени скрылись в морщинах, ему трудно было выговорить эти слова. — И у меня есть некоторые опасения. Но я не хочу ошибиться. Пойдемте, лорд Джон, нам нельзя опаздывать.

Стоял редкий уже солнечный день, последнее теплое дыхание того, что местные жители называли Мартиновым летом; скоро холодные дожди и осенние туманы затянут окружающие холмы серой пеленой. Тем не менее, Крузо окинул критическим взглядом вершины далеких гор и поднял глаза к небу.