После того как ЦРУ провело аналитическую работу, в дело вступил Белый дом. США не только резко ужесточили собственные экспортные правила, но и потребовали того же от своих союзников. Всесторонне была расширена деятельность КОКОМа (Координационного комитета по контролю за экспортом стратегических товаров в социалистические страны). Всеохватывающие запреты на экспорт были наложены не только на военные, но и на гражданские технологии. Причем следовать правилам КОКОМ принудили не только страны НАТО, но и не входящие в него нейтральные государства.

Практически лишившись возможности легально получать новейшие западные технологии, Советский Союз активизировал свои усилия по их нелегальной добыче. По западным оценкам, к 1986 году число агентов КГБ и ГРУ, занятых промышленным шпионажем, резко возросло. Однако аналитики Лэнгли предвидели подобный оборот дела, и с начала 1984 года ЦРУ и РУМО начали совместно осуществлять сверхсекретную программу дезинформации, призванную нанести еще больший ущерб экономике СССР. Участвовавшие в ней специалисты вспоминают, что к этой идее они пришли в результате анализа проведения спецоперации за советский газопровод. Один из них так характеризует ее суть: «В принципе речь шла о доставке Советам фальшивых или частично фальшивых данных и информации, что заставляло их принимать неверные технологические решения. Короче говоря, мы вносили сплошной хаос и беспорядок».[242] Труд по реализации этой программы американские спецслужбы поделили между собой: военные занимались фабрикацией подложных оборонных технологий, а ЦРУ – гражданских, в первую очередь касающихся нефти и газа. Эксперты из Лэнгли самым скрупулезным образом проанализировали советские пятилетние планы на предмет определения тех отраслей экономики, которые больше всего нуждались в получении новейших западных технологий. После этого составлялась соответствующая подложная документация, в которую включали какой-нибудь неустранимый дефект, который было чрезвычайно трудно сразу обнаружить. Затем документы подбрасывались посредникам для перепродажи советской разведке. Сколько времени и миллиардов долларов потерял. СССР в результате этой акции – точно сказать трудно. Но не подлежит сомнению, что в результате этой тщательно проведенной операции технологической дезинформации возможности Советского Союза пользоваться плодами промышленного шпионажа резко сузились.

Даже перестройка не намного облегчила жизнь шпионскому ведомству. Пользуясь политикой Горбачева и все усиливающимся сепаратизмом, Лэнгли постаралось оправиться от удара середины 80-х годов и восстановить шпионскую сеть на территории СССР. Несмотря на все усилия и сверхблагоприятный климат, быстро, эту задачу все равно решить не удалось. Новый директор ЦРУ в 1987-1991 годах У. Уэбстер так оценивает положение дел в своем ведомстве: «Информация из Советского Союза была отрывочной ЦРУ не смогло предсказать краха Советского Союза».[243] В целом согласен с ним и его преемник Р. Гейтс, занимавший кресло директора в Лэнгли с 1991 по 1993 год: «Кто бы мог подумать ещё пять лет назад, где мы окажемся сегодня! Информация об СССР была слабой, так как агентурная сеть нашей разведки как раз в это время была свернута».[244] Однако, несмотря на всю свою слабость, ЦРУ постаралось внести посильный вклад в дело «демократизации» Советского Союза. Вот пример: когда националисты Литвы взяли курс на отделение, там оказался гражданин США литовского происхождения Эйве Андрюс, профессиональный военный разведчик, в прошлом – инструктор афганских моджахедов. В январе 1990 года он становится консультантом департамента охраны края по вопросам обучения партизанской войне и проведению террористических актов. Занятия не ограничивались голой теорией. Под непосредственным руководством американского шпиона литовские сепаратисты устраивают серию взрывов в местах проживания советских военных и провоцируют столкновения с армией. За свои деяния Эйве был всего лишь выслан из СССР, но, незадолго до кровопролития в Вильнюсе, он опять возвращается в Литву. Когда в январе там пролилась кровь, американский разведчик был военным советником литовского парламента и постоянно находился в здании Верховного Совета, координируя оттуда действия боевиков.

Как видим, на протяжении всей своей истории американское «разведывательное сообщество» не ограничивалось сбором информации о Советской России, но всегда активно вмешивалось во внутренние дела нашей страны, пытаясь, по мере возможности, спровоцировать и максимально усилить неблагоприятные для русского народа тенденции. Хоть не ЦРУ было главным виновником развала СССР, оно сделало все, что от него зависело, чтобы этот крах наступил. Правда, ни Рейган, ни Кейси не дождались, пребывая на своих постах, распада Советского Союза, на который они потратили так много сил.

Раннеперестроечный диссидентский психоз по поводу всевидящего ока органов был лишь слабым отражением, тенью тени того, что творилось в Америке 50-х годов. Агентов КГБ видели везде, «рука Москвы» тянулась из-за каждой двери. И, наряду со знаменитым Маккарти, свой неоценимый вклад в создание обстановки сумасшедшего дома внес начальник Управления контрразведки ЦРУ Джеймс Энглтон.

Джеймс Энглтон, сын кавалерийского офицера-янки и очаровательной мексиканки, в молодости обожал поэзию, издавал литературный журнал, выращивал орхидеи и увлекался рыбалкой. Позже романтический юноша отдал свое сердце секретной службе. Это была не работа, не увлечение – это была любовь на всю жизнь. Во время Второй мировой войны Энглтон служил в рядах секретной службы США в Италии, где занимался обнаружением и нейтрализацией вражеской агентуры. Способного молодого офицера заметили. Вскоре после войны он был принят на службу в ЦРУ.

За какие-то шесть лет Энглтон сделал головокружительную карьеру, став главой внешней контрразведки ЦРУ, то есть фактически вторым человеком в управлении. Его отношение к делу определяется одним словом: это был фанатик. Фанатичный приверженец своего ведомства и столь же фанатичный враг СССР. Даже в 60-е годы критическое слово, сказанное в кабинетах ЦРУ по поводу Маккарти и маккартизма, могло стоить неосторожному сотруднику многих неприятностей. А отношения с Даллесом, другом и единомышленником, а позднее почти столь же теплое расположение друга и последователя Даллеса, главы ЦРУ Хелмса создали Энглтону совершенно исключительное положение в ведомстве. Он стал практически никому не подконтролен и мог посвятить всего себя борьбе за чистоту рядов ЦРУ. А враг был рядом, враг коварный и вездесущий – КГБ.

На беду Центрального разведывательного управления, в декабре 1961 года в посольстве США ЦРУ в Хельсинки пришел и попросил политического убежища майор КГБ Анатолий Голицын. Человек этот был известен ЦРУ: Голицына перевезли в Штаты и приступили к допросам. В свою очередь, перебежчик потребовал немедленной встречи с президентом Кеннеди и 15 миллионов долларов на создание фонда своего имени с целью свержения советского режима. В заключении психиатра ЦРУ было сказано, что Голицын – параноик и страдает манией величия.

Когда американские спецслужбы потеряли к нему интерес, он обратился к британской контрразведке. По его заявлениям выходило, что английские .спецслужбы буквально нашпигованы «кротами» – агентами КГБ. Никаких конкретных сведений он не дал, однако намекнул, что один из высокопоставленных чинов МИ-5 – агент Москвы, вследствие чего был замечен Энглтоном, который снабдил Голицына всеми необходимыми материалами, вплоть до секретных досье советского отдела.

И Голицын развернулся. КГБ был всюду. Охлаждения отношений СССР с Югославией и Китаем было мистификацией КГБ, чтобы обмануть Запад. В самой Москве всей жизнью управлял некий «внутренний КГБ», о котором не знали даже советские спецслужбы, но почему-то знал Голицын. Британская и французская спецслужбы были пронизаны агентурной сетью под кодовым названием «Сапфир». Что же касается самого ЦРУ, то оно было буквально нашпиговано агентурой.