Поворот от сотрудничества к конфронтации был обусловлен объективно, уже самой, расстановкой сил в американской элите. Но, как это часто бывает, глубокие объективные причины проявлялись субъективным образом. В то время роль субъективного фактора сыграл вышеупомянутый помощник президента Картера по вопросам национальной безопасности Збигнев Бжезинский. Потомственный польский аристократ, он, кроме фамилии, унаследовал от своих предков также и традиционную польскую нелюбовь к России и русским. Это качество оказалось востребованным в США. Благодаря поддержке Рокфеллера, Бжезинский входит в ближайшее окружение президента и постепенно начинает оказывать гораздо большее влияние на формирование американской внешней политики, чем даже сам госсекретарь, занимавшийся этим по должности. Благодаря усилиям Бжезинского, в американском антисоветизме существенно усилился русофобский элемент. И ни для кого не было секретом, какой именно народ обеспечивает мощь и сплоченность бывшей Российской империи. Но к 1980 году Вашингтон стал проводить новую политику, которая, как писал американский журналист Д. Чейс, была направлена «скорее против русской нации, чем против всемирной коммунистической идеологии». Безусловная заслуга в этом принадлежит помощнику президента.

Но начал он не с этого. Бжезинский начал постепенно внушать всем и каждому в администрации, а в первую очередь президенту, что необходимо отказаться от чрезмерного упора на американо-советские отношения и что ни в коем случае нельзя превращать Советский Союз в центральный элемент американских интересов в мировой политике. Это выглядело прилично и даже разумно. Впрочем, особо своей заветной цели он никогда не скрывал и охотно выражал излюбленной формулой, краткой и точной: «Россия должна быть раздробленной и находиться под опекой». Расчленение Советского Союза любой ценой и под любым предлогом – в этом было кредо Бжезинского.

Легко сказать – но как сделать? Надежды на разрушение могущественной сверхдержавы основывались на многонациональном характере населения СССР, и на постепенном снижении в нем числа русских. В этих целях следовало всячески поощрять политическую активность нерусских народов. В записке для госдепартамента Бжезинский писал: «Децентрализовать империю [советскую] – значит вызвать ее распад… и любая значительная децентрализация – даже исключительно в экономической сфере – усилит потенциальные сепаратистские настроения среди граждан Советского Союза нерусской национальности. Экономическая децентрализация будет неизбежно означать политическую децентрализацию».[194]

Подлинное отношение Бжезинского к русскому народу вырвалось наконец наружу во время одного совещания 1977 года, о котором поведал западногерманский журнал «Шпигель». На сверхсекретном заседании в подземной оперативной комнате Белого дома ему объясняли американский стратегический план ведения ядерной войны против СССР: сначала удар должен быть нанесен по советским ядерным силам, чтобы максимально ослабить мощь ответного удара, затем по обычным вооруженным силам, а потом по промышленным целям. План был составлен безупречно с точки зрения военной стратегии, но бывший польский аристократ остался недоволен.

– А где критерии уничтожения русских? – спросил он. После нескольких секунд удивленного молчания докладчик попытался объяснить помощнику президента, что советские города и проживающее в них гражданское население не рассматриваются «единым планом» как отдельные цели. Но поскольку большинство промышленных объектов расположено в городах, автоматически вместе с ними будет уничтожена и значительная часть советских граждан.

– Нет, нет, нет! – вскричал Бжезинский. – Я имел в виду отнюдь не всех советских граждан. Я имею в виду только русских.

Поскольку докладчик был изумлен до глубины души, Бжезинский снизошел и разъяснил ему суть своей позиции:

– Русские господствуют в Советском Союзе, русские – враги, если мы хотим предотвратить войну, то следует запугать русских. Если же система сдерживания не сработает, необходимо убивать прежде всего русских. Если убивать русских именно за то, что они русские, то можно было бы ускорить распад русской империи.[195]

Американцы были удивлены этим «моментом истины». Но для русского историка тут ничего необычного нет. Даже став американцем, помощник президента остался в душе польским шляхтичем и теперь навязывал свою наследственную русофобию американской политике. Причем успешно. Завороженные и просветленные идеями тотального геноцида русских, стратеги из Пентагона, пишет «Шпигель», начали разрабатывать новые формы ядерной войны, которая не просто бы превратила Советский Союз в «сплошную мусорную свалку», но и привела бы к расколу между его народами и уничтожению политической системы. В их глазах эта война приобретала даже некоторые гуманные черты, поскольку в ходе предполагалось убивать не всех, а по возможности не трогать союзные государства и нерусские народы СССР. Конечно, последние должны были заслужить себе жизнь, подняв восстание против русских.

Ученые и военные быстро откликнулись на новый социальный заказ. Профессор Калифорнийского университета Г. Гертнер в 1981 году писал: «Во Второй мировой войне многие окраинные республики хорошо выполнили функцию буфера, приняв на себя первоначальный ущерб, который нес вермахт. В ядерной войне случится противоположное. Немедленные и концентрированные разрушения будут нанесены центральным районам Великороссии». Разработчики геноцида старались учесть, по возможности, все: «Есть важные соображения с точки зрения климата. Ветры понесут продукты радиации на самые густонаселенные районы России. С ноября по март ветры преимущественно дуют с юга и запада в их направлении, а с апреля по октябрь – с севера и запада также к этим центрам. Это увеличивает опасность сильного радиоактивного заражения, ибо направления ветров локализируют его. Коротко говоря, направления ветров на протяжении всего года гарантируют, что первоначальная радиация (особенно смертоносная) покроет наиболее густозаселенные районы».[196] И все во имя «прав человека»!

Тем не менее процесс разоружения имел свою инерцию, и после многочисленных советско-американских переговоров и консультаций Брежнев и Картер наконец в июне 1979 года подписали договор о разоружении ОСВ-2. Нечего и говорить, что этому изо всех сил противился Бжезинский, который упорно пытался увязать глобальные вопросы ракетно-ядерного разоружения с разными, явно Второстепенными на их фоне, проблемами. Бывший госсекретарь Картера Вэнс в своих мемуарах прямо пишет, что Бжезинский саботировал его попытки добиться улучшения отношений с СССР. В деле с ОСВ-2 ему всячески помогал тогдашний директор ЦРУ Тэрнер. Его возражения против тех или иных положений договора основывались, как правило, на том доводе, что невозможно обеспечить контроль за его исполнением «национальными американскими средствами». Когда же договор ОСВ-2 был все-таки подписан, Бжезинский активней всех включился в кампанию против его ратификации сенатом США.

Подлинный подарок потомку польских аристократов сделало само советское руководство. Оно успешно повторило американскую ошибку с Вьетнамом и ввело войска в Афганистан. Забыв о бревне в собственном глазу (не прошло и пяти лет с момента окончания вьетнамской войны), вашингтонская администрация немедленно развязала истеричную пропагандистскую кампанию по поводу «советского Вторжения в Афганистан» и с готовностью ухватилась за новый предлог для ликвидации процесса разрядки и разоружения. Подавляющая часть американской элиты с радостью вернулась к «эре конфронтации», решив еще раз опробовать метод «тотального» наступления на Советский Союз и социалистический лагерь, по возможности, во всех без исключения областях. Своего апогея эта политика достигла при Рейгане, но перелом начался уже в конце президентства Картера.