Долго вели насъ разными улицами и переулками, тишину коихъ нарушалъ время отъ времени только дѣтскій шумъ въ мехтебахъ, но ни торговли, ни бойкаго движенія не замѣчалось. Это служило прямымъ указаніемъ, что мы все болѣе и болѣе удаляемся отъ городскаго центра. Но вотъ наконецъ провожатые наши остановились предъ каменнымъ заборомъ, въ которомъ находилась двустворчатая деревянная дверь, и объявили: «здѣсь!»
Мы слѣзли съ лошадей и, пройдя въ дверь, очутились предъ небольшою мечетью, двѣ стѣны коей охватывала широкая крытая веранду (айванъ) на рѣзныхъ деревянныхъ колоннахъ, окаймленная рѣшетчатою балюстрадой.
Мулла-мутевали, который жилъ на томъ же дворѣ въ отдѣльной мазанкѣ, отперъ намъ одну изъ тяжелыхъ узорчаторѣзныхъ дверей и мы вошли въ роскошно отдѣланную свѣтлую мечеть, гдѣ мехрабъ (горнѣе мѣсто), каѳедра, куполъ, потолки и стѣны были покрыты мелкими арабесками и надписями изъ отлично сохранившейся мозаики. Полъ и настѣнныя панели, составленныя въ шашку изъ осьмигранныхъ большихъ и четырехгранныхъ меньшихъ капель синяго (ультрамариноваго оттѣнка) и темнозеленаго цвѣтовъ, блистали своею свѣжестью, словно бы только вчера вышли изъ-подъ руки мастера. А между тѣмъ вся эта прелесть существуетъ уже третье столѣтіе и, что всего удивительнѣе, не въ примѣръ прочимъ успѣла какими-то судьбами сполна сохраниться въ своемъ первоначальномъ видѣ, а это здѣсь величайшая рѣдкость. Подборъ мозаичныхъ колеровъ и сочетаніе узоровъ съ архитектурными линіями таковы, что ничто не рѣжетъ въ нихъ глазъ, ничто не выдается, не кричитъ, а между тѣмъ въ цѣломъ являетъ собого какой-то мягкій успокоительный колоритъ, назвать который въ точности я не умѣю: это нѣчто мечтательное, неопредѣленное, но необычайно пріятной для глаза. Таково по крайней мѣрѣ было мое первое впечатлѣніе, вынесенное изъ непродолжительнаго общаго осмотра. Чтобы въ точности опредѣлить краски и характеръ деталей, надо было бы разсматривать все это отдѣльно и подробно; мы же оставались въ мечети не болѣе десяти минутъ. Но я не жалѣю объ этомъ: я не знаю ея подробностей, за то цѣльное сохранилось у меня ея общее впечатлѣніе, полное неуловимой гармоніи. Десяти тысячъ человѣкъ однакоже мечеть никоимъ образомъ не могла бы совмѣстить не только внутри, но и на всей прилегающей мѣстности. Я думаю, что едва ли бы помѣстилась въ ней и тысяча. Эта очевидная несообразность навела насъ на сомнѣніе, точно ли показали намъ Баляндъ, а не какую-либо другую месджиди. Но приставъ, да и всѣ присутствовавшіе удостовѣряли, что это именно и есть месджиди Баляндъ и что другой такого же наименованія въ Бухарѣ не имѣется.
— Но гдѣ же тутъ умѣщается десять тысячъ народу?
— Нигдѣ, да и не можетъ столько умѣститься.
— Но вѣдь это ваша главная городская мечеть?
— Которая? эта?… Нѣтъ, главную мы давно уже проѣхали.
Оказалось, что та въ центрѣ города и называется месджиди Калянъ (великая), или иначе Кокъ-гумбезъ (голубой куполъ).
Тутъ только разъяснилось наше недоразумѣніе, и мы пустились въ обратный путь ко главной, или великой мечети. Пришлось возвращаться почти къ самому Заргеряну, въ сосѣдствѣ съ коимъ она находится.
Какъ разъ напротивъ главнаго портала месджиди Калянъ высится порталъ обширной медрессе Миръ-Арабъ. Оба зданія стоятъ на продлинноватой площади; но весьма широкая и высокая кирпичная терраса, что разстилается предъ порталомъ Миръ-Араба и тянется во всю длину площади, съуживаетъ эту послѣднюю до ширины обыкновенной улицы, и чтобъ удобнѣе окинуть взглядомъ главный фасадъ месджиди Калянъ, надо взобраться на террасу и отойти къ порталу Миръ-Араба, а еще лучше подняться на плоскую кровлю праваго крыла этой медрессе. Отсюда вполнѣ открывается высокій продлинноватый фронтонъ въ формѣ четырехъугольника, весь облицованный разноцвѣтными кафлями. Продольные бока его обрамляются двумя широкими плоскими пилястрами, раздѣленными поперекъ на пять равныхъ частей, обведенныхъ бордюрами, и въ каждой изъ нихъ обчерчено по одной фальшъ-нишѣ, слегка заостренной кверху. Площади этихъ фальшь-нишъ продольно покрыты зигзаговидными узорами, контуры коихъ ближе всего можно бы сравнить съ цѣпью бубновыхъ троекъ, а внутри ихъ располагаются мелкія арабески. Въ общемъ вся эта кафельная мозаика походитъ на громадный пестрый коверъ, прорѣзанный по срединѣ высокою и тоже слегка заостренною нишей портала, въ глубинѣ которой темнѣетъ открытый портикъ такой же формы, но меньшихъ размѣровъ, ведущій въ притворъ мечети. Боковыя крылья зданія на три пятыхъ ниже фронтона и представляютъ собою галлерею нишъ такой же формы, отдѣленныхъ одна отъ другой плоскими пилястрами, вдоль которыхъ идутъ такіе же зигзаговидные узоры, какъ и на главныхъ пилястрахъ. Порталъ своею вышиной совершенно маскируетъ тамбуръ высокаго купола, находящійся позади его надъ центральною частью мечети, такъ что надъ верхнимъ его карнизомъ вы видите въ перспективѣ только голубую шапку этого купола въ формѣ азiятскаго шлема, какъ бы висящую въ воздухѣ. Внѣшній видъ месджиди Калянъ, благодаря ея куполу и продлинноватой вышинѣ портала, въ общемъ производитъ своеобразное и очень эффектное впечатлѣніе массивности, соединенной съ легкостью: это нѣчто монументальное, но въ то же время какъ бы несущееся вверхъ, въ небесныя выси.
Къ сожалѣнію, намъ не удалось проникнуть внутрь мечети. Когда мы изъявили на то желаніе, мнѣ показалось, что нашъ приставъ, какъ будто нѣсколько замялся, но затѣмъ, сейчасъ же сообразивъ что-то, сказалъ, что постарается устроить это дѣло и съ поспѣшностью самъ пошелъ куда-то разыскивать муллу-мутевалія. Минутъ пять спустя онъ возвратился и, съ видомъ притворнаго сожалѣнія, извиняясь объявилъ, что къ крайней его досадѣ мутевалія нѣтъ дома — ушелъ-де не то въ гости, не то на базаръ и ключи унесъ съ собою, и когда вернется домой — неизвѣстно. Очевидно, это была только наскоро придуманная отговорка, а сущность въ томъ, что приставъ стѣснялся ввести въ мечеть кяфыровъ на глазахъ у всей правовѣрной базарной публики, среди которой всегда шатается множество всевозможныхъ дувана и каляндарей, которые легче легкаго могли бы изъ-за этого поднять въ толпѣ ропотъ на правительство за допущеніе такого поруганія религіи.
При месджиди Калянъ, на той же площадкѣ, находится круглая столпообразная башня манари Калянъ — великій минаретъ. Она построена изъ жженыхъ кирпичей, оттѣнки коихъ подобраны такимъ образомъ, что изъ нихъ выходятъ разные узоры. Минаретъ стоитъ въ концѣ узенькой площадки, вымощенной ровными каменными плитами, и имѣетъ въ окружности при основаніи 35 шаговъ, а высоты 70 гязей, или 87.5 арш.[165] но высота эта значительно скрадывается ближайшимъ сосѣдствомъ съ обѣихъ сторонъ такихъ высокихъ и громадныхъ зданій, какъ месджиди Калянъ и Миръ-Арабъ. Надъ верхнимъ карнизомъ минарета устроена кирпичная вышка съ четырьмя продлинноватыми окнами, изъ которыхъ по пятницамъ четыре муэдзина въ одинъ голосъ кричатъ призывъ къ молитвѣ на всѣ четыре страны свѣта. Но въ то же время эта самая вышка служитъ еще и для другой, вовсе уже не божественной цѣли: съ нея по пятницамъ иногда свергаютъ внизъ головой преступниковъ, приговоренныхъ къ этому роду казни. Палачъ ставитъ осужденнаго на подоконникъ, скручиваетъ ему веревкой руки назадъ, туго связываетъ у щиколокъ ноги, затѣмъ даетъ хорошій подзатыльникъ, и человѣкъ летитъ на мостовую. Послѣдняя изъ такихъ казней, говорятъ, была совершена въ 1871 году надъ двумя разбойниками.
Хотѣли мы было съ высоты манари Каляна полюбоваться общимъ видомъ города a vol d'oiseau, но… оказалось, что ключи все у того же мутевалія, который ушелъ не то на базаръ, не то въ гости, а дѣло въ томъ, что всходить на эту вышку, какъ узнали мы потомъ, имѣютъ право только муллы главной городской мечети да палачи его высокостепенства.
Отъ месджиди Калянъ препроводили насъ въ сѣверо-восточную часть города, гдѣ находится Гузари-Писянъ, или иначе Махала-Писъ — кварталъ прокаженныхъ, который намъ хотѣлось видѣть тоже какъ одну изъ мѣстныхъ достопримѣчательностей.
