И вотъ ровно въ восемь часовъ утра Остана-Куль-бій изволилъ къ намъ пожаловать въ сопровожденіи многочисленной конной и пѣшей свиты. На немъ былъ форменный халатъ изъ индійской мелкотравчатой парчи, и бѣлая кашмирская шаль въ видѣ чалмы пышно обвивала его голову. Это очень еще молодой человѣкъ, не только весьма красивой, но и пріятной наружности, съ небольшою темною бородкой, здоровымъ и матовымъ цвѣтомъ лица, открытою улыбкой и добрыми карими глазами. Въ типѣ лица — ничего тюркскаго, напротивъ, это чистѣйшій иранскій типъ, и нѣтъ сомнѣнія, что перенеси судьба этого юношу въ Европу, вотъ такъ, какъ онъ есть, въ этомъ самомъ костюмѣ, онъ пользовался бы громаднымъ успѣхомъ у женщинъ. Намъ же достаточно было взглянуть на это юное, чистосердечное лицо, чтобъ убѣдиться окончательно, что самъ Остана-Куль ровно ни причемъ въ происшедшемъ недоразумѣніи, что онъ тутъ не болѣе, какъ жертва политиканства своихъ совѣтниковъ, черезчуръ уже перетонившихъ дипломатическіе фокусы восточной политики.
Князь, протянувъ ему руку, очень любезно пригласилъ его садиться; а совѣтники остались стоя у дверей, гдѣ и пребывали все время въ нѣсколько согбенныхъ позахъ, сложивъ на животъ руки, что по восточному этикету выражаетъ высокую степень почтительности.
Бекъ началъ прямо и просто съ извиненія въ своей ошибкѣ, за которую онъ принимаетъ всю вину исключительно на себя, и прибавилъ, что князь вѣроятно будетъ къ нему снисходителенъ, если приметъ во вниманіе, что онъ, Остана-Куль, не могъ еще усвоить себѣ надлежащей опытности въ дѣлахъ этого рода, потому что еще такъ недавно посаженъ на бекство и къ тому же ни разу доселѣ не имѣлъ дѣла съ представителями иностранныхъ государствъ, но что онъ всегда привыкъ чтить въ душѣ великую сосѣднюю державу и т. д., словомъ, проситъ простить ему сдѣланную неловкость.
Князь отвѣчалъ, что съ той минуты, какъ онъ видитъ Остана-Куль-бія у себя, въ его сердцѣ не остается къ нему ничего кромѣ искреннихъ чувствъ расположенія и пріязни.
Молодой человѣкъ поблагодарилъ, но намекнулъ при этомъ, что его тревожитъ одно обстоятельство, а именно: какъ посмотрятъ на все это дѣло хазретъ и кушъ-беги, когда оно дойдетъ до ихъ свѣдѣнія.
Князь утѣшилъ его и въ этомъ отношеніи, сказавъ, что если кушъ-беги спроситъ, то онъ ему заявитъ, что не считаетъ самого Остана-Куль-бія виновнымъ въ происшедшемъ недоразумѣніи, и что такое заявленіе въ сущности ни мало не будетъ противорѣчить его собственному внутреннему убѣжденію, а потому еслибы понадобилось, то готовъ въ этомъ же смыслѣ ходатайствовать за него особымъ письмомъ и предъ высокостепеннымъ эмиромъ.
Когда маіоръ Байтоковъ переводилъ эти слова, видно было какъ съ лица молодого человѣка слетаетъ послѣднее облако тревоги и сомнѣній. Но за то, Боже мой, какъ снова испуганно вытянулись и поблѣднѣли лица сѣдобородыхъ совѣтниковъ! Почтительное согбеніе ихъ дошло при этомъ до высшей степени своей выразительности, а въ глазахъ читалось тоскливо тревожная мольба о пощадѣ. Замѣтивъ это, князь прибавилъ, снисходительно скользя по нимъ взглядомъ, кто вообще если понадобится, то онъ попроситъ, чтобы все случившееся осталось для всѣхъ безъ особенно печальныхъ послѣдствій, такъ какъ не желаетъ быть причиной ничьего горя.
Физіономіи совѣтниковъ успокоились; у каждаго изъ нихъ вырвалось изъ души по одному вздоху облегченія, и лишь позы почтительнаго согбенія остались безъ перемѣны.
Послѣ этого со стороны бека послѣдовалъ вопросъ, всѣмъ ли мы довольны, хорошо ли намъ у него угождаютъ и проч.
Отвѣтъ на это былъ оттѣненъ княземъ въ томъ смыслѣ, что и сегодня, какъ позавчера, онъ можетъ лишь повторить одно: какъ гости эмира, мы повсюду встрѣчаемъ, въ силу распоряженія о томъ его высокостепенства, столько вниманія, предупредительности и радушія, что можемъ только быть ему чрезвычайно признательными за все это.
Тутъ бекъ обратился къ князю съ просьбой замедлить нѣсколько отъѣздъ посольства, чтобы сдѣлать ему честь своимъ посѣщеніемъ. Но князь ему отказалъ, со всею впрочемъ любезностію, какая лишь была возможна въ данномъ случаѣ. И хотя бекъ послѣ того еще дважды принимался повторять свою просьбу, такъ какъ для него послѣ вчерашняго «наѣданья грязью» было бы въ глазахъ «базара» чрезвычайно важно наше посѣщеніе, тѣмъ не менѣе князь остался при своемъ любезномъ, по твердомъ отказѣ и подалъ беку знакъ, что пора кончить аудіенцію.
При выходѣ изъ пріемной комнаты, Остана-Куль-бію были поднесены подарки и, между прочимъ, атласный халатъ зеленаго цвѣта, особо почитаемаго въ мусульманствѣ, какъ цвѣтъ Пророка, а чрезъ нѣсколько минутъ бекскіе джигиты привели во дворъ очень хорошихъ лошадей подъ богатыми попонами и отвѣтные подарки, заключавшіеся по обыкновенію въ тюкахъ съ халатами. И вдругъ — верхъ предупредительности и любезности! — тутъ же является одинъ изъ сѣдобородыхъ совѣтниковъ и заявляетъ съ обычными жестами высокой почтительности, что его достойно уважаемый бекъ желалъ бы лично сопровождать посольство и ожидаетъ на этотъ предметъ приказаній князя. Но посолъ приказалъ поблагодарить бека за его любезное предложеніе, замѣтивъ, что не видитъ никакой надобности причинять ему лишнія хлопоты.
Ровно въ половинѣ девятаго часа утра, какъ и было назначено, посольство выѣхало со двора. Поѣзду нашему до самой границы городскихъ предмѣстій предшествовало верхами нѣсколько мѣстныхъ, городскихъ и бековскихъ чиновниковъ, изъ коихъ двое назначены были сопровождать насъ до Бухары, и одинъ изъ этихъ двухъ, сѣдобородый хрипунъ, именно и стоялъ во главѣ неудачныхъ совѣтниковъ юнаго бека.
Отъ посольскаго дома, находящагося въ нѣсколькихъ шагахъ отъ базара, то есть почти въ центрѣ города, мы сдѣлали не менѣе пяти верстъ, пока доѣхали до послѣднихъ городскихъ строеній. Улица, по которой слѣдовалъ нашъ поѣздъ, достаточно просторна и содержится довольно чисто. Попадалось на ней не мало двухъэтажныхъ домовъ съ балконами и, что въ особенности оригинально, съ наружными каминами, расположенными у входовъ, на верандахъ нижнихъ этажей. Но такіе камины, впервые замѣченные нами только въ этомъ городѣ, являлись по большей части принадлежностью или чайныхъ домовъ и харчевенъ, или вообще какихъ нибудь ремесленныхъ заведеній. Отдѣльныя строенія нерѣдко перемежались участками садовъ и плантанцій, гдѣ воздѣлываются тутъ (шелковица), табакъ и хлопчатникъ, а между деревьями преобладаютъ фруктовыя, въ особенности урюкъ, но есть не мало и тополей, карагачей, чинаровъ и талу.
Собственно городъ, въ базарномъ смыслѣ, кончается у берега Кашка-Дарьи, до которой отъ посольскаго дома около двухъ верстъ. Въ рѣкѣ замѣтны два быстрыя теченія: одно направляется вдоль лѣваго, другое вдоль праваго берега; середина же рѣки мелководна, и теченіе тамъ значительно тише. Ширина рѣки, въ томъ мѣстѣ, гдѣ мы черезъ нее переѣхали по мосту, равняется приблизительно саженямъ пятидесяти. Мостъ этотъ, на деревянныхъ сваяхъ о девяти пролетахъ, напоромъ весеннихъ водъ сноситъ ежегодно; причемъ береговые жители обязательно ловятъ бревна и прочій строительный матеріалъ и сдаютъ его въ казну, а казна ежегодно на счетъ каршинскихъ жителей приступаетъ къ постройкѣ моста съ полнымъ убѣжденіемъ, что онъ весь, за исключеніемъ свай, непремѣнно будетъ снесенъ въ слѣдующую весну. Примѣръ замѣчательно упорной настойчивости, ибо въ сущности гораздо дешевле стоило бы построить разъ навсегда прочный каменный мостъ, на болѣе высокихъ устояхъ, чтобы вода не достигала настилки, чѣмъ ежегодно тратить на него и деньги, и обязательный трудъ населенія, причемъ городъ въ теченіе шести, восьми недѣль не имѣетъ сообщенія съ зарѣчною стороной иначе, какъ въ бродъ, для чего нужно дѣлать очень дальніе объѣзды. За мостомъ городъ еще продолжается, но уже утрачиваетъ торговый характеръ. Здѣсь пошли главнѣйшимъ образомъ сады, среди которыхъ тамъ и сямъ виднѣются жилища. Это уже, собственно говоря, предмѣстіе, но заселенное довольно густо. Арыки въ достаточномъ количествѣ изрѣзываютъ весь районъ городской осѣдлости; нѣсколько изъ нихъ пересѣкало нашъ путь, а одинъ, обсаженный молодымъ таломъ, долго тянулся вдоль той улицы, но которой мы ѣхали. Мѣстами любопытный народъ собирался вдоль стѣнъ и заборовъ въ небольшія толпы и степенно глазѣлъ на нашъ поѣздъ; многіе въ знакъ почтенія прижимали въ животу сложенныя руки.
