Эмиръ, глубоко потупивъ глаза, отвѣчалъ вполнѣ офиціальнымъ тономъ, что съ его стороны и не можетъ быть иныхъ чувствъ по отношенію къ представителю власти великаго Бѣлаго Царя и что онъ во всемъ, что лишь будетъ зависѣть отъ его доброй воли, всегда постарается поддержать на надлежащей высотѣ эти добрыя чувства и отношенія. Затѣмъ освѣдомился о здоровьѣ Государя Императора и, получивъ отвѣтъ, что, судя по послѣднимъ извѣстіямъ, Его Величество, благодаря Бога, находится въ совершенно добромъ здравіи, выразилъ упованіе, что Богъ на многіе и многіе еще годы сохранитъ его здравымъ и бодрымъ на счастье и радость не только его могущественной державы, но и для мирнаго процвѣтанія подъ его сѣнію преданныхъ ему сосѣдей.
Послѣ этого спросилъ онъ о здоровьѣ генералъ-губернатора, а затѣмъ и о томъ, хорошо ли мы доѣхали и всѣмъ ли остались довольны. Получивъ на все это утвердительные отвѣты, эмиръ сказалъ, что онъ уже распорядился, чтобы намъ были предоставлены всевозможныя въ Шаарѣ удобства и удовольствія, и чтобы всѣ наши желанія были предупреждаемы; если мы захотимъ осмотрѣть городъ, базары, войска намъ будутъ предоставлены къ тому всѣ средства. Послѣ этого онъ выразилъ надежду, что мы, вѣроятно, не откажемся пожить у него въ гостяхъ подольше, дабы доставить ему пріятную возможность видѣться съ нами еще нѣсколько разъ и переговорить о кое-какихъ дѣлахъ, а пока пожелалъ намъ поболѣе веселиться и съ этими словами поднялся съ мѣста, давая тѣмъ понять, что аудіенція кончена.
Одновременно съ нимъ поднялись и мы всѣ разомъ и отдали ему поклонъ, послѣ чего поочередно подошли къ нему для пожатія руки, а затѣмъ послѣдовали вторичный поклонъ и общее отступленіе или, вѣрнѣе сказать, пяченье затылкомъ къ дверямъ, гдѣ у самаго порога снова поклонъ, третій о послѣдній.
На террасѣ встрѣтили насъ съ радостно привѣтственными улыбками и безмолвными поздравленіями придворныя лица, оставшіяся при началѣ аудіенціи за дверями. Тутъ уже намъ не нужно было болѣе пятиться; но за то этотъ мудреный способъ отступленія (отъ котораго, замѣчу въ скобкахъ, русскіе послы, на основаніи прежнихъ примѣровъ, легко могли бы и освободить себя) сполна приняли на себя наши провожатые. И надо было видѣть съ какимъ неподражаемымъ искусствомъ и ловкостью всѣ эти удайчи, шигаулы и прочіе соскользнули, не оборачиваясь, съ довольно высокихъ ступеней террасы и какъ проворно, мелкими и быстрыми шажками, пятились они предъ нами чрезъ весь дворъ, сохраняя свои почтительно согбенныя позы со сложенными на животѣ руками, и время отъ времени сопровождая это отступленіе глубокими поклонами въ сторону пріемной залы, хотя ни на террасѣ, ни въ дверяхъ эмиръ вовсе не показывался. Но это все равно: по здѣшнему этикету достаточно уже его присутствія въ стѣнахъ дворца, чтобы подданные хазрета не смѣли удаляться съ «ишкери» иначе, какъ «обративъ лицо и сердце туда, гдѣ находится незримое солнце», то есть ихъ повелитель.
Подъ акъ-сарайскими воротами, пожимая намъ руки, они еще разъ и теперь уже словесно поздравили насъ съ «благополучнымъ» окончаніемъ селяма и съ «милостію» хазрета. При такомъ курьезномъ поздравленіи на моемъ лицѣ невольно выразилось недоумѣніе, и я вопросительно взглянулъ на маіора Байтокова — правильно ли онъ переводитъ? Какое же тутъ могло бы быть для насъ «неблагополучіе»? Но оказалось, что это не болѣе какъ обычная, хотя въ данномъ положеніи и вовсе неумѣстная форма любезности, употребляемая бухарскими придворныыи въ подобныхъ случаяхъ. Шутники, ей-Богу!..
Выйдя на передній дворъ, мы, по приглашенію токсабы, повернули налѣво въ особый дворикъ, гдѣ живетъ Остана-Куль, перваначи, онъ же и бекъ шаарскій. Вышелъ онъ въ намъ на встрѣчу въ роскошнѣйшемъ халатѣ изъ очень дорогой индійской парчи, подпоясанный кашмирскою шалью, съ кашмирскою чалмой на головѣ, и пригласилъ насъ въ свою «михманъ-хане» (пріемную гостиную) къ достархану.
За завтракомъ разговоръ коснулся отчасти политики, а именно, перваначи высказалъ пожеланіе, чтобы дружба Россіи къ Бухарѣ оставалась неизмѣнною, такъ какъ маленькая Бухара очень нуждается въ покровительствѣ великой Россіи для спокойной жизни, и что никто, конечно, не осмѣлится занести на нее руку, если будетъ знать, что Россія всегда готова поддержать преданнаго ей маленькаго сосѣда. «И враги, и друзья у насъ могутъ быть только общіе», прибавилъ онъ въ заключеніе.
По окончаніи завтрака на дворъ привели верховыхъ лошадей въ бирюзовыхъ уздечкахъ и подъ богатыми бархатными попонами, и принесли нѣсколько связокъ съ халатами въ даръ отъ эмира членамъ посольства. Князю подвели двухъ лошадей, поднесли почетную саблю въ золоченыхъ ножнахъ и нѣсколько связокъ; остальнымъ — по одной лошади и по одной связкѣ. Послѣ этого перваначи предложилъ и отъ себя подарки, заключавшіеся также въ богато убранныхъ лошадяхъ и въ связкахъ съ халатами.
Въ числѣ подарочныхъ вещей эмира каждый изъ насъ нашелъ и по одному мѣховому халату, въ которыхъ мы узнали тѣ самые мѣха, на какихъ сидѣли во время аудіенціи.
Дѣло оказалось вотъ въ чемъ: на глаза хазрета никто не можетъ предстать иначе, какъ въ подобающемъ костюмѣ, то есть въ халатѣ, дабы непотребнымъ видомъ не оскорбить его священные взоры. Поэтому въ прежнія времена на представлявшихся ему пословъ приближенные его всегда накидывали жалованные почетные халаты, въ которыхъ послы и отбывали свою аудіенцію, и притомъ такой халатъ обыкновенно служилъ выраженіемъ или синонимомъ милости хазрета, безъ чего, конечно, никто не могъ сподобиться и его лицезрѣнія. Уже самое допущеніе иностранца къ такому лицезрѣнію считалось актомъ величайшей къ нему милости, а видимымъ изъявленіемъ оной служилъ халатъ. Этотъ стародавній обычай именно на томъ и основанъ, что не подобаетъ де повелителю правовѣрныхъ лицезрѣть кяфыра, одѣтаго въ неприличный костюмъ, а всякое одѣяніе, за исключеніемъ халата, почитается здѣсь неприличнымъ. Обрядъ накидыванія на плечи почетнаго халата, въ началѣ русско-бухарскихъ сношеній, послѣ покоренія Ташкента, пытались было здѣсь продѣлывать и съ нашими послами, пока высокостепеннону эмиру не было выяснено, что на мундиръ и эполеты, пожалованные Императоромъ Всероссійскимъ не можетъ быть никѣмъ надѣто никакое постороннее украшеніе. Вслѣдствіе такого заявленія volens-nolens пришлось отказаться отъ продѣлыванія халатной церемоніи. Но какъ въ то же время отказаться эмиру отъ древняго обычая, установленнаго этикетомъ, не роняя передъ подданными своего достоинства? Вотъ и придумали нѣчто среднее, а именно, стали постилать почетные халаты на кресла и табуреты, на которыхъ должны сидѣть послы во время первой аудіенціи. При этомъ предполагается, что toutes les apparences sont sauvees, или какъ говорится, и овцы цѣлы, и волки сыты: жалованный халатъ не надѣвается на эполеты, но посолъ все же сидитъ на жалованномъ халатѣ, что и знаменуетъ, якобы халатъ надѣтъ на немъ. Вы скажете, что это совсѣмъ не одно и то же; но хитроумные персы, изъ коихъ состоитъ большинство придворнаго штата, подведутъ вамъ такой рогатый силлогизмъ, что по ихнему выйдетъ будто послѣднее совершенно тождественно съ первымъ. Тутъ дѣйствуетъ у нихъ аргументъ вотъ какого рода: положимъ, говорятъ они, если бы на послѣ былъ надѣтъ халатъ, то сидѣлъ ли бы посолъ на нѣкоторой части этого халата, и именно на изнаночной, подбитой мѣхомъ? А если сидѣлъ бы, то въ данномъ случаѣ посолъ садится какъ разъ на то самое мѣсто мѣховой подкладки, которое пришлось бы подъ сидѣньемъ, если бы халатъ былъ надѣтъ на немъ. А если это такъ, то не все ли равно, будетъ ли халатъ дѣйствительно накинутъ ему на плечи, или же только положенъ надлежащимъ образомъ на кресло? Тутъ все дѣло въ томъ, лишь бы былъ налицо фактъ сидѣнья на жалованномъ халатѣ, чѣмъ, съ одной стороны, щадится самолюбіе посла, а съ другой — удовлетворяется самолюбіе эмира. А эмирскіе публичные глашатаи все равно возвѣстятъ потомъ народу на базарахъ, что хазретъ, волей Аллаха, тогда-то принялъ милостиво русскихъ пословъ и отпустилъ ихъ съ почетными халатами и другими дарами. Народъ и будетъ знать, что почетные халаты пожалованы, а это все, что нужно.
