Когда мы разсѣлись за этимъ столомъ, старшему послу доложили, что Остана-Куль перваначи,[64] одинъ изъ приближеннѣйшихъ царедворцевъ эмира, высланный его высокостепенствомъ на встрѣчу посольству, проситъ позволенія представиться. О томъ, что перваначи будетъ ожидать посольство въ Урта-курганѣ, посолъ уже былъ предувѣдомленъ Рахметъ-Уллою, къ которому съ этимъ извѣстіемъ, еще на пути сюда, прискакалъ нарочный.
Князь Витгенштейнъ поспѣшилъ изъявить готовность сейчасъ же принять почтеннѣйшаго перваначи, — и въ ту же минуту вошелъ къ намъ благообразный и дородный мужчина хорошаго средняго роста, лѣтъ за пятьдесятъ, въ богатомъ халатѣ, расшитомъ золотою и серебряною нитью по темно-малиновому бархату, Затканая золотомъ бѣлая чалма и красивая хорасанская сабля дополняли его роскошный нарядъ. Вошелъ онъ свободною походкой, съ привѣтливою улыбкой въ лицѣ,—и во всей фигурѣ, во всемъ характерѣ его наружности какъ-то сразу сказывалось, что человѣкъ этотъ не только уменъ, но и знаетъ себѣ цѣну.
Началъ онъ рѣчь съ изъясненія, что посланъ высокостепеннымъ своимъ повелителемъ привѣтствовать отъ его лица высокихъ представителей Россіи, такъ какъ его высокостепенство очень озабоченъ узнать поскорѣе, все ли мы въ добромъ здоровьѣ и хорошо ли довезли насъ и достаточно ли заботились о насъ во время путешествія по его владѣніямъ.
На всѣ эти вопросы, конечно, послѣдовалъ утвердительный отвѣтъ въ наилучшемъ смыслѣ, съ добавленіемъ, что мы очень рады познакомиться съ достопочтеннѣйшимъ перваначи и надѣемся, что наше съ нимъ закомство не ограничится лишь настоящимъ офиціальнымъ свиданіемъ.
При этомъ князь предложилъ ему садиться, и перваначи занялъ первое мѣсто, въ креслѣ но правую его руку.
Въ то же время на улицѣ раздались звуки барабановъ и кавалерійскихъ трубъ, игравшихъ нѣчто въ родѣ нашего «похода».
Токсаба объяснилъ, что это почетный конвой, присланный высокостепеннымъ эмиромъ для сопровожденія посольства, отдаетъ должную по уставу воинскую почесть только что прибывшему Али-Мадату топчи-баши[65] и музыканты играютъ ему «встрѣчу».
Минуты двѣ спустя послѣдовалъ докладъ, что топчи-баши проситъ позволенія представиться главѣ русскаго посольства, и вслѣдъ затѣмъ въ залу вошемъ худощавый мужчина лѣтъ пятидесяти, съ лицомъ персидскаго типа, въ довольно высокой бобровой шапкѣ и въ темно-фіолетовомъ бархатномъ сюртукѣ мундирнаго персидскаго покроя. Рукава, грудь и полы его были украшены серебрянымъ шитьемъ, изображавшимъ длинные листья лилій; вдоль груди шли два ряда (по шести) гладкихъ мѣдныхъ пуговицъ; на плечахъ — серебряные витые эполеты со штабъ-офицерскими кистями; на поясной серебряной портупеѣ висѣла богатая кривая сабля въ золотыхъ ножнахъ, украшенныхъ бирюзой и сердоликами. Отрекомендовавшись князю, топчи-баши заявилъ, что присланъ своимъ высокимъ повелителемъ сопровождать посольство при въѣздѣ въ Шааръ во главѣ почетнаго гвардейскаго конвоя.
Подали чай — членамъ посольства въ стаканахъ, вставленныхъ въ серебряные подстаканники русской чеканной работы, а бухарскимъ сановникамъ — въ китайкихъ фарфоровыхъ чашкахъ безъ ушковъ и блюдечекъ, по мѣстному обыкновенію.
Занявъ второе мѣсто (подлѣ перваначи), топчи-баши заявилъ, что высокостененный эмиръ соизволилъ назначить намъ въ конвой сорокъ одного офицера изъ числа ротныхъ командировъ и двѣсти амальдоровъ, отборныхъ гвардейскихъ всадниковъ, въ чинѣ чора-баши (подпрапорщиковъ), а при нихъ военный хоръ изъ двадцати музыкантовъ. При этомъ топчи-баши со скромною улыбкой прибавилъ, что, конечно, это не то, что русская армія; что мы, безо всякаго сомнѣнія, привыкли къ виду далеко не такихъ войскъ, но… это-де все что есть у насъ лучшаго.
Князь поспѣшилъ завѣрить его, что напротивъ, насколько онъ, князь, до сихъ поръ слышалъ о бухарскихъ войскахъ, всѣ и всегда отзывались о нихъ съ большими похваламъ, и что теперь, слыша звуки ихъ музыки, онъ выражаетъ полную свою увѣренность, что войска бухарскія всегда будутъ достойными соратниками войскъ русскихъ, если Богъ сведетъ ихъ противъ какого-либо общаго врага, — потому что враги у насъ могутъ быть только общіе, — но что никогда и ни въ какомъ случаѣ, конечно, русскія и бухарскія войска не встрѣтятся болѣе другъ противъ друга.
Этотъ отвѣтъ очень понравился всѣмъ присутствовавшимъ бухарцамъ, видимо произведя на нихъ наилучшѣе успокоительное впечатлѣніе, не говоря уже о томъ, что онъ пріятно щекоталъ ихъ самолюбіе.
Допивъ свой чай, бухарскіе сановники вѣжливо поднялись съ мѣстъ, и въ лицѣ перваначи заявили, что не смѣютъ насъ долѣе безпокоить, такъ какъ мы, безъ сомнѣнія, хотимъ съ дороги закусить и нѣсколько отдохнуть; но что потомъ, когда вамъ пожелается продолжать путь, они въ полномъ своемъ составѣ будутъ къ нашимъ услугамъ.
Й затѣмъ сановники очень любезно откланялись.
Воспользовавшись ихъ уходомъ, мы вышли на балконъ, чтобы взглянуть на амальдоровъ, и сверхъ всякаго ожиданія намъ представилось зрѣлище довольно красивое. У подошвы кургана, прямо предъ воротами старой цитадели, стояли выстроившись конные музыканты въ зеленыхъ мундирахъ и высокихъ барашковыхъ шапкахъ. Между ними уморительны были только торчавшіе впереди всѣхъ два турецкіе барабана, приспособленные какимъ-то образомъ поперегъ сѣдла, такъ что барабанщикамъ приходилось сидѣть уже не въ сѣдлѣ, а на крупахъ своихъ лошадей. Изъ-за массивныхъ барабановъ едва лишь выглядывали ихъ островерхія шапки, да растопыренныя руки. Позади музыкантовъ стояла конная толпа офицеровъ, одѣтыхъ въ форменные чекмени, съ галунами и газырями на груди, покроемъ въ родѣ нашихъ конно-иррегулярныхъ кавказскихъ. На всѣхъ красовались серебряные кованые эполеты русскаго образца со штабъ-офицерскими кистями. Въ цвѣтѣ этихъ мундировъ замѣчалась нѣкоторая пестрота: у однихъ черные, у другихъ темно-синіе, у тѣхъ красные, у этихъ бирюзовые, зеленые, гороховые, сѣрые, чему соотвѣтствовалъ и цвѣтъ тульи на высокихъ островерхихъ шапкахъ изъ черной мерлушки. Подъ всѣми были хорошія верховыя лошади, отличавшіяся богатствомъ уборовъ, гдѣ не было недостатка въ наборномъ серебрѣ, бирюзѣ, шелковыхъ кистяхъ и расшитыхъ блестками бархатныхъ попонахъ.
Позади, подъ прямымъ угломъ въ этой красивой группѣ, стояли два эскадрона амальдоровъ на легкихъ лошадяхъ, преимущественно изъ породы карабагировъ. Эскадроны двухъ-шереножнаго строя съ замыкающими унтеръ-офицерами, подобно нашему, были выстроены въ дивизіонную колонну справа, и равненіе ихъ отличалось полною безукоризненностью. Карабины свои они держали въ правой рукѣ «на изготовку», уперевъ пятку приклада въ бедро и наклонивъ конецъ дула впередъ, совершенно такъ же, какъ держали у насъ свои винтовки горцы императорскаго конвоя. На правомъ флангѣ колонны были выстроены въ двѣ шеренги восемь трубачей въ зеленыхъ чекменяхъ и желтыхъ чембарахъ. Въ рядахъ же люди были одѣты въ бѣлые чекмени съ алыми воротниками, погонами и нагрудными кармашками; на ногахъ алыя чембары, заправленныя въ голенища высокихъ сапоговъ нашего же военнаго образца; головной уборъ — баранья шапка такой же формы, какъ и у офицеровъ, съ алою тульей. Что же до вооруженія, то увы! — оно далеко не блистало не только единообразіемъ, но и исправностію. При помощи бинокля я разглядѣлъ, что большинство, въ особенности въ переднихъ шеренгахъ и въ замкѣ, было вооружено пистонными карабинами, но въ заднихъ шеренгахъ попадались и кремневые, даже чуть ли не было фитильныхъ: что-то ужь очень на нихъ смахивали мелькавшія кое-гдѣ огнестрѣльныя дубины, ярко выкрашенныя сурикомъ. Одни изъ карабиновъ были длиниѣе, другіе короче; высовывались и просто длинныя семилинейныя ружья. Словомъ, тутъ былъ коллектированъ всякій арсенальный хламъ, случайно добытый съ разныхъ сторонъ и въ разное время. Замки на ружьяхъ тоже далеко не всѣ въ исправности: виднѣлись и такіе, что держались на своемъ мѣстѣ лишь при помощи ремешка или бичевки. Не было единообразія и въ холодномъ оружіи (каждый амальдоръ, кромѣ карабина, вооруженъ еще и саблей), между коимъ на половину встрѣчались кривые афганскіе и хорасанскіе клинки, на половину клычи, да попадались у иныхъ и англійскія, и русскія пѣхотныя, и кавалерійскія сабли, и казачьи шашки. Въ этомъ отношеніи всякъ молодецъ былъ на свой образецъ. Но единообразный нарядъ амальдоровъ, издали казавшійся очень красивымъ, ихъ прекрасныя легкія лошадки съ огонькомъ и эта стройность равненія производили на первый взглядъ очень благопріятное военное впечатлѣніе, и тѣмъ досаднѣе было глядѣть на такое безобразно сбродное вооруженіе отборной гвардіи бухарскаго владыки. Впрочемъ, какъ картинка, съ художественной точки зрѣнія, въ общемъ все это являлось весьма красивымъ. Жаль только, что такому зрѣлищу не соотвѣтствовала погода: мелкій непрерывный дождь, начавшійся незадолго до прибытія нашего въ Урта-курганъ, немилосердно мочилъ этихъ нарядныхъ всадииковъ.
