Это самый ранній годъ изо всѣхъ, какіе встрѣчаются на шахи-зинданскихъ надписяхъ, и я полагаю, что въ данномъ мавзолеѣ, вѣроятно, была первая царственная усыпальница при гробѣ Кусама, воздвигнутая одновременно съ мечетью и часовней надъ самымъ гробомъ святого. Вообще, по всему видно, что Хазряти Шахи-Зинда, постоянно сохраняя назначеніе усыпальницы Тимуридовъ и близкихъ къ нимъ людей, создавалась постепенно, въ теченіе по крайней мѣрѣ 76 лѣтъ, пока не завершилась въ 838 (1434) году стоящимъ у подошвы холма зданіемъ бывшей медрессе.

Послѣ осмотра всѣхъ мавзолеевъ, мои путеводители пригласили меня въ мечеть «Рауза», къ могилѣ Кусама. Я упомянулъ уже, что сюда ведетъ изъ-подъ ротонды входъ съ правой стороны. Этотъ входъ закрытъ двустворчатыми, средней высоты дверями изъ цѣльнаго орѣха, которыя представляютъ собою одинъ изъ драгоцѣннѣйшихъ въ художественномъ отношеніи и древнѣйшихъ въ Самаркандѣ памятниковъ искусной рѣзьбы по дереву. Рисунки рельефныхъ узоровъ и надписей на этихъ дверяхъ такъ оригинальны и такъ изящны, что даютъ высокое понятіе о вкусѣ древнихъ самаркандскихъ мастеровъ и заслуживаютъ самаго внимательнаго изученія, Хотя они уже срисованы В. В. Верещагинымъ на его извѣстной картинѣ «Предъ дверями мечети», тѣмъ не менѣе и на будущее время для художника и рѣзчика тутъ есть надъ чѣмъ поработать и чѣмъ заимствоваться. Бордюры этихъ дверей украшепы инкрустаціями изъ слоновой кости, а верхнія филенки — древними бронзовыми скобами, висящими въ видѣ сережекъ, тоже весьма красиваго рисунка.

Изъ ротонды (Чааръ-тагъ) къ часовнѣ Кусама ведетъ полутемный корридоръ, въ которому съ правой стороны примыкаетъ мечеть, куда подымаются по двумъ или тремъ ступенямъ, чрезъ широкую входную арку. Въ мечети настѣнныя панели, ниша мехраба[36] и стѣна вокругъ его облицованы узорчатыми изразцами и испещрены мозаикой арабскихъ надписей, заключающихъ въ себѣ молитвы и тексты Корана. Это произведеніе старыхъ исфаганскихъ мастеровъ, замѣчательное не только по красотѣ рисунка, но и по чистотѣ колеровъ эмали.

Пройдя корридоръ, входишь въ аванъ-залу часовни, просто высокую сводчатую комнату, оштукатуренную алебастромъ, безъ всякихъ украшеній, изъ которой особая входная арка ведетъ также и въ мечеть, а въ правой стѣнѣ продѣланы двѣ низенькія одностворчатыя двери: правая отворяется для желающихъ спуститься въ чиля-хане — покаянное подземелье, а лѣвая всегда открыта для желаюіцихъ подняться на одну или двѣ ступени въ часовню Кусама.

Часовня эта представляетъ собою небольшую квадратную залу, куда слабый свѣтъ проникаетъ сверху сквозь небольшія рѣшетчатыя окошки и тѣмъ придаетъ ей нѣсколько таинственный, мистическій характеръ. Потолокъ образуетъ куполъ, который русскіе, по занятіи Самарканда, нашли въ полуобвалившемся видѣ и вскорѣ затѣмъ реставрировали, придерживаясь его первоначальнаго характера. Основаніе купола покоится на четырехъ настѣнныхъ наугольникахъ, имѣющихъ форму полукруглыхъ полунишъ, какъ бы нависающихъ сверху внизъ кристаллическими призмами и сталактитами своихъ лѣпныхъ украшеній. Подъ куполомъ вокругъ цоколя идетъ рельефно узорчатый поясъ эмальированыхъ сульсскихъ надписей, а внизу стѣны облицованы мозаичными панелями исфаганскаго стиля. Но со всѣмъ этимъ, дѣйствительно изящнымъ произведеніемъ строительнаго искусства, вовсе уже не вяжутся намалѣванныя на стѣнахъ розетки, цвѣты и букеты въ вазонахъ — грубое сартовское произведеніе позднѣйшаго времени. Русскіе убѣждали было мѣстныхъ муллъ соскоблить всю эту дрянь и возстановить стѣны въ ихъ первоначальной алебастровой облицовкѣ, но ничего съ ними не подѣлаешь: находятъ, что такъ красивѣе. Полъ также весьма неказисто устланъ простыми цѣновками и ситцевыми ватными одѣялами, но это по крайней мѣрѣ оправдывается хотя тѣмъ, что такъ удобвѣе для молящихся сидѣть на колѣняхъ. Вообще все, что внесено сюда мусульманствомъ новѣйшаго времени, до казанскихъ ксилографій съ изображеніемъ Каабы включительно, слишкомъ рѣзко дисгармонируетъ съ изяществомъ стиля древняго мусульманства, воочію свидѣтельствуя объ упадкѣ эстетическаго вкуса у новѣйшихъ поклонниковъ пророка.

Войдя въ часовню, вы видите предъ собой въ противоположной стѣнѣ три двери. Изъ нихъ средняя, нѣсколько выше и шире боковыхъ, никогда не открывается, но сквозь нее можно видѣть самый гробъ святого: она вся прорѣзная и представляетъ образецъ превосходной ажурной работы изъ стараго орѣха. Сочетанія ея геометрически правильныхъ угловъ и ломаныхъ линій образуютъ весьма затѣйливый, но красивый и стройный рисунокъ. Это тоже произведеніе временъ Тимура, исполненное по художественнымъ образцамъ первой средне-азіятской эпохи ислама.

Лѣвая дверка, около которой виситъ на высокомъ толстомъ древкѣ зеленое знамя святого съ конскимъ хвостомъ, ведетъ въ маленькую каморку, чрезъ которую правовѣрные проникаютъ, по обычаю, не иначе, какъ на колѣняхъ въ среднюю камору — Ханака, къ самому гробу Кусана. Дверка увѣшена разноцвѣтными лоскутками и тряпицами, которые обыкновенно оставляются на ея оковкѣ благочестивыми поклонниками, въ память полученнаго ими при гробѣ святого чудодѣйственнаго исцѣленія отъ какихъ либо — преимущественно глазныхъ — болѣзней. Эта дверка открывается только изрѣдка и то лишь для мѣстныхъ муллъ, да для особливо почетныхъ, либо особливо щедрыхъ мусульманъ-поклонниковъ и жертвователей; простые же смертные взираютъ на гробъ только чрезъ дверную рѣшетку.

Подведя къ лѣвой дверкѣ новаго посѣтителя, хальфа или мутевали непремѣнно остановятъ его вниманіе на большомъ и весьма оригинальномъ замкѣ, привинченномъ къ ея верхней части. Желѣзная плоская скоба этого замка вырѣзана въ формѣ рыбы, чешуя которой разрисована золотомъ. У хвоста этой рыбы помѣщена другая, такая же рыбина, только маленькая и съ хвостомъ, загнутымъ нѣсколько кверху. Когда я спросилъ хальфу, почему придана замку такая странная форма, и выразилъ догадку, что, вѣроятно, съ нею соединено какое нибудь особое значеніе, то хальфа съ глубокомысленнымъ видомъ отвѣчалъ мнѣ на это:

— Такъ, тюря не ошибся. Замокъ этотъ запираетъ входъ въ могилу святого. Всемудрый Аллахъ лишилъ рыбу голоса и поселилъ ее въ глубинахъ водъ, гдѣ ея жизнь составляетъ. непроницаемую тайну для живущихъ надъ водами, на сушѣ. Поэтому рыба есть символъ молчанія и тайны. Молчаніе и тайна запечатлѣваютъ покой усопшихъ, и вотъ почему явился этотъ символъ на двери гроба святого, тѣмъ болѣе, чго святой нашъ хотя и умеръ, по видимости, но онъ живъ. Онъ живъ на землѣ, и въ этомъ сугубая тайна.

Я, что называется, положилъ въ ротъ палецъ изумленія. — Какъ, молъ, такъ? Умеръ и живъ въ одно и то же время?

— Такъ, тюря, умеръ, но живъ. Потому-то и мѣсто ему посвященное называется Шахи-Зинда (живой царь). Развѣ тюря сомнѣвается во всемогуществѣ Аллаха? Развѣ Аллаху чудеса невозможны?.. Кусамъ живъ и скрывается до времени отъ людскихъ взоровъ здѣсь, по близости, въ подземельяхъ Афросіаба, быть можетъ даже гдѣ нибудь подъ этимъ самымъ священнымъ мѣстомъ. Придетъ часъ воли Божіей — и онъ проявится воочію всѣхъ: но по грѣхамъ нашимъ часъ этотъ, вѣроятно, не близокъ.

И затѣмъ хальфа пояснилъ мнѣ, что Кусамъ, сынъ Аббаса, двоюроднаго брата Пророка, да будетъ во вѣки благословенно его священное имя! — пришелъ съ правовѣрнымъ войскомъ водворять истинную вѣру въ Сугудъ, гдѣ тогда обитали гебры, нечестивые огнепоклонники, и войско его, претерпѣвая много всякихъ лишеній, возроптало, наконецъ, на Аллаха, и Аллахъ, въ наказаніе за это, допустилъ нечестивыхъ гебровъ разбить армію правовѣрныхъ, вслѣдствіе чего Кусамъ, покинутый своими воинами, долженъ былъ спасаться бѣгствомъ, и бѣжалъ онъ именно въ эти мѣста, на Афросіабъ. Достигнувъ же холма, на которомъ нынѣ красуется Хазряти-Шахи-Зинда, лошадь святого отъ изнеможенія пала. Тогда Кусамъ бросилъ отъ горя свою нагайку на землю, и изъ ея черенка вскорѣ выросло дерево «камчинъ», которое и по сей день благополучно растетъ во дворѣ около мечети, а самъ сокрылся въ пещеру, которую тюря сейчасъ тоже увидитъ, и въ этой пещерѣ скрывался долгое время отъ гебровъ, пока Аллахъ, чрезъ своего святого ангела, не указалъ ему другое, еще болеѣ удобное и укрытое подземелье, гдѣ онъ и теперь проживаетъ въ постѣ и молитвѣ.^{3}